Кеннет Славенски - Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

• Название: Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
• Автор: Кеннет Славенски
• Издательство: КоЛибри : Азбука-Аттикус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-03795-3

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.

Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.

Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

---

Но и это не выводит Бу-Бу из себя. Даже не повысив голоса, она показывает взбунтовавшемуся сыну цепочку для ключей, которую он сразу начинает выпрашивать. Но Бу-Бу не отдает сыну цепочку и грозится выбросить ее в воду, так же как он выбросил маску. Когда Лайонел говорит, что цепочка утонет, мать передразнивает его: «Ну и пусть». Желанную вещичку мальчик получает, только осознав, что обидел мать.

«По глазам его видно было: он все понял» — это кульминационный момент рассказа. До Лайонела доходит, что он уничтожил вещь, которая дорога матери как память о братьях. Он по-прежнему хочет заполучить цепочку, но теперь ему кажется, что он недостоин такого подарка. Несмотря на это, Бу-Бу вручает вещицу Лайонелу — и тот понимает, что мать любит его невзирая ни на что. Это заставляет его довериться матери так же безгранично, как безгранична ее любовь к нему. В знак покаяния он выбрасывает в озеро цепочку — маленькое на первый взгляд жертвоприношение восстанавливает гармонию в отношениях между сыном и матерью.

Лайонел пускает Бу-Бу на борт, и теперь во взаимной любви они черпают силу, которой им прежде недоставало. Когда Лайонел наконец говорит матери, что он слышал, как Сандра назвала его отца «грязным… жидюгой», любовь дает Бу-Бу силы сдержать гнев. Для нее в этот момент главное не грубая выходка Сандры, а то, как она отразится на Лайонеле. «Это еще не самая большая беда», — утешает Бу-Бу сына.

Лайонел лишь интуитивно догадывается: Сандра сказала что-то нехорошее. Он путает жидюгу с жадюгой. Но Бу-Бу не пытается спрятать сына от проявлений национальных предрассудков, с которыми ему придется сталкиваться всю свою жизнь. Она протягивает ему руку помощи, и вместе им удается подняться над обидой, сила их взаимной любви оказывается сильнее кухаркиной злобы. Мать помогает Лайонелу понять, что он нужен близким и близкие нужны ему. Что зависимость друг от друга придает людям сил, а взаимная любовь — самое надежное на свете убежище от невзгод. Наконец, что он больше не одинок в пугающем мире.

В подтверждение воцарившегося между ними согласия Бу-Бу и Лайонел собрались попросить папу прокатить их на лодке, несколько месяцев до того простоявшей без дела. Заканчивается рассказ тем, что мать с сыном наперегонки бегут к дому, и мальчик прибегает первым.

Рассказ «В лодке» во многом основывается на воспоминаниях автора, чьи школьные и юношеские годы протекали по большей части в окружении выходцев из состоятельных протестантских семей. Как и до Лайонела, до Джерри наверняка доходили толки о его еврейском происхождении. Живое воплощение американского высшего общества Глория Вандербильт, та и вовсе ничтоже сумняшеся называла его «еврейским пареньком из Нью-Йорка».

При всем при том в рассказе Сэлинджер никому не предъявляет претензий и ни с кем не сводит счетов. Вместо этого он подтверждает свою веру в силу человеческих уз, обретенную им на полях сражений во Франции и чуть было не потерянную под воздействием увиденного в концлагерях. Голос этой веры уже слышится в рассказе «Перед самой войной с эскимосами» — здесь же он звучит в полную силу.

Вернувшись из Висконсина домой в Коннектикут, Сэлинджер ставит точку в затянувшемся на три года периоде сомнений, когда ему порой казалось, что в людях не осталось ни толики божественного начала. Теперь он смело заявляет в письме к Элизабет Мюррей: в том, что касается состояния духа, «старая посудина полностью готова к новым плаваниям».

Дома Сэлинджер застал ситуацию, в которой для него уже не было ничего нового. Некоторое время назад «Нью-Йоркер» отклонил рукопись рассказа «Игла на заезженной пластинке», и он без особой радости отдал ее в журнал «Космополитен», где теперь трудился редактором А. Э. Хотчнер. Как утверждает сам Хотчнер, это он убедил редакцию «Космополитен» принять рассказ — в журнале еще слишком живо помнили неудачную публикацию «Опрокинутого леса». Напечатать-то рассказ в «Космополитене» напечатали, но по обычаю глянцевых журналов без разрешения автора поменяли его название на «Грустный мотив». Сэлинджер обратил свой гнев на редакцию в целом и на Хотчнера в отдельности, отныне прервав с ним всякие отношения. Этот неприятный эпизод ознаменовал финальную стадию сотрудничества Сэлинджера с глянцевыми журналами, но, прежде чем оно совсем прекратилось, ему пришлось еще раз претерпеть неподобающее отношение с их стороны.

