Мария Лоди - Шарлотта Морель

• Название: Шарлотта Морель
• Автор: Мария Лоди
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-363-8

Действие романов развертывается во Франции 60-х годов XIX века, в эпоху диктаторского режима Наполеона III. Перед глазами читателя предстают парижские бульвары, кафе, набережные, салоны и пустынные трущобы, и везде люди боятся и надеются на неведомое, неизбежно надвигающееся будущее. Судьбы главных героев причудливо переплетаются с неспокойными историческими событиями.

---

Их глаза встретились. Ворский не мог знать, что Бека задевают именно его молодость и чистота, так жестоко попранные в период его, Бека, становления как личности. Кто из взрослых мужчин может безоглядно радоваться при виде триумфального шествия бунтующей молодости?

— Вы тоже повзрослеете, — тихо сказал Бек. — Бог дает, повзрослеете…

— Я никогда не изменюсь!

Бек помолчал, потом вдруг сказал:

— Вы очень молоды, Ворский, и я вам завидую. Завидую вашей молодости. Получите от нее все. Хватайтесь за нее изо всех сил, пока еще есть время. Живите, любите! Вы слишком красивы, чтобы стать мучеником.

— Ну, оставьте!

— Нам не нужны бессмысленные жертвы. И никому не нужна ваша смерть. А теперь прощайте.

Подошел омнибус, и Бек вскочил на подножку, прежде чем Ворский успел ему ответить.

На следующий день корсиканская газета «Л'Авенир» напечатала ответ Пьера Бонапарта на статью Рошфора. Племянник императора выплеснул множество оскорблений в адрес журналиста. Никогда еще газетная пресса не допускала на свои страницы такие потоки вульгарности и оскорблений. Все это напоминало обыкновенную провокацию.

Вне себя от гнева Рошфор решил вызвать на дуэль Пьера Бонапарта и послать ему своих секундантов — Мильера и Артура Арнольда, которые были его друзьями.

Они условились поехать в Отой, где жил принц, во второй половине дня. Однако в это время возникло неожиданное осложнение. Корреспондент другой газеты, «Ла Реванш», некий Паскаль Гросэт, принял оскорбления Пьера Бонапарта на свой счет и решил потребовать сатисфакции.

Вероятно, за такими действиями Гросэта стояли личные цели. По крайней мере его недоброжелатели утверждали, что он стремился достичь известности любыми средствами, включая дуэль. Несмотря на это он нашел поддержку у некоторых своих друзей, среди которых были Виктор Нуар, некий Ульрих де Фонвиль и Жозеф Дагерран, который знал Гросэта еще по колледжу.

Виктор Нуар согласился поехать в Отой вместе с Фонвилем. Вместе с ними отправился Дагерран, но он ждал своих друзей в кафе, пока те исполняли свою миссию.

Нуар и Фонвиль подошли к старому красивому дому, который во времена Реставрации выглядел гораздо лучше, чем теперь, и позвонил в дверь. Их провели в маленькую захламленную приемную, где было холодно и неуютно.

Фонвиль сел, а Виктор Нуар, волнуясь, стал ходить взад-вперед по комнате.

— Успокойся, Виктор, присядь, — сказал Фонвиль.

— Никогда в жизни у меня не было такого страстного желания кого-нибудь ударить, как Пьера Бонапарта, — сказал Нуар в бешенстве.

— Ты должен взять себя в руки. Это неприятный тип, но он горяч и ни перед чем не остановится.

Нуар подошел к окну и отдернул занавеску. Лучи заходящего солнца освещали вершины деревьев, и маленькие птички в поисках корма прыгали по посыпанной гравием дорожке. В отдалении чья-то девочка играла сама с собой в классики.

— Сколько дней мы уже не видели солнца, — сказал Виктор. Он приложил ладонь к теплому стеклу и подумал, что, когда наступит весна, он обязательно отправится кататься на лодке по реке.

Неожиданно за его спиной распахнулась дверь. Нуар обернулся.

В дверях стоял принц Пьер Бонапарт. Он был среднего роста, довольно плотный, грубые черты его лица не говорили о благородном происхождении, а сильно выдающийся нос свидетельствовал о принадлежности к роду Бонапартов. Густая борода скрывала рот. На лице было фальшивое выражение доброжелательности, однако за ним внимательный наблюдатель мог прочитать жажду удовольствий и неуемное тщеславие. Нуару он напоминал какого-то дикаря, затянутого в слишком тесный для него дорогой костюм.

Фонвиль и Нуар спокойно стояли, пока Бонапарт рассматривал их.

— Вас послал Рошфор? — резко спросил принц хриплым голосом, который трудно было бы забыть из-за странного тембра.

— Нет, мы пришли от имени месье Паскаля Гросэта, — сказал Ульрих де Фонвиль.

На лице Пьера Бонапарта отразилось удивление. Он прочитал письмо, которое ему протянул Фонвиль. Нуар молча наблюдал. Оба ожидали реакции принца.

Принц прочитал письмо, отложил его в сторону и подошел к ним, держа одну руку в кармане.

