Марна Келлог - Бриллиант

• Название: Бриллиант
• Автор: Марна Келлог
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-027556-0, 5-9660-0930-9

Очаровательная мошенница…

Неотразимый аферист…

Умный полицейский, который многое знает…

А все вместе — потрясающий иронический детектив от блистательной Марны Келлог!

Итак, изысканная леди делает деньги на подделке драгоценностей, которые невозможно подделать…

Обаятельный плейбой зарабатывает миллионы, очищая банковские счета женщин, которых невозможно обольстить…

Ну а следователь-ас, похоже, знает о них обоих такое, что невозможно знать, — и готов этим воспользоваться!

---

Я и не предполагала, что все кончится так быстро.

А потом не было ничего, кроме гулкой тишины.

Не знаю, сколько времени я отупело держала молчаливую трубку, пока не услышала пронзительный голос Сильвии, катившийся по ступенькам вниз, такой визгливый, что проникал даже сквозь закрытые двери библиотеки.

— Бенджамин! Бенджамин! Что ты там делаешь? Я только заснула, и нужно же было меня разбудить! Бенджамин! Да отвечай же!

До меня донесся негромкий рокот тяжелых раздвигавшихся дверей.

— Бенджамин, ты хоть понимаешь, который сейчас час? О Господи…

Мое дыхание стало прерывистым, почти боязливым.

Я повесила трубку.

Все кончено.

Я свободна.

Глава 2

Полагаю, я пребывала в шоке, но чувствовала себя на удивление спокойной. И счастливой. Нет, это было не счастье. Скорее облегчение.

Я снова прислонилась к изголовью, закурила вторую сигарету, съела еще одну вафельку и огляделась, понимая, что впервые в жизни стала сама себе хозяйкой. Легкость была изумительной. Я словно плыла по воздуху. Я, одна я, и только я.

Когда слияние наконец завершилось и Оуэн Брейс взял в руки бразды правления, уже меньше чем через семьдесят два часа стало совершенно ясно, насколько неосуществимым было соглашение между ним и Бенджамином. Эти двое едва могли выносить друг друга, и хотя разница в возрасте между ними была не так уж велика, но там, где шла речь о проницательности и энергии, Оуэн в свои пятьдесят четыре просто расцветал, тогда как Бенджамин в шестьдесят пять уже почти увял. Можно сказать, они были диаметрально противоположны во всем.

Оуэн Брейс — человек, сам себя сделавший, американский ирландец, один из наиболее успешных в истории бизнеса завоевателей и мастеров по захвату чужих компаний, обычно работал на чистом адреналине и с неправдоподобной скоростью, а также славился своими наступательными методами. Энергия и мощь, излучаемые им, были настолько ощутимы, что он, казалось, вбирал в себя весь окружавший его кислород. Невзирая на завистливые обвинения Бенджамина в отсутствии вкуса и вульгарности, вполне, впрочем, справедливые, он был стремителен, эффектен и жизнерадостен.

И опасен.

Будь он спортсменом, думаю, преуспел бы в фехтовании, но, насколько мне известно, его единственным и любимым видом спорта был бизнес. Ах да, еще секс. Если он не висел на телефоне и не проводил собрание, значит, лежал в постели с очередной киской.

Благородный сэр Бенджамин Баллантайн, в противоположность ему чистокровный англичанин, был вежлив, аристократичен, словом, джентльмен до мозга костей: издержки архаичного викторианского воспитания его матушки. Его сдержанные дружеские манеры, завлекавшие клиентов в «Баллантайн и К°», самоуничижительное чувство юмора и несомненный талант аукциониста не выдержали испытания временем. Все эти качества принадлежали другому, ушедшему миру, и на них скопилась пыль столетий. Он так и не сумел перепрыгнуть через столетия, чтобы понять требования покупателей двадцать первого века. Его упорный отказ расти или приспосабливаться толкал его все глубже в пучину депрессии и тащил за ним и компанию, и ее деморализованный штат.

Единственным, что удерживало Оуэна и Бенджамина от неприличной драки на кулачках, была я, старший исполнительный помощник и секретарь, иначе говоря, заместитель директора, оказавшийся в буквальном смысле слова между молотом и наковальней, то есть между ancien et nouveau regimes[1]. К счастью для всех нас, я по характеру стабильнее большинства людей. И могу многое вынести на своих широких плечах.

Поскольку я служила в фирме не одно десятилетие и стала чем-то вроде воплощения материнской заботы для Бенджамина (хотя и была значительно моложе), вполне понятно, что мои симпатии были на его стороне. Но постепенно мой боевой штандарт поник. Ночь за ночью он не давал мне спать. Я совершенно измучилась. Мое утомление росло в прямой пропорции к его утомительности. Он становился все более раздражающим и назойливым, заставляя меня пожалеть о клятве его покойному отцу — моему любимому богу из машины, сэру Крамнеру Баллантайну, которому я дала слово, что пригляжу за его стареющим никчемным сыном и не позволю последнему пуститься в плавание по бушующему морю. Более того, я поклялась не позволить ему разорить «Баллантайн и К°», что, несмотря на все мои усилия, все же случилось. Меня тошнило от всего происходящего и мучило невыполненное обещание.

