Виктор Аскоченский - Асмодей нашего времени

• Название: Асмодей нашего времени
• Автор: Виктор Аскоченский
• Жанр: Литература 19 века

«Эхъ, молодость, молодость! Широко ты, словно полая вода, разливаешься по необнимаемымъ очами долинамъ открывающейся предъ тобой жизни; вольно шумятъ шаловливыя волны твои, убегая отъ берега, где стоить пріютъ, взлелеявшій тебя, развернувшій лихія твои силы, пустившій тебя ширять по поднебесью сизымъ орломъ. И что за крепость въ твоихъ гибкихъ членахъ! Что за раздолье въ твоихъ замысловатыхъ затеяхъ!..»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

---

– Очень, очень вамъ благодарна, мусье Софьинъ, говорила Соломонида Егоровна голосомъ упрека.

– Какъ прикажете понимать ваши слова? спрашивалъ изумленный Софьинъ.

– Кажется, я говорю по русски.

– Но и по русски говоря, можно давать двоякій смыслъ своимъ словамъ.

– У меня одинъ смыслъ, какъ и у всякаго! рѣзко отвѣчала Соломонида Егоровна, и стала смотрѣть въ противную сторону.

– Что это такое? думалъ Софьинъ. – Надѣюсь, Соломомонида Егоровна, что вы не оставите меня въ такомъ непріятномъ недоуменіи, сказалъ онъ.

– Почемужь непріятномъ?

– Вы, кажется, сбираетесь дѣлать мнѣ какіе-то выговоры, тогда какъ я вовсе не понимаю, чѣмъ заслужилъ ихъ.

– Чѣмъ, еще спрашиваете, чѣмъ!

– Будьте жь такъ добры, укажите, чѣмъ я виноватъ?

– Какъ же вы не замѣчаете, мусье Софьинъ, тихо сказала Соломонида Егоровна, дружелюбно наклонясь къ нему, что на васъ всѣ обращаютъ вниманіе?

– На меня?

– На васъ, когда вы изволите разговаривать съ Marie.

– Такъ чтожь такое?

– Вы не ребенокъ, и должны это понимать.

– Потому-то я я не нахожу тутъ ничего страннаго и удивительнаго, что я не ребенокъ и даже не осмнадцатилѣтній юноша, а человѣкъ, имѣющій и по лѣтамъ моимъ, и по званію и наконецъ по моимъ обстоятельствамъ, нѣкоторое право на большую противъ другихъ короткость съ такой молоденькой дѣвицей, какъ дочь ваша. Покрайней мѣрѣ я такъ понимаю.

– Вы, можетъ быть; но другіе могутъ подумать другое.

– Чтожь они могутъ подумать? – съ ума сошла баба! сказалъ про себя Софьинъ.

– Оставимте это. Только пожалуста не разговаривайте такъ часто и такъ много съ Marie.

– Соломонида Егоровна! сказалъ Софьинъ обиженнымъ тономъ. Я нахожу себя вынужденнымъ предупредить васъ…

– Владиміръ Петровичъ! громко сказалъ Племянничковъ, подходя къ нему съ Еленой. Вы знаете генералъ-басъ?

– Очень мало, отрывисто отвѣчалъ Софьинъ.

– А что, не говорилъ я, Елена Онисимовна?

– Какъ же это вы сочинять можете? спросила Елена.

– Кто это вамъ сказалъ? я не сочиняю.

– Разсказывайте! Не сочиняетъ! подхватилъ Племянничковъ. А вотъ это… какъ оно… въ родѣ "Громъ побѣды раздавайся"…

Соломонида Егоровна встала и вышла изъ залы.

– Какіе вы, Ѳедоръ Степанычъ! съ неудовольствіемъ сказалъ Софьинъ. Не вѣрьте ему, Елена Онисимовна, прибавилъ онъ, принужденно улыбаясь.

– Вотъ еще не вѣрьте! А "прощаніе съ землею", что любила покойница, а "Не весна тогда", а "Кукушка", а…

– Ахъ, сдѣлайте для меня одолженіе, сказала Елена, пропойте "Прощаніе съ землею"! Должно быть прехорошенькій романсъ.

