Уильям Локк - Сумерки жизни

• Название: Сумерки жизни
• Автор: Уильям Локк
• Издательство: Полигр. предприятие "Современник"
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85234-034-0

«…Она вся горела от нанесенного ей невыносимого оскорбления. Всего только за несколько часов перед этим она дала себя одурачить так, что вообразила себя вершительницей судеб двух мужчин. Оба они предлагали ей свою любовь. Оба поцеловали ее. Воспоминание об этом приводило ее в бешенство. И теперь один из них признался, что она явилась лишь объектом пьяной вспышки, а другой явился перед ней в роли жениха женщины, называвшей себя ее лучшим другом…»

---

— Это хорошо, — сказала она, — было бы совсем плохо, если бы слишком много народу болело. Пансион получил бы дурную славу. Бедная госпожа Степлтон все еще чувствует себя плохо. Мистеру Четвинду, конечно, это будет неприятно.

— Ничего серьезного? — спросил Рейн с некоторой тревогой.

— О, нет… расстройство нервов. Что поделаете? Таковы женщины.

Несмотря на это сообщение, Рейн все же по пути заглянул к себе в комнату со слабой надеждой найти там весточку от Екатерины. Ничего не было. Он себя чувствовал в страшно ложном положении. Но он ничем не мог помочь. Как человек разумный, он решил выжидать событий, а пока продолжал свой обычный образ жизни. Согласно принятому решению, он отправился на Большую Набережную и уселся там у одного из наружных столиков Cafe du Nord, где привык до отъезда своего в Шамони читать „Женевскую газету" и „Фигаро" за прошлый день. Было приятно хотя отчасти вернуться к прежнему времяпрепровождению, когда о Гокмастере еще и помину не было. Отъезд из пансиона его бывшего приятеля явился для него облегчением. Он чувствовал, что может теперь свободнее дышать. Если бы он мог быть уверен, что Гокмастер по добру по здорову уберется из Женевы и исчезнет в том неизвестном мире, из которого приехал, он чувствовал бы себя почти счастливым. Ему хотелось, чтобы тот никогда больше не попадался ему на глаза.

Но самое нежелательное неизменно случается. Он пытался сосредоточить свое внимание на литературном приложении „Фигаро", когда простодушный, но сейчас столь ненавистный ему голос коснулся его слуха.

— Я, право, готов был обегать всю Женеву, чтобы поймать вас.

Рейн, нахмурясь, поднял голову. Гокмастер стоял около него щеголевато одетый, чисто выбритый, розовый и свежий. Его манжеты безукоризненно блестели, ботинки были из лучшей кожи, а в руках была пара новых перчаток. Его бледно-голубые глаза имели такой невинный вид, как будто никогда не смотрели на жидкость большей крепости, чем прозрачная вода озера. Проговорив свою фразу, он немедленно сел и с непринужденным видом сделал знак удалиться гарсону, бродившему тут в ожидании приказаний.

— Разве вы особенно хотели меня видеть? — спросил Рейн угрюмо.

— Да, хотел. Особенно. Я понимаю, что порядочно рассердил вас вчера, и не могу успокоиться, пока не извинюсь. За кое-что мною сделанное и сказанное в прошлую ночь я готов просить извинения весьма смиренно. Я знаю, — прибавил он с одной из своих детских улыбок, — что я мало похож был на образ моего Творца, и не могу надеяться, что вы все сразу простите мне… но если вы будете это делать постепенно, начиная с настоящей минуты, вы дадите мне почувствовать, что я вновь к Нему постепенно же приближаюсь.

В манере говорить этого удивительного человека была какая-то особая прелесть, к которой Рейн, несмотря на все свое нерасположение к нему, не мог оставаться нечувствительным. Кроме того, признанные формы общежития заставляли его принять извинение, предложенное в такой пространной форме.

— Вы доставили мне известное беспокойство, — заявил он с серьезным видом, — и по сему поводу я готов охотно принять ваши извинения. Что касается остального… — он жестом закончил последнюю фразу.

У Гокмастера был огорченный вид.

— Я понимаю, мистер Четвинд. Что для вас невозможно, это дружить с человеком, который не пощадил чести женщины.

Рейн почувствовал себя в затруднительном положении. Он хорошо знал, что с его стороны было бы недобросовестно приписать свое отвращение и гнев целиком только одному этому пункту. Прямое обращение к нему, не лишенное мужества, было очевидно искренне. Оно задело в нем чувство справедливости. Он постарался представить себе свое отношение к Гокмастеру в том случае, если бы Екатерина была просто случайной его знакомой. Ясно, что все сложные чувства, связанные у него с его любовью к ней, не должны совершенно приниматься во внимание при суждении о Гокмастере. Рейн был честным человеком, ненавидевшим притворство, предубеждение и несправедливый образ действий, и обнаружение подобных черт в себе вызвало в нем раздражающее чувство стыда.

— Я имею удовольствие быть в дружеских отношениях с дамой, о которой идет речь, — ответил он американцу, — и потому во вчерашнем вашем сообщении почувствовал личное оскорбление.

