Ирина Волчок - Главный приз

• Название: Главный приз
• Автор: Ирина Волчок
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-067598-2, 978-5-271-28308-6, 978-5-226-03017-8

Отдавая на конкурс дизайнеров свои работы. Юлия мечтала выиграть швейную машинку. А главным призом оказалась путевка в морской круиз. Роскошный теплоход, дорогие развлечения, избранное общество. Зачем все это ей, школьной учительнице, думающей только о детях в интернате, от которых она уехала на целый месяц? Ей не интересно в этом круизе, это избранное общество ей не нужно, эти люди ей чужие. Никто из них, таких богатых, успешных и беззаботных, просто не знает, что есть другая жизнь. Да и не хочет знать.

Но один из чужих захотел узнать о ней все, захотел понять ее жизнь и стать частью ее.

---

— Мама… — хрипло сказала Юлька.

— Я здесь! — закричала мать, опять нависая над ней и капая черными слезами на Юлькино лицо. — Юлечка, как же это… Я же говорила!.. Я так и знала!.. Юлечка, очень больно, да?

Юлька не слушала, смотрела на тетю Нину, а та подняла белое, застывшее, осунувшееся лицо и смотрела на Юльку черными пустыми глазами, а потом поднялась и деревянно шагнула к ней, протягивая руки вперед, как слепая, и тогда Юлька вспомнила тот взрыв и тот крик и стала догадываться, что случилось.

— Мама Нина… — Юлька хотела протянуть руки ей навстречу, но ничего не получилось — резкая боль полоснула ее от плеча до бедра, в глазах потемнело, и капли холодного пота противно защекотали лицо. Она осторожно перевела дух, стараясь не шевелиться, и с трудом сказала: — Мама Нина, скажи им, чтобы ушли.

— Тихо, тихо, моя хорошая. — Мама Нина наклонилась к ней, касаясь ее лица маленькими твердыми ладонями. — Поспи, моя маленькая, поспи немножко. Закрой свои глазыньки, а я тебе песенку спою… Спи, моя кровиночка, спи, моя родимая… Ты моя золотенька, серебряны краешки…

Мама Нина тоненьким слабым голосом выпевала какие-то полузнакомые, волшебные, колдовские слова, и слова эти проливались Юльке в душу, и глушили боль, и погружали в покой, и Юлька закрыла глаза, изо всех сил вцепившись слабыми пальцами в твердую маленькую ладонь мамы Нины, и перед тем как забыться, успела прошептать:

— Мама Нина, ты меня не бросишь?

— Нет, моя доченька. — Мама Нина легко гладила ее лоб пальцами, и эти прикосновения были такими же колдовскими, как слова колыбельной. — Я тебя никогда не брошу. Я всегда буду с тобой.

— Я тоже всегда буду с тобой, — сказала Юлька, заплакала и уснула, плача.

Ожог за три недели почти зажил, осталась только широкая и длинная полоса безобразного шрама по левому боку, от плеча до бедра. Когда зажила вывихнутая рука — этого Юлия даже не заметила, потому что вывих ей вправляли, когда она была без сознания, а потом было столько всего остального, что на боль в руке обращать внимание просто в голову не приходило. Больше всего врачи боялись осложнений после сотрясения мозга, но и тут обошлось. И через три недели Юлия вернулась домой. Не в тот дом, где она жила с папой, с матерью, с сестрой Валерией, а в тот дом, где она собиралась жить с мужем Дмитрием Июлем и его мамой. Теперь мужа у нее не было. Теперь она была вдовой. Теперь она будет жить в его доме с мамой Ниной. Всегда. Мама Нина сказала, что никогда не бросит Юлию.

Глава 3

Виктор не понял, почему проснулся. В поездах он всегда замечательно спал. Его успокаивал мерный стук колес, убаюкивало уютное подрагивание полки. В поезде он мог проспать двадцать часов подряд и не просыпался даже от суеты во время стоянок. А тут вдруг проснулся ни свет — ни заря, да еще с таким ощущением, что проснуться было просто необходимо. Который час? Наверное, около пяти. Только-только светать начинает. Нет, зря он проснулся.

Виктор открыл глаза… и сразу закрыл. Конечно, это сон. Наяву ничего подобного не бывает. Честно говоря, ничего подобного он и во сне раньше не видел… Игра воображения. Что-то его воображение очень уж разыгралось. Это результат аскетического образа жизни в последнее время. И еще — результат встречи с этой хмурой девочкой вчера вечером. Такая маленькая, такая красивая, такая самоуверенная, такая хмурая девочка, которая привыкла, что ее всегда слушают. А смеяться не привыкла. Как они там с Катькой общались? Катька — это же взбесившийся пулемет, особенно после ссор со своим благоверным. А эта Юлия говорит очень тихо, очень отчетливо, медленно и как бы даже терпеливо. И прежде чем ответить на любой пустяковый вопрос, пару секунд молчит — наверное, думает, отвечать или не отвечать, а если отвечать, то правду или соврать, а если соврать, то для развлечения или для выгоды, а если для выгоды, то для моральной или материальной, а если для материальной… Спать, спать, спать. Зря он проснулся так рано. Все спят. Алан спит. Катька спит в соседнем купе. И эта Юлия спит в соседнем купе… Хотя нет. Как он мог забыть? Эта Юлия — здесь, в его купе. Катька вчера помирилась с Аланом и отправила братца на прежнее место. Юлия здесь. И ему ничего не снится. Все наяву.