Я все еще сердилась на сэра Крамнера, так жестоко покинувшего меня, хотя ко времени кончины ему исполнилось девяносто два года. Я так сильно тосковала по нему, что казалось, потух некий свет, озарявший до сих пор мою жизнь. Его нет вот уже почти три года, но не было ни единого дня, чтобы я не думала о нем и о том, как сильно люблю его до сих пор. Я хотела, чтобы он вернулся ко мне хотя бы на несколько минут, чтобы еще раз поцеловать его сладкие, смеющиеся губы.

Но по мере того, как проходили дни, месяцы и годы, а я вроде бы так и не приблизилась к собственной смерти, стало ясно, что пора становиться на прежний курс. Я устала от одиночества. И не с кем было поговорить.

Скорее бы вернуться на свою маленькую ферму в Провансе, лежать на солнышке, вдыхая запах лаванды, и слушать жужжание пчел. Обедать с друзьями. Провести вторую половину жизни с людьми, любящими все то, что люблю я. Проблема только в том, что с таким прошлым, как мое, это не слишком просто.

Глава 3

Моя жизнь началась в день моего восемнадцатилетия, когда сэр Крамнер Баллантайн, в то время неотразимый джентльмен шестидесяти одного года, приказал водителю остановить машину и предложил подвезти меня, заметьте, в самую бурю, когда я, промокшая до костей, спотыкаясь и всхлипывая, брела по Карнаби-стрит в дурацком узеньком палево-розовом мини-платьице и сапожках на высоких каблуках, к которым абсолютно не подходила и которые абсолютно не подходили мне. Как физически, так и эмоционально. Я не была совместным созданием Мэри Квонт-Карнаби-стрит. Я была пухленькой маленькой девчонкой с фермы, скорее Эй-там, Джорджи-малышка, чем Твигги. Оклахома, представляете себе, Оклахома в Европе, двадцатый город, тридцатый день турне-марафона, организованного университетом штата Оклахома, куда я попала, получив стипендию геологического факультета, причем, клянусь, не почерпнула там ничего полезного. Просто ходила на занятия и ждала, сама не зная чего. Наверное, чуда.

Осознание того неприятного факта, что я совершила не только серьезную, но и дорогостоящую ошибку в моде, унесшую остатки свободных денег на весь конец путешествия, зародилось и что-то стронуло в душе, повергнув меня в отчаяние и одиночество и вынудив увидеть неприятную истину. Я шла по незнакомой улице в незнакомом городе чужой страны, в проливной дождь, переживая нравственное очищение, нервный срыв, катарсис. Моя жизнь зашла в тупик. Я зашла в тупик. Я была испорченным товаром. Все, что я рассказывала о себе, было ложью. Я так отчаянно старалась вписаться в атмосферу студенческой жизни, что создала совершенно новую личность, не имеющую ничего общего с настоящей, личность со своей правдоподобной историей, включая любящую семью, которая трагически (и весьма уместно) погибла при пожаре на нашей большой молочной ферме поблизости от Клео-Спрингс.

— Может, вы читали об этом случае? — спрашивала я сестер по женскому землячеству. — Вся наша ферма сгорела дотла. Даже в газетах писали: я единственная, кто спасся. Это был настоящий кошмар.

— О да, — сочувственно отвечали мне, — я действительно что-то припоминаю. Какая жуть!

Это, разумеется, была просто любезность с их стороны. Милые девушки из приличных семей. Не могли они помнить пожара, которого не было. Но им и в голову не приходило, что кто-то, такой сладкий-сладкий, как сахарная пудра на кокосовом пирожном, пухлый-пухлый, как сочная слива, и непритязательный, как участница церковного хора, сумеет сочинить столь мрачную историю. Они не подозревали, что перед ними первоклассная лгунья.

Начать с того, что я не имею никакого отношения к фермам. Я шваль с нефтяных промыслов. Отца вообще не знала, мать жила на дне бутылки виски, в убогом трейлере, таком тесном и провонявшем дешевыми духами, каким может быть только трейлер шлюхи с нефтяных разработок, то есть кого-то вроде полковой проститутки.

Только моя нора, гордо именуемая спальней, была чистой и аккуратной, поскольку я единственная имела туда доступ. На двери был замок, а ключ имелся лишь у меня, хотя, поверьте, воровать особенно было нечего.

Я родила в пятнадцать с половиной лет и отдала ребенка чужим людям, даже не взглянув ему в лицо. До сих пор не знаю, мальчик это или девочка, как не знаю его отца. Помню только, как лежала в постели «Флоренс Криттенден хоум», одном из целой сети благотворительных убежищ по всей стране, куда девушки, «попавшие в беду» (в противоположность «неблагополучным» девушкам, каковой я впоследствии стала), приходили, чтобы родить ребенка и сразу отдать на усыновление. Этот был в Омахе, и я проплакала два дня, чувствуя себя неимоверно, неправдоподобно опустошенной.