– Премиленькій! подтвердилъ Племянничковъ.

– Да кто жь вамъ сказалъ, что онъ мой? сказалъ Софьинъ, обращаясь къ Племянничкову.

– А чей же?

– Шуберта, съ досадой отвѣчалъ Софьинъ.

– Да, точно Шуберта, точно, точно; тамъ только слова ваши.

– Однажожь споете?

– Споетъ, непремѣнно споетъ! за это ужь я берусь! подхватилъ Племянничковъ.

Владиміръ Петровичъ поморщился отъ досады.

– Извините, Елена Онисимовна, не теперь, а когда нибудь въ другое время.

– Даете слово?

– Даю.

Племянничковъ и Елена отошли. Софьинъ сталъ отыскивать по окнамъ свою шляпу.

– Куда-куда? завопилъ Онисимъ Сергеевичъ, показавшись изъ кабинета.

– Что-то нездоровится, Онисимъ Сергеевичъ.

– Пустяки! что тамъ у васъ? Выпейте березовки. Вотъ я сейчасъ… Только съ аптеками не связывайтесь; будь онѣ прокляты! Начиниваютъ насъ всякими гадостями да порошками, будто мы мелкокостная нѣмецкая натура. Полноте жь! Поставьте шляпу-то! Маша, не пускай Владиміра Петровича!

– Онисимъ Сергеевичъ! громко крикнула Соломонида Егоровна.

– Ну, что тебѣ?

Соломонида Егоровна, сидѣвшая въ креслѣ, притянула его къ себѣ за петлю фрака и стала говорить что-то шопотомъ. Онисимъ Сергеевичъ, согнувшись въ дугу, слушалъ, поглядывая изъ подлобья въ сторону.

– Глупости! сказалъ онъ потомъ, отводя руку жены. Чортъ знаетъ что такое лезетъ тебѣ въ голову! Пусти-ка, мнѣ некогда. Тамъ ждать будутъ.

И Онисимъ Сергеевичъ проворно пошелъ въ кабинетъ къ оставленному имъ карточному столику.

– Маша! сказалъ онъ, проходя мимо ея: говорю, не пускай Владиміра Петровича.

Marie взглянула на мать: но Соломонида Егоровна сидѣла, отворотясь. Дѣлать нечего: приказаніе папеньки должно было исполнить безъ согласія маменьки. Marie подошла къ Софьину.

– Куда вы, Владиміръ Петровичъ?

– Что мнѣ сказать вамъ?

– Ничего, проговорила она быстро; я все знаю; будемте ходить.

Софьинъ, наклонивъ голову и заложивъ руки за спину, пошелъ рядомъ съ Marie. За ними неутомимо слѣдилъ подозрительный глазъ Соломонидц Егоровны, а въ гостиной двѣ барыни – обѣ страшныя сплетницы – перекинувшись знаменательнымъ взглядомъ, подвинулись одна къ другой поближе, и вступили, какъ замѣтно, въ горячій споръ, взглядывая по временамъ въ залу черезъ растворенныя двери.

– Не глядите такимъ Байрономъ, сказала Marie, не поворотивъ головы.

Владиміръ засмѣялся.

– Вотъ этакъ лучше, сказала Marie. Однако, позвольте узнать, что вы нашли смѣшнаго въ моихъ словахъ?

– Въ вашихъ словахъ ничего нѣтъ смѣшнаго: но мое теперешнее положеніе крайне смѣшно.

– Почему такъ?

– Долго объяснять.

– До ужина кончимъ.

– Не стоитъ.

– Вы невѣжливы.

– Согласенъ.

– Я васъ прошу.

– А если я откажу?

– Мнѣ?

– А почемужь не вамъ? Почемужь другому кому нибудь я могу отказать, а вамъ нѣтъ?

– Потому, что другому кому нибудь ничего за васъ не досталось, а мнѣ досталось.

– Марья Онисимовна! Вы самое милое, невинное дитя! смѣясь сказалъ Софьинъ.

– Ого! да вы, милостивый государь, еще и дерзки!