Виктор опять осторожно приоткрыл глаза. Все, поздно. Юлия, двигаясь в полутьме легко и бесшумно, как летучая мышь, уже нырнула в короткий, но совершенно бесформенный светлый халатик, прихватила полотенце и выскользнула за дверь так тихо, что он даже щелчка замка не услышал. Неужели у нее и правда такая фигура, как ему померещилось спросонья? Все-таки, наверное, игра воображения. Не бывает таких фигур. Уж он-то голого тела повидал. Уж его-то голым телом не удивишь… Удивительно, что она так спокойно ведет себя голышом наедине с незнакомым мужиком. Хотя нет, она же не знает, что Катька осталась в купе с мужем. Она думает, что Катька — здесь, спит на его месте. Сейчас она вернется и, может быть, переоденется в эту свою широченную юбку до пят и в эту свою еще более широкую блузку чуть не до колен, и опять ничего не будет понятно, кроме этого ангельского личика с этими мрачными глазами.

Но пока она будет переодеваться, он, может быть, что-нибудь и увидит. Надо закрыть глаза и не шевелиться, и тогда она не заметит, что соседку подменили на соседа.

Виктор прикрыл глаза, сквозь ресницы с нетерпением глядя на дверь, напряженно ожидая, когда войдет Юлия, и в душе язвительно издеваясь над собой. Ну, кто так себя ведет? Пятнадцатилетний придурок так себя ведет. Семидесятилетний развратник так себя ведет. Дебил недоразвитый так себя ведет. Взрослый человек, высокоинтеллектуальный, талантливый, вполне нормальный и к тому же уверенный в себе, так себя не ведет. Сейчас он крепко-крепко закроет глаза и не будет открывать их, когда войдет Юлия. Если он, конечно, взрослый человек, высокоинтеллектуальный и…

Дверь дрогнула, бесшумно отъехала в сторону, и в щель так же бесшумно проскользнула Юлия, неся с собой запах свежести и почему-то — металла. Он крепко-крепко закрыл глаза, точно зная, что сейчас опять их откроет, причем так, чтобы она не заметила. Вот прямо сейчас откроет… Чуть-чуть…

— Вы тоже проснулись? — Ее голос — тихий, отчетливый, очень спокойный, если не сказать равнодушный — раздался, кажется, чуть ли не у самого его лица. — Это я вас разбудила?

Виктор открыл глаза и даже опешил: ее лицо и вправду было совсем близко. Она стояла, низко склонившись над ним, и пристально вглядывалась мрачными черными глазами в его лицо.

— А как вы узнали, что я проснулся?

Виктор поднял руку, чтобы… чтобы что? Он и сам не знал. Наверное, чтобы хотя бы дотронуться до нее. Надо же убедиться, что это не сон. Но она неторопливо выпрямилась, будто не замечая его движения, повесила полотенце, убрала в сумку мыльницу, стала что-то искать — в общем, занялась делом, совершенно не обратив внимания на его вопрос.

— Вы чаю хотите? — так же негромко и отчетливо спросила Юлия, продолжая тихую возню со своим хозяйством.

— Еще бы, — охотно откликнулся Виктор, с сожалением отмечая тот прискорбный факт, что ее халатик еще более мешковатый, чем показался ему вначале. — Только кто нам его даст? Рано еще. Наверняка проводники дрыхнут без задних ног.

— Леночка не спит. Я ее попросила чай сделать. Наверное, заварила уже. Я сейчас принесу.

— Сама принесет. — Виктору вдруг очень не понравилось, что она уйдет — пусть даже на пару минут. Взрослый человек…

— Вы разве вставать не будете? — спросила Юлия с такой интонацией, будто обращалась к непонятливому ребенку. — Я чай сама принесу. Вам пяти минут хватит?

— Мне пяти секунд хватит, — заявил Виктор, рывком садясь на постели и сбрасывая простыню.

Ему очень захотелось, чтобы она увидела, какая у него красивая фигура, какие тренированные мышцы, какой ровный загар… Но Юлия уже вышла, не оглянувшись. И даже в зеркало на двери не заглянув — он специально следил. Не интересно ей, какая у него фигура. Наверное, ей интересно, какая фигура у мужа… Стоп, Витюша, притормози. А то лоб расшибешь. У нее есть муж. Она — чужая жена. Аргумент? Аргумент. Во всяком случае, до сих пор для него это всегда было аргументом.

Но, черт возьми, почему именно эту девочку понесло замуж за какого-то совершенно постороннего человека?! И чем, черт возьми, этот человек лучше его, Виктора? И, черт возьми, в конце концов, она не выглядит безумно счастливой женой своего проклятого мужа! И, черт возьми, что это за муж, который даже не может жену на вокзал проводить, а посылает своего престарелого брата?

Все это Виктор думал, бреясь в туалете перед тусклым зеркалом, раздражаясь все больше и больше. Два раза даже порезался, и это добавило раздражения, к тому же напор воды в кране был слишком сильным, и Виктор обрызгался с ног до головы, а вода оказалась очень холодной… Одним словом, когда Виктор вернулся в купе, он, кажется, был близок к тому, чтобы высказать все, что думает о ее муже.