Номи Бергер - Бездна обещаний

• Название: Бездна обещаний
• Автор: Номи Бергер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-15-000580-4

История прекрасной, талантливой пианистки Кирстен Харальд — это история Золушки, рожденной в бедной семье и постепенно взошедшей на высшую ступень лестницы славы и успеха. Однако счастливый брак Кирстен с социологом Джеффри Оливером оборвался страшной трагедией…

---

Когда-то давно Наталья говорила Кирстен, что у нее всегда есть ее музыка. Наталья ошибалась. Где теперь музыка Кирстен? Потеряна, потеряна так же, как Мередит. Кирстен превратилась в калеку со скованными руками. С того самого дня, когда Кирстен окончательно убедилась в реальности смерти дочери, она не могла дотронуться до клавиш. Что только не делала Кирстен, но за роялем руки ее не слушались.

В конце концов она тайно обратилась к врачу. Доктор диагностировал ее состояние как истерический паралич. Кирстен обратилась к другому врачу, потом к третьему. Все трое, независимо друг от друга, пришли к единому заключению — истерический паралич. Кирстен винила себя в смерти Мередит и подсознательно видела причину своей вины в занятиях музыкой. Тем самым Кирстен превратила эмоциональное горе в нечто физическое. Утрата способности играть, а сущности, была самонаказанием Кирстен за то, что случилось с Мередит. Если раньше Кирстен относилась к своему таланту как к дару Божьему, то теперь она считала его своим проклятием. И до тех пор пока Кирстен не освободится от самовнушенного комплекса вины, ее парализованные руки не смогут взять ни одной ноты. Все три специалиста посоветовали Кирстен обратиться не к физиотерапевту, а к психотерапевту.

Кирстен вернулась с последней консультации еще более изнуренной и потерянной, чем раньше. Подумать только: ее собственный разум обернулся против нее, перекрыв источник, из которого Кирстен всю свою жизнь черпала живительные силы. Что может быть нелепее пианиста, который не может играть? Без музыки Кирстен становилась музыкантом, приговоренным к пожизненной смерти.

Кирстен вытянула руки перед собой и тщательно их осмотрела: сначала тыльную сторону ладоней — тонкие, изящные пальцы, ногти короткие и гладкие, нежная кожа с голубыми прожилками вен. Кирстен повернула ладони и рассмотрела их внутреннюю часть — слегка затвердевшие подушечки пальцев, кожа живая, слегка уплотненная. Руки выглядели как обычно, словно по-прежнему принадлежали Кирстен, а это было вовсе не так.

Кирстен не знала, как долго простояла посреди комнаты, изучая собственные руки. Но громкие звуки перебранки, доносившиеся откуда-то с первого этажа, наконец вырвали ее из оцепенения. Спустившись вниз, Кирстен замерла на нижней ступеньке лестницы, почувствовав, как сердце ее куда-то провалилось, во рту стало сухо, и из него вырвался пронзительный крик. Джеффри вытаскивал из дома рояль, а Джефф бежал рядом, крича и отчаянно колотя по клавишам.

— Джеффри! — закричала Кирстен, пытаясь перекрыть громкие звуки рояля и его жуткий скрип по проложенным на полу деревянным валикам, по которым трое нанятых рабочих катили инструмент к парадной двери. — Что ты делаешь? Что, скажи, ради Бога, ты делаешь?

Но Кирстен с таким же успехом могла обратиться с вопросом к стене — Джеффри и ухом не повел на ее крик. Лицо его побагровело от напряжения, поскольку он пытался оттаскивать маленького сына от рояля и руководить тремя рабочими одновременно.

— Джефф, прекрати этот дьявольский вой! — прикрикнул он на сына. — Проклятый рояль выбросят, и тебе лучше привыкнуть к этой мысли. Ну-ка убери руки от клавиш. Ты слышал, что я сказал? Убери руки, черт побери, делай, что тебе приказывают.

Увидев стоявшую на лестнице Кирстен, Джефф в отчаянии бросился к ней:

— Мамочка, заставь его поставить рояль на место. Пожалуйста, мамочка, заставь поставить!

Но Кирстен не нуждалась в призывах сына: она и сама уже бросилась через залу к мужу.

— Джеффри!

Кирстен звала мужа, но он по-прежнему не обращал на нее внимания.

— Джеффри, этот рояль принадлежит мне, и ты не имеешь права его трогать. — Она железной хваткой вцепилась в руку мужа и не давала ему сдвинуться с места. — Поставь рояль на место, черт тебя побери. — Кирстен все сильнее сдавливала руку Джеффри. — Я сказала, поставь рояль.

Джеффри резко развернулся и с силой ударил Кирстен по лицу. Застонав, она выпустила руку мужа и, пошатнувшись, упала на холодный мраморный пол. Закричав от ужаса, Джефф подбежал к матери и, обняв Кирстен своими маленькими руками, по-детски беспомощно попытался защитить обожаемую мать. Рабочие переглянулись, но ничего не сказали. Падение, заставившее Кирстен задохнуться и замолчать, дало Джеффри несколько необходимых ему секунд. Рояль, сопровождаемый прощальным приглушенным скрипом деревянных валиков, был выволочен из дома, и дверь за ним со стуком захлопнулась. Покончив с одним делом, Джеффри решительным шагом направился в музыкальную залу, лишь мимоходом взглянув на жену и сына.

