Александр Силаев - Критика нечистого разума

• Название: Критика нечистого разума
• Автор: Александр Силаев
• Жанр: Публицистика

Силаев Александр Юрьевич родился в 1978 году в Красноярске, где и живет. Прожил 12 лет журналистом, 5 лет — преподавателем философии, 2 года — преподавателем журналистики, 18 лет — учащимся, какое-то время — писателем. Лауреат премий — «за лучший журналистский дебют 1996 года» от Союза журналистов, литературной премии им. Виктора Астафьева, литературной премии «Дебют». Автор двух книг прозы, изданных в Москве.

---

Боже упаси говорить «да» или «нет».

А говорить надо вопросами, и как минимум тремя. То есть понятно, что означает в исходной посылке, в установочном, так сказать, мини-докладе, словосочетание «вашу мать». Это, так сказать, пищевая добавка — усилитель вкуса. Непонятно, однако:

А). что такое быдло?

Б). что значит здесь?

В). что значит преобладать?

Наверное, что-нибудь еще непонятно тоже. Но вот эти три пункта как минимум. Они неконвенциональны до неприличия. Поэтому сначала, конечно, надобно тереть за понятия. Ну а потом уже…

Большинство разговоров вообще бессмысленны. Именно из-за косяка в конвенциональном тезаурусе.

Люди обычно отказываются это признать. С этого начать. Видимо, нравится карябать ближнего языком своим шершавым. До изнеможения, суки. Если таких встречается несколько, минимум двое — все, называется, понеслась душа на хрен.

Не люблю 99 % процентов «споров», именно потому что это не споры, а так. Взаимная вербальная мастурбация. Лучше бы реальной мастурбацией занялись. С ней, по крайней мере, кончают.

Группа риска

Как правило, что-то выиграть можно, лишь рискуя. Можно не рисковать — и при том надеется выиграть? Ну там, бывают же чудеса. Иногда бывают. Но именно это — самая рискованная жизненная стратегия. В каком-то смысле больше всех рискуют в обращении со своей жизнью осторожные. Ибо их спасет только чудо. Ставка же на чудо свойственна как раз группам риска.

На соплях

Видеть мир как черт знает какой хаос. Поверх него — очень тонкая пленка конвенций. Непонятно, на чем держится. На трансцендентальном. А подчас кажется — на соплях.

Это, конечно, шибко творческий взгляд на вещи, дающий некие бонусы как художнику, но… это примерно так, идти по улицам в следующем настроении:

— а почему бы вон тем пяти дюжим отрокам не сказать мне «ебаная овца», опосля чего запинать меня на хрен?

— а почему бы вот тому мужику не вырвать мне кадык молча?

— а почему бы мне — не ебнуть вон тому кирпичом в лицо?

— а почему бы вон той девушке — не заняться на лавке сексом?

— а почему бы вон той бабушке — не встать на четвереньки и не загавкать?

— а дедушке — поссать под елкой?

— а мне — поссать рядом на брудершафт?

— а что мешает вон тому мальчику в шортах — дать хуй в рот другому мальчику?

Вечные вопросы, и нет мне ответа (смайл сквозь слезы и чего похуже).

В определенной оптике взгляда все это кажется более чем простым и естественным. В чем и фишка. Ходить и видеть так, когда это накатывает. И накатывает.

Я очень понимаю таких авторов, как Франц Кафка, Даниил Хармс, Владимир Сорокин. Оговорюсь, мне кажется — понимаю.

Цивилизация, повторюсь, держится на трансцендентном, трансцендентальном. Когда освобожденным народам вдруг кажется, что может держаться на чем-то другом — сдержки обращаются в сопли. И ничто не мешает сказать «овца», ебнуть кирпичом, сунуть, вынуть, гавкнуть, пукнуть, посрать на лестничной клетке. Ничто.

«Природа — церковь Сатаны»

…так, кажется, было в «Антихристе» Ларса фон Триера.

Вообще, мировоззрения можно группировать по-разному. И едва ли не самая простая линейка — от краснейшего оптимизма до чернейшего пессимизма. Почему оптимизм краснейший — не знаю. Пусть будет. В рифму.

На одном конце: «мир — это пикник, карнавал и праздник, который всегда с тобой». На другом: «мир — это тюрьма, где души мотают срок у самой параши», или, лаконично, «мир — это война». С промежуточными вариантами: «мир — это фабрика», «мир — базар», «мир — школа» и прочее.

Что интересно? Оптимисты отнюдь не выстраивают такой уж гуманный порядок вещей, как вроде бы должны. Начиная от южно-семитских культов матриархального генеза (а это очень оптимистичный тип воззрения, принимающий материю как она есть, вне нужды оправдания трансцендентным), где в жертву богу массово сжигали детей в печах, и слава лучшему богу, что Карфаген таки был разрушен. Заканчивая коммунизмом-материализмом 20 века. Тоже ведь — верх оптимизма. Материя прекрасна, законы ее имманентны и достаточны, и давайте молиться на эту имманентность, поклонимся нашей Великой Матери, и подкинем ей в печку. Никакого «лучшего мира» не надо, ибо этот мир и так лучший.