Рассказ «В лодке» изначально предназначался автором для «Нью-Иоркера». Когда журнал его отверг, Сэлинджер продал рукопись в «Харпере базар». Четырнадцатого января 1949 года он жалуется Гасу Лобрано, что в этом журнале от него требуют сократить текст. Сокращения он в конце концов был вынужден сделать, иначе рассказ «В лодке» вообще не был бы напечатан. Больше никогда Сэлинджер на уступки издателям не шел и не публиковал рассказов ни в одном американском журнале, кроме «Нью-Иоркера».

В начале 1949 года в редакцию «Нью-Иоркера» была представлена рукопись следующего рассказа, который затем появился на страницах журнала. В этом рассказе, озаглавленном «Человек, который смеялся», чувствуется влияние Шервуда Андерсона, и конкретнее — его рассказа «Я хочу знать зачем». Сэлинджер исследует в нем хрупкую природу детской невинности и способность рассказчика как создавать воображаемые миры, так и разрушать их. Эта вещь, в которой Сэлинджер дал небывалую прежде свободу своей писательской фантазии, совершенно очаровала читателей.

В 1949 году Сэлинджер опубликовал всего два рассказа: «Человек, который смеялся» и «В лодке». Тем временем, судя по архивам «Нью-Иоркера», в 1948 году он представил в редакцию рукописи еще трех рассказов, а в 1949-м — семи. Все они были редакцией отвергнуты. Из этих десяти произведений идентифицировать удается только пять. В 1948 году журнал не принял рукописи «Знакомой девчонки» и «Грустного мотива», в 1949-м — рассказа «В лодке» и двух других, которые так никогда и не были опубликованы: они назывались «Парень в шапке для охоты на людей» и «Летнее происшествие»; последний особенно нравился автору.

Судя по всему, «Летнее происшествие» — один из вариантов рассказа «Полный океан шаров для боулинга». В выпущенной им в 1962 году аннотированной библиографии произведений Сэлинджера (первой среди ныне существующих) Дональд Фини сообщает, что «Полный океан шаров для боулинга» был представлен в редакцию «Кольере» «в 1950 или 1951 году». По условиям «договора первого чтения», Сэлинджер сначала должен был показать этот рассказ редакции «Нью-Иоркера» — что он наверняка и сделал, прежде чем послать рукопись и «Кольере». Это вполне могло произойти в 1949 году — том самом, под которым в перечне отвергнутых произведений значится «Летнее происшествие».

Вопрос о том, были это разные варианты одного и того же рассказа или две самостоятельные вещи, представляет преимущественно академический интерес. Любопытнее то, с каким упорством Сэлинджер пытался все-таки напечатать «Полный океан шаров для боулинга». После 1949 года он больше не связывался с глянцевыми журналами, и, если тот или иной его рассказ не подходил «Нью-Йоркеру», автор не предлагал его никому. Но для «Полного океана» он сделал редчайшее исключение.

Причины, по которым «Нью-Йоркер» отказался печатать «Парня в шапке для охоты на людей», тоже весьма любопытны. Гас Лобрано высоко оценил этот рассказ и в то же время был им шокирован. Он вернул рукопись Дороти Олдинг, сопроводив длинным письмом, в котором с сожалением сообщал, что печатать эту вещь он не может, и тут же выражал недоумение по поводу ее сюжета. «Увы, возвращаю вам последний рассказ Джерри Сэлинджера, — начиналось письмо Лобрано. — Мне трудно найти слова, которые бы в полной мере выражали, насколько мы опечалены необходимостью отказаться от него. В рассказе есть изумительные пассажи — блестяще написанные, трогательные и эффектные. Но в целом для нашего журнала он представляется слишком рискованным».

Всякий, кто читал «Над пропастью во ржи», легко заметит, что в названии рассказа фигурирует та самая красная охотничья шапка, какую с вызывающим видом носит Холден Колфилд. Кроме того, как можно заключить из письма Лобрано, в рассказе описывается драка между главным героем, Бобби, и искушенным в любовных делах парнем по фамилии Стрэдлейтер. Сцепились они из-за того, что Бобби был оскорблен в своих чувствах к старинной подруге по имени Джун Галлахер. Как пишет Лобрано, редакции «Нью-Йоркера» образ Бобби показался недостаточно проработанным, а что касается основной темы рассказа, то она, «вероятно, требует большего объема для своего развития».

Помимо всего прочего, Лобрано умудрился углядеть в рассказе гомосексуальный мотив. «Нельзя однозначно сказать, — пишет Лобрано, — что заставило Бобби броситься с кулаками на Стрэдлейтера: обида за Джун Галлахер, чувство собственной физической ущербности (обострившееся рядом с удалым красавцем Стрэдлейтером) либо же его гомосексуальные наклонности». Далее Лобрано высказывает мнение, что рассказу «следовало бы быть гораздо длиннее», и сожаление по поводу того, что Сэлинджер взялся «за слишком противоречивую тему».