— Мамочка, что он собирается делать? — пролепетал Джефф тоненьким испуганным голосом.

Кирстен, немного придя в себя, села на пол.

— Не знаю, ангел мой, но, думаю, лучше пойти и посмотреть.

Она поднялась на ноги и сделала несколько первых неуверенных шагов. Когда Кирстен вошла в музыкальную залу, от Увиденного у нее кровь застыла в жилах.

— Кончено, Кирстен, кончено! — кричал Джеффри, ожесточенно разрывая в клочья нотные страницы. — Кончено раз и навсегда! Больше никто и никогда не будет играть на пианино в этом доме! Твоя проклятая музыка уже стоила мне дочери, и я не допущу, чтобы она стоила жизни моему сыну! Думаешь, он вырастет таким же, как ты? Ошибаешься, сука, глубоко ошибаешься!

Джеффри стоял в центре бумажного сугроба, состоящего из тысячи мелких кусочков нотных страниц — страниц, бывших когда-то настоящей хроникой жизни Кирстен. На глазах охваченной ужасом жены Джеффри пытался уничтожить не только музыку, но и ее саму.

С яростным воплем Кирстен бросилась на Джеффри и чуть не сбила его с ног.

— Подонок! Проклятый подонок! — Выкрикивая ругательства, Кирстен вцепилась пальцами в лицо мужа, пытаясь исцарапать его. — Будь ты проклят, Джеффри! Чтоб ты сгорел в адском пламени! — В своем неистовстве Кирстен хотела лишь одного: разорвать ненавистного мужа в такие же мелкие клочья, в какие он разорвал ее ноты.

На что Джеффри, обхватив Кирстен руками, стал сжимать ее до тех пор, пока та едва не лишилась сознания, а потом оттолкнул от себя. У Кирстен кружилась голова, в ушах звенело, но, едва держась на ногах, она все же нашла в себе силы подойти к мужу и спокойно сказать:

— Сегодня я в первый раз в жизни жалею, что у меня короткие ногти.

Позже, наверху, без устали меряя шагами свою комнату, Кирстен пыталась заставить себя мыслить здраво, но в голове стоял такой сумбур, что размышлять логически не удавалось никак.

Задавая себе вопрос, что же делать дальше, Кирстен вместо ответа рисовала в своем воображении исполненные неприязни к мужу картины. То она убивает Джеффри за то, что он только что сделал. То она привозит в дом новый рояль и повторяет то же самое всякий раз, когда Джеффри приказывает вышвырнуть инструмент. То она разводится с Джеффри, обвиняя его в физической и моральной жестокости. То она забирает сына и уезжает далеко-далеко. То обращается к прессе и раскрывает газетчикам хорошо замаскированные личные особенности Джеффри. Какой простор для репортеров, какая возможность очернить блестящее имя Оливеров!

Бесконечное расхаживание слабо помогало Кирстен успокоиться, и она продолжала метаться между нелепостью и безнадежностью своих мыслей. Наконец Кирстен решила, что самым правильным будет забрать Джеффа и покинуть этот страшный дом. Вдохновленная принятым решением, Кирстен рванулась к гардеробу, вытащила оттуда два больших чемодана, бросила их на постель и принялась быстро опустошать полки стенного шкафа.

Кирстен уже была готова застегнуть молнию туго набитого одеждой чемодана, как вдруг остановилась. Надежда резко сменилась отчаянием. То, что она собиралась сделать, было безумием, совершенным безумием — Джеффри не позволит ей этого сделать. Он скорее убьет ее, чем позволит лишить себя единственного сына.

Кирстен загнали в угол. Но, медленно разбирая чемоданы и возвращая одежду на прежнее место, Кирстен дала себе обет не задерживаться в этом углу надолго.

Проснувшись рождественским утром, Кирстен обнаружила рядом с собой, на постели Мередит, Джеффа, задумчиво глядящего на нее. Одарив сына горячим поцелуем, Кирстен обняла мальчика и прошептала ему на ухо:

— Ты и есть мой рождественский подарок, дорогой малыш?

Джефф засмеялся. Впервые со дня исчезновения Мередит Кирстен слышала смех сына.

— Какой замечательный, удивительный подарок, — ворковала она над мальчиком.

Вдруг Джефф выскользнул из объятий Кирстен и стремглав выбежал из комнаты. Через несколько минут он вернулся с огромным красным бантом на шее и снова забрался на постель.

— Вот теперь — настоящий рождественский подарок, — радостно сообщил Джефф, снова уютно зарываясь в объятия матери.

Кирстен вздохнула. До чего же сладкой была такая вот передышка! Кирстен испытывала покой и умиротворение. И не важно, что чувство это продлится недолго. Впервые за десять дней, прошедших с того дня, когда Джеффри выбросил из дома рояль, Кирстен улыбалась. Все это время в ней царили такое смятение и неразбериха, что Кирстен уже с трудом определяла, где кончаются одни чувства и начинаются другие.