Александр Силаев - Подлое сердце родины

• Название: Подлое сердце родины
• Автор: Александр Силаев
• Жанр: Современная проза

В произведениях Александра Силаева от смешного до ужасного — один шаг, в них переплетены ирония и гротеск. Герои ирреальны, неожиданны и этим интересны, их цель — преобразить мир. Каким образом?.. У автора на это свой оригинальный, ни на что не похожий взгляд.

---

Александр Силаев «Подлое сердце родины»

ThankYou.ru: Александр Силаев «Подлое сердце родины»

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Благодарю», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Вкус свободы

Пыльневский район — это сердце нашей Сибири, разбитое не одним инфарктом. Это десяток деревень, от которых открестилась любая власть, пара-тройка дурковатых медведей, и кусок тайги. Самая большая деревня — Пыльнево. За особые заслуги она носит звание районного центра.

Советская власть пала в Пыльнево в 1991 году, когда утром на крыльцо райсовета пришли взъерошенные мужики с тяпками. Председателя колхоза Василия Штольца вытянули за шиворот, и Матвей, поигрывая тяпкой, сказал: «Че, сволота, кончилась ваше время?». Председатель быстро кивнул, сел в свой грязно-серый «уазик» и с ветерком гнал до ближайшего города.

В колхозных сараях мужики нашли жидкость для промывания системной аппаратуры. Чего-то квантового, с приставкой, кажется, «мета». Далее уточнялось — для сгоревшего излучателя. Ближайший излучатель был в Москве, да и то лишь на странице учебника, но жидкости, загадочно припасенной Штольцем, дремал целый бочонок. На пузатом бочонке висел листок с косой надписью: «норма — на черный день». Матвей усмехнулся. Сели. Разлили. Жидкость имела незнакомый запах и терпкий вкус. «Это вкус свободы», — сказал Матвей, и молчание было знаком согласия.

Колхозный строй сгинул, как будто его никогда и не было. Однако фермерство в Пыльневском районе не прижилось. Район помнит только одного фермера — им стал заезжий учитель истории, на старости лет потянувшийся, как он выражался, к земле.

Коровье дерьмо и прочие истоки его не смутили. Все было бы хорошо, но, на его беду, хозяйство начало процветать. Когда его телята мычали, деревенские бабы плакали. Когда он давал им в долг, бабы морщились. Когда он поставил себе новый дом из бруса, Пыльневский район глубоко задумался.

Через полгода местные мужики утопили его в проруби. «Че, сволота, думаешь, ваше время пришло?» — сказал Матвей, поигрывая варежкой, когда тело историка булькнуло навсегда. «Я знаю: он, сука, в депутаты метил», — сказал Петр. «Откуда знаешь?» — спросил Матвей. «А что ему делать? — сказал Петр. — Думаешь, он всерьез картошку сажал? Это же для отвода глаз. А приехал он, сука, чтобы карьеру сделать…» — «Во бля, — пожалел Матвей. — А мы-то думали, он с нами по-честному».

Помимо прочего, Пыльневский район славился неземными чудесами и алкашней. Жидкость для промывки — неплохо по сравнению с тем, чем обычно запивали в Пыльнево свою долю. Дошло до смешного: пыльневские дети рождались уже похмельными, и первым криком просили не столько ласки и молока, сколько пива и разговора за жизнь.

…феномены стояли крутые. НЛО летали смелее, чем редкие вертолеты. Инопланетники шастали по району, забыв всякий стыд, и встречались чаще волков и лисиц. Особенно досаждали местным синие обезьянки, по их словам, зашедшие из созвездия Близнецов. Впрочем, обезьянки были не злые: девок тащили на сеновал, мужикам отламывали кусочек водки (пришельцы бухали алкоголь в твердом виде), детям насыпали космических карамелек. Кроме того, синие обезьянки, по словам очевидцев, знали множество анекдотов. С ними было о чем выпить, точнее сказать, с ними было о чем погрызть.

Повелось считать мужиком лишь того, кто грыз водку с синими обезьянами. Обычай был строг: кроме обезьян, кандидат должен был переспать с Марией и намять бок дикому зверю…

Однажды синие гуманоиды повстречали Матвея. Тот, как обычно, шел по диагонали. «Здорово, — сказал он, — сволота нерусская…». Те уже знали, что на местном наречии сволота не означает ничего обидного.

«Водки хочешь?» — спросил его самый синий, видимо, их вожак. «Я с разными жидами не пью», — подумав, сказал Матвей. Вожак оторопел. «Сам ты жид», — сказала Матвею синяя обезьяна. Тот задумался, и топор печально выронился из рук. «Значит, я жид», — медленно повторил он.

На глазах Матвея блеснули слезы. «Не-а, — сказал он, — ошиблись. Куда мне. Я, мужики, рылом не вышел». И зарыдал. Вожак смутился, быстро сунул в лапу Матвея ломоть водки, и еще быстрее исчез. Буквально — растаял в воздухе.