Вообще, материализм как вид субстанционализма — скорее оптимистичен, идеализм — пессимистичен. Если в мире первична Субстанция, то мир это ее проявление, пульсация, развитие, и таким развитием мир хорош. Если в мире первичны Идеи, Эйдосы, Формы — то мир как бы худая копия, все вещи в нем заведомо несовершенны, действительность всегда хуже реальности, ну ничего, потерпим.

Что ж, «онтологические пессимисты» суровы в обращении с людьми, животными и предметами в силу хотя бы простого соображения — а чего так уж сильно жалеть в аду? Нечего.

Однако они кажутся еще сравнительно человечными на фоне того, кем могут быть «онтологические оптимисты».

Красная кнопка мясных машин

Как там было у Сорокина во «Льду», что люди — мясные машины? У Гурджиева про машин подробнее. Кажется, самый простейший способ перестать таковой быть: понять, что ты она и есть. Смириться. Проникнуться. Упс! Испорченная машина обращается рефлексивной метамашиной. Не факт, что сразу стал человеком, но все-таки…

Именно надломленность человека как животного обусловливает, так или иначе, необходимость быть человеком. У человека нет ресурсов, чтобы быть здоровым животным. Только больным животным и сдохнуть. Слишком много дефектов тела. Наконец, еще один дефект — отсутствие прописанный генетической программы «на все случаи жизни» (как у растения или, например, кошки). Еще один дефект оборачивается шансом. Решается дилемма обратной зависимости сложности врожденных программ и устойчивости вида (в случае колебаний среды слоны гибнут, бактерии остаются). Свобода от врожденной программы генов — свобода к разуму: универсальной способности создавать программы.

Но это я так. Отвлекся.

Терапия вместо литературы

Правы добрые люди, полагающие, что плохо пишущим, а грубее скажем, пишущим хрень, графоманам от бога, точнее, от черта лысого — нужен отнюдь не консультант в области стиля, и не наставник в плане содержания. Психолог им нужен, для начала.

Ибо в чем там, пафосно выражаясь, вывих души? Отнюдь не в том, что люди-де плохо пишут. В конце концов, это нормально. Все не дается всем. Еще больший процент людей не умеет управлять, к примеру, самолетом, и ничего. Фишка в отсутствие более универсального навыка. Человек смотрит на худо сделанное, и оно кажется ему хорошим. Вельми хорошим. Ну иначе он бы не лез со своим продуктам к сильным мира сего, а также к слабым мира сего, и средним мира сего. Переживал бы себе в тряпочку. Но он лезет.

То есть базовый провал не в навыке, что дело частное (все не должны быть писателями, как, скажем, не должны быть экономистами или там программистами), а в рецепции, что в норме присуща любому… ну не совсем любому, добавим — любому культурному. При этом он, разумеется, считает себя «культурой». Собственно, вот эта дельта — и есть порок, грех в изначальном разумении греха как ошибки. Задохлик, считающий себя мастером единоборств. Не так уж много, на счастье, таких задохликов, и добавим, что это страшный риск — вот такое полагание. В области культуры рисково не так, но патология та же. Ну и главный вопрос: как он дошел до жизни такой?

И задавать его, конечно, должен не учитель изящной словесности, и не ведущий мастер-класса по стилю, а психолог. Клиент сначала его, потом остальных.

Культуралы и цивилы

Порода «цивилизованных», отличная от породы «культурных». Масса технических средств, фишечек, примочек. «Знаем все ходы-выходы», «все схвачено», «в курсе новинок». Авто, айфоны, айподы, прочая изощренность в богопротивности. При этом совершенное занудство в плане страстей, целей. Оценки из букваря. Но в приложении к ним набор технических средств на 150 отмычек от этого мира.

«Культурные» — там другое. Может быть, полные идиоты в способах реализации довольно простых вещей. Но там — как бы это описать? Есть постоянная рекурсия к основаниям того, что делается, некая прозрачность себя — выложенная в разговор. На хрен говорить про отмычки, давайте сразу про сейф. Ну есть машина, а куда на ней ехать? Телефон, а кому звонить? Интернет, и что интернетить?

Но я сейчас передергиваю. Мне, конечно, симпатичнее свое сословие, чем чужое. И выходит апологетика.

А лучше не тот, кто свой, а тот, кто лучше. Даже еще грубее: кто сильнее, тот и лучше. Играющий от «цивилизации» может быть сильнее играющего от «культуры», а может быть и наоборот. Ну это как спрашивать, кто сильнее: боксер, самбист, каратист. Более зависит от степени погруженности, нежели от того, во что именно.