– Если только чистая, святая правда въ глазахъ вашихъ можетъ быть дерзостью…

– И вашихъ комплиментовъ и названія дитятей я не принимаю на свой счетъ.

– Какъ вамъ угодно.

Они продолжали ходить молча. Черезъ минуту Софьинъ опять засмѣялся.

– Послушайте, Владиміръ Петровичъ, это ужь досадно! Что вы тутъ находите смѣшнаго?

– Не обижайтесь, Марья Онисимовна. Я смѣюсь про себя и надъ собой.

– При дамѣ-то, господинъ кавалеръ?

– При дамѣ.

– Хорошо это?

– Очень хорошо. Безъ этой дамы я не припомнилъ бы давно забытаго.

– Значитъ, забытое вами такъ смѣшно?

– Оно не было смѣшно въ свою пору.

– А теперь?

– А теперь, когда голова моя посѣдѣла, когда я давно ужь началъ считать себѣ четвертый десятокъ лѣтъ, оно дѣйствительно смѣшно.

Marie сѣла. Софьинъ остановился противъ нея.

– А вы отъ чегожь не садитесь?

– Марья Онисимовна! Мнѣ жаль васъ.

– Э, семь бѣдъ – одинъ отвѣтъ! Садитесь.

Софьинъ сѣлъ. Съ минуту они молчали. Соломонида Егоровна, наблюдавшая за ними, нетерпѣливо встала и поспѣшно пошла въ кабинетъ.

– Скажите, что вамъ за охота прикидываться старикомъ? сказала Marie.

– Старикомъ я не прикидываюсь, но и молодымъ себя не называю.

– Есть старше васъ.

– Чтожь изъ этого?

– Изъ этого… то, что вы сегодня несносны!

Владиміръ Петровичъ засмѣялся. Marie вскочила съ кресла и отошла прочь.

– Ну, гдѣжь они вмѣстѣ? сказалъ Онисимь Сергеевичъ, выходя изъ кабинета съ Соломонидой Егоровной. Эка, бабѣ-то не сидится! Да что они дрались чтоль, аль обнимались?

– Фу, Онисимъ, ты ужасъ какой mauvais genre! сказала Соломонида Егоровна, опередивъ его и направляясь къ оставленному ею креслу.

– Ну, что, Владиміръ Петровичъ, говорилъ Небѣда, подходя къ нему, – уговорила васъ Маша?

– Объ этомъ, кажется, у насъ и рѣчи не было.

– О чемъ же вы толковали съ ней?

– Да что они меня сегодня пытаютъ! подумалъ Софьинъ. Признаться, Онисимъ Сергеевичъ, сказалъ онъ, я не могу отдать вамъ отчета въ этомъ. Впрочемъ, можете сами вообразить, о чемъ можетъ говорить пожилой, почти сѣдоголовый мужчина съ молоденькой дѣвочкой.

– Эге! Вотъ ужь этого не говорите! Неравно подслушаетъ Маша, дастъ она вамъ дѣвочку! Ну, а боль ваша прошла?

– Да, какъ будто полегче, проговорилъ Софьинъ сквозь зубы.

– А на ночь, говорю вами, выпейте березовки; какъ рукой сниметъ.

– Онисимъ Сергеевичъ! послышался изъ кабинета голосъ Пустовцева.

– Сейчасъ, сейчасъ! крикнулъ Небѣда. Смотритежь, не уходите; сиракузскаго выпьемъ.

Выпили и сиракузскаго, поужинали артистически и обременили карманы своя билетами на будущій концертъ длинноволосаго артиста.

Конецъ музыкальному вечеру Онисима Сергеевича.

Долго еще свѣтился огонекъ въ одинокой квартирѣ Софьина. Наклонивъ голову, сидѣлъ онъ у письменнаго стола, выводя перомъ какія-то каракули; по лицу его пробѣгала то досада, то какая-то насмѣшливая улыбка, то наконецъ хмурилось оно отъ серьезной думы…

Глава шестая

– Что это, Ѳедоръ Степанычъ, не видать ни одного изъ вашихъ пріятелей? говорилъ господинъ, съ владиміромъ въ петлицѣ, покупая апельсины у смазливой торговки.