«Спаивают, суки, русских людей», — рыдал Матвей, кроша зубами импортное бухло.

Гвельфы и гибеллины

А еще в Пыльневском районе жили драконы, но исконне наши — местные кликали их Горынушками. По слухам, они питались девственными русалками, запивая это дело мутной водой… Водяных выжигали напрочь — те похабили корм. Впрочем, это легенды. Если им верить, главной политической силой в Пыльнево была нечисть, уцелевшая с правления кагана Мефрилы Гороха (запомните это имя — Мефрила Горох был не только ярым геополитиком и союзником хана Чингиза; он первым в Сибири научился вызывать Дьявола с помощью наркоты, что определило судьбы миллионов людей, и судьбу этого рассказа — тоже).

В Пыльнево клубилась вековая пыль. Ничто не менялась. Синие обезьяны все больше походили на синих человечков — внедрение шло по плану. Одна беда — лучшие агенты сгрызались до потери копыт и цирроза передней печени. Простые пыльневцы, подражая прадедам, кормились огородами и коктейлем «божья роса», более зажиточные держали дома свинью. За это местная голытьба презрительно называла их свиноводами… Нежить лютовала, но странное дело — видеть ее, как и пришельцев из созвездия Близнецов, выпадало только местным сельчанам.

О феномене «пыльневского квадрата» писал некий журнал российской молодежи, газета «Известия» и «Вестник экстрасенсорики» (в толстом номере за сентябрь 1994 года). Областная пресса в конце 80-х писала о пыльневском феномене чаще, чем о наркоманах и проституции. Телекомпании до сих пор регулярно засылали ребят на таежные репортажи. Однажды была научная экспедиция. Были сотни туристов. Были даже парни из ЦРУ, замаскированные под гуманитарную помощь.

И ничего.

Ни драконов, ни русалок, ни НЛО. Не было даже снимков, не говоря уже о живых экземплярах. Только показания очевидцев. Как говорится, слова, слова, слова…

Лапун — областная шишка, крупный капиталист — выступил по ТВ, обещая доллары за драконий хвост. Но даже местное мужичье, не раз побеждавшее Горынушек в схватках, было бессильно. Однажды Петр с Кирюшей все-таки отрубили хвост, погрузили его в тележку и покатили. Через три дня вернулись в родное Пыльнево с разбитыми рожами и почему-то в одних трусах. Где хвост и что с ними приключилось, рассказать не могли, только мычали, да кивали на небо. Вдруг Кирюша захрипел на плохом английском… «Май нэйм Джошуа, — хрипел он. — Пиплы, андэстэд?» Как матерится-то, шептали соседи, это надо же… «Же не компран па», — вздохнул Петр… «Ну ты сволота», — с уважением произнес Матвей.

Батя Иван молчал, оглаживая космы и усмехаясь.

«Ментальная конвергенция, — шептал он. — Изменение структуры сознания… Экстраполяция… Восьмой контур…». От его кирзовых сапог воняло спиртом, жижей и самкой Змея Горыныча. Как обычно, он стоял в стороне. Как обычно, его боялись — уже полвека батя Иван слыл первым ведуном на деревне.

А к утру все забылось: Кирюша с Петром словно проглотили свои иностранные языки. О пропавшем хвосте в их присутствии больше не говорили — вдруг снова начнут…

Только изредка носились над тайгой пьяные вопли. «Факен шит!» — орал Петр. «Же ву зэм!» — орал на него Кирилл. Местные затыкали уши. Непонятные слова били страшнее полена. Никто не знал смысла басурманских проклятий, поэтому выигравшим перебранку признавали того, кто громче орал.

Так и жили. И добрые ведуны веками бились со злыми, словно какие-нибудь гвельфы и гибеллины — столь же долго, и столь же далеко от дел современного горожанина, в меру умного, в меру начитанного, в меру живущего своей жизнью…

Дело молодое

Георгий Лишков был горожанином, в меру умным, в меру начитанным, в меру проживающим свою жизнь. Не больше, но все-таки и не меньше.

Он был тогда молод — двадцать два года. Он носил тертые джинсы, волосы до плеч и мировую тоску в глазах. Он учился на пятом курсе, и ему было жаль потерянного времени, и жаль того времени, что он потеряет в будущем. Нельзя прожить, не потеряв времени. Но это, как говорил отец, селява.

Дипломная работа лениво писалась на кафедре психологии. Точнее, даже не писалась — планировалась…

— А вы уверены, что это надо? — спросил Краснов.

За окнами темно, и продолжает темнеть. Народ с кафедры уже разошелся. Только и остался на кафедре доцент Краснов, ну и правильно, не надо никого больше… Большой, широколицый, упитанный — вот такой был доцент Краснов.