— Я нелестно отозвался о месье Рошфоре, — сказал он, — потому что он представляет собой рупор толпы. Я не ссорился с месье Гросэтом. Но вы выступаете от лица этих мерзавцев?

Это было неприкрытым оскорблением. Виктору Нуару с самого начала стоило большого труда сдерживать себя. Теперь, при слове мерзавцы, он угрожающе сделал шаг вперед.

— Мы выступаем от имени наших друзей, — ответил он принцу холодно.

Бегающие глазки принца Пьера Бонапарта смотрели мимо него, и инстинкт Нуара подсказал ему, что надо быть настороже. Но было уже поздно. Неожиданно Пьер Бонапарт сделал шаг вперед и рукой наотмашь ударил Виктора Нуара по лицу. Затем, также неожиданно, он вытащил правую руку из кармана. В руке оказался пистолет, и он выстрелил почти в упор.

Виктор упал ничком. Бледный от гнева, Пьер Бонапарт выстрелил в Фонвиля и промахнулся.

Фонвиль выхватил свой револьвер и нажал курок, но произошла осечка. В приступе гнева принц выстрелил снова. Фонвиль закричал и бросился к двери. Он почувствовал, как пуля, задев за ткань его пиджака, пролетела мимо.

Он пронесся по коридору и вылетел из дома на улицу. Выбегая из дома, он споткнулся о тело Виктора Нуара, который лежал лицом вниз на тротуаре близ двери.

— Виктор! — закричал Фонвиль.

Он попытался привести своего друга в чувство, но руки молодого человека свисали как плети. Фонвиль стал яростно трясти тело, слезы бежали у него по лицу. Тогда он схватил Виктора под руки и, напрягаясь изо всех сил, потащил мертвое тело за собой.

Он миновал ворота и передвигался по направлению к кафе. Вокруг него стала собираться толпа. Захлебываясь слезами, Фонвиль стал объяснять, что произошло. Тут он увидел, что к нему бежит Дагерран.

Подхватив тело Нуара с обеих сторон, они протащили его еще сотню ярдов до ближайшей аптеки. У дверей собралась толпа. Перепуганный аптекарь провел их в маленькую комнату, наполненную запахами лекарств. Нуар был недвижим. Фонвиль в изнеможении рухнул на стул.

— Он умер, — сказал фармацевт. — Должно быть, пуля прошла через легкие.

— Нет! — простонал Дагерран. — Этого не может быть! Только не он! Он был так молод!

— Он мертв, — повторил фармацевт. Это был маленький, опрятный, лысый человек со светлыми глазами за стеклами очков. — Он убил его. Убийца! — сказал он. Его голос дрожал. Он погрозил кулаком в направлении дома Бонапарта, и этот жест выразил всю глубину гнева рядового человека, беспомощного перед лицом тирании.

Новость молниеносно разнеслась по всей улице, а потом и по всему городу.

Толпа за дверями аптеки все росла, и, наконец, люди ворвались внутрь, разбивая на своем пути сосуды и бутылочки. Полиция выкрикивала приказы, но никто не слушал ее. Раздались крики, что тело Нуара надо отвезти в редакцию «Марсельезы». Другие настаивали на том, чтобы его доставить домой на улицу Пероне. Кто-то даже предложил посадить труп в кабриолет и сунуть ему в рот сигару, чтобы усыпить бдительность полиции.

Тело вынесли на улицу. Приехала «скорая помощь» и увезла Виктора Нуара домой. Толпа разошлась, и гомон на улице стих. Полиция наблюдала за возбужденными горожанами.

Фармацевт выглянул на улицу. Последние лучи заходящего зимнего солнца блестели на осколках битого стекла, валявшегося на полу аптеки. Солнце освещало и замок Тюильри, где еще никто не знал, что в этот момент империя подписала себе смертный приговор.

Император узнал новость, когда сошел с поезда, доставившего его в столицу из Сен-Клу. Когда ему о ней доложили, он непроизвольно сделал шаг назад; на его лице выступил румянец. Он задумчиво смотрел в пустоту, как будто увидел призрак на залитой солнцем платформе.

Сопровождавшие его приближенные стояли поодаль и в замешательстве наблюдали за ним. Они видели в императоре стареющего мужчину, рыхлого и пухлого от невоздержанности в еде и любви. Элегантные одежды уже не могли скрыть до предела ожиревшее тело, нездоровую бледность кожи и следы последних страданий на тщательно напудренном лице. На быстро лысеющей голове почти не осталось волос.

В этой развалине теперь никто бы не узнал человека, который когда-то отличался стройностью, подвижностью и романтичностью. Его погубили любовь к женщинам, необузданная жажда удовольствий.

Приближенные смотрели на стоявшего неподвижно императора и увидели в нем обычного человека со следами увядания на лице. «С ним все кончено», — думали они. У них не было чувства жалости к нему, а было лишь отчаянное желание сохранить свое социальное положение в надвигающейся катастрофе. Лица, однако, оставались бесстрастными.