— Мистер Четвинд, — заявил Гокмастер, наклонившись вперед с серьезным видом и положив локти на стол, — существует только один путь удовлетворительно разрешить вопрос, — это продолжать и дальше держать вас в курсе своих дел.

— О, ради Бога, оставим эту тему!

— Нет. Дело в том, что я думаю, что вы будете довольны. Вы прямой, честный человек, а я хочу идти прямым, честным путем. Вы это понимаете?

— Вполне, — заметил Рейн. — Но разве вам не понятно также, что это не может быть предметом обсуждения? Имя женщины не может трепаться на устах двух мужчин. Оставим это, предоставим прошлое прошлому.

Он поднялся, взялся за свою палку с намерением уйти и протянул ему руку. Но американец, к некоторому удивлению Рейна, сделал умоляющий жест и также встал.

— Нет. Нет еще, — сказал он кротко. — Не раньше, чем вы убедитесь, что я собираюсь поступить правильно. Вы назвали меня вчера бездельником, не так ли?

— Да. Но я, быть может, слишком погорячился…

— О, нет. Я этого заслужил. Я поступил, как бездельник. Однако, назвав так своего приятеля, вы обязаны дать ему возможность восстановить свою честь в ваших глазах.

— Почему вы так настаиваете на этом? — спросил Рейн, пораженный серьезным выражением лица этого человека.

— Потому что некоторым образом полюбил вас, — возразил американец. — Вы готовы пожертвовать мне две минуты и выслушать меня?

— Конечно.

— Тогда я скажу вам, что намерен сейчас же прямо отсюда отправиться к этой даме и предложить ей выйти за меня замуж.

— Выйти за вас замуж? — вскричал Рейн, и кровь бросилась ему в лицо. — Это было бы оскорблением.

— Жаль, что вы так думаете, — возразил Гокмастер задумчиво. — Я рад был бы изменить свое намерение, но вы понимаете, что все это уже решено.

— Что решено?

— Что я должен сделать ей предложение. Мистер Четвинд, мне впервые представляется этот случай. Восемь лет тому назад она скрылась, не оставив после себя ни малейшего следа. Если вы знаете более честный путь, чтобы исправить причиненное ей зло, скажите мне.

— Так слушайте же! Покиньте Женеву, и пусть она никогда не услышит о вас.

— Если она откажет мне, я так и сделаю. Это также решено. Я должен идти.

— Миссис Степлтон нездорова и не может сейчас принять вас, — в отчаянии заявил Рейн.

— Она мне назначила свидание через пять минут, — невозмутимо возразил тот. — Теперь, мистер Четвинд, я рад буду пожать вам руку.

Он протянул ему свою руку, которую Рейн, растерявшись в эту минуту, механически взял. Затем он кивнул ему на прощанье головой, вытянул манжеты, распрямил плечи и отправился в путь, видимо довольный собою.

Рейн вновь присел к мраморному столику, выпил вермута из стоявшей перед ним рюмки и постарался овладеть собою.

Екатерина сейчас увидится с этим человеком, выслушает делаемое им предложение. Судорожная боль охватила его. Быть может, старая любовь, тлевшая все эти годы, вновь вспыхнула. Его рука дрожала, когда он опять поднес рюмку к губам.

Публика беспрерывно приходила в кафе, выпивала кружку пива или абсента и уходила; по освещенному солнцем тротуару проходили мимо спешившие по своим делам обыватели Женевы: смуглые с тусклыми глазами швейцарские крестьяне, рабочие в синих блузах, туристы в вуалях, с собачками и бедекерами. Босые ребятишки, пользуясь отлучкой гарсонов, хныкая, предлагали увядшие пучки альпийских цветов. Бойкие продавщицы цветов в белых накрахмаленных кофточках выставляли напоказ свои громадные корзины перед праздно гулявшей публикой. Извозчичьи кареты, нанятые немецкими или американскими семьями, с сиплыми криками и хлопаньем бича переезжали с солнечной стороны на противоположную теневую возле садовой решетки. Содержатель кафе в безукоризненном сюртуке стоял у входа и благосклонно улыбался своим гостям Время шло. Но Рейн продолжал сидеть, уткнувшись подбородком в руку и следя за голубыми жилками мрамора, столь же беспорядочными, как его мысли и чувства.

Наконец, он обратил внимание, что кто-то глядит на него и кланяется. Очнувшись от своего оцепенения, он узнал Фелицию, которая подвигалась впереди по тротуару вдоль внешнего ряда стульев. Внезапно встряхнувшись, он поднялся и, оставив мелочь гарсону, нагнал ее и поклонился.

— Разве не чудный день? — радостно заметила она. — Я не могла высидеть в пансионе после завтрака и отправилась за покупками.

— Завтрака! — крикнул Рейн. — Неужели вы этим хотите сказать, что вы уже завтракали?

— Ну, конечно! Разве вы ничего не ели?