Надежда Лухманова - Муся

• Название: Муся
• Автор: Надежда Лухманова
• Жанр: Русская классическая проза

Лухманова, Надежда Александровна (урожденная Байкова) — писательница (1840–1907). Девичья фамилия — Байкова. С 1880 г по 1885 г жила в Тюмени, где вторично вышла замуж за инженера Колмогорова, сына Тюменского капиталиста, участника строительства железной дороги Екатеринбург — Тюмень. Лухманова — фамилия третьего мужа (полковника А. Лухманова).

Напечатано: «Двадцать лет назад», рассказы институтки («Русское Богатство», 1894 и отдельно, СПб., 1895) и «В глухих местах», очерки сибирской жизни (ib., 1895 и отдельно, СПб., 1896, вместе с рассказом «Белокриницкий архимандрит Афанасий») и др. Переделала с французского несколько репертуарных пьес: «Мадам Сан-Жен» (Сарду), «Нож моей жены», «Наполеон I» и др.

---

Вахрамеев побледнел. Он ещё не знал, что во всех экстренных случаях, как «дядя из Америки», выдвигался этот фантастический «брат из Сибири».

— Анна Петровна! Ради Бога, оставьте в покое всех родных! Марья Александровна моя невеста, и она ни от кого не может принять помощь, её приданое, все нужные приёмы вы будете делать из её суммы, и вот вам на первые расходы…

Он заторопился, вынул чековую книжку, написал в ней: «три тысячи» и передал Анне Петровне. Со вздохом, с неподдельной слезой радости, она приняла чек и затем мало-помалу согласилась на все желания Вахрамеева: свадьба была назначена через три недели.

Когда, наконец, ушёл счастливый жених, мать, держа чек в руке, отправилась к дочери. Как ни хорошо они знали друг друга, а всё-таки ей любопытно было взглянуть в лицо этому «ребёнку», который как ловкий кормчий ввёл таки в желанную бухту корабль, так долго лавировавший у их берегов.

Муся, с видом ленивой кошечки, сидела, вся сжавшись в клубочек, в глубоком кресле.

— Поздравляю, Муся, молодец!..

— Не с чем мама, — случилось ведь только то, что мы давно с вами знали…

— Так-то так, да всё-таки… И тебе… не противно?.. — спросила вдруг мать, скрывая под видом грубой откровенности острое желание заглянуть в сердце девушки.

— Не так мы воспитаны, мама, чтобы позволять себе такие нежности!.. — отпарировала дочь. — Вот нужда наша, долги, да извороты разные… противны донельзя!..

— Правда, — согласилась мать. — Ты умная девушка!.. Смотри!..

Она положила ей на колени чек.

— Что это?.. Три тысячи!.. — личико Муси вспыхнуло, ямочки заиграли на щеках. — Вот это хорошо!.. — она вскочила на ноги и запрыгала с чеком в руках. — Вы, мама, возьмите две тысячи на свои обороты и всё необходимое, а одну тысячу я буду тратить сама, лично на себя… Вот это весело!..

— Послушай, Мусинька, — начала мать вполголоса, — ты ведь знаешь, что он думает тебе не больше семнадцати, а как узнает, что все двадцать?..

— А зачем же ему узнавать это, мама?.. Разве вы не сумеете дать причетнику, ну, кому там нужно… рублей сто, чтобы они вписали в церковной книге шестнадцать… Вы узнайте, я уверена, что можно: с деньгами всё можно сделать!..

— Я думаю, что ты права… Ну, а как ты развяжешься со своим запасным женихом, Аркадием Павловичем?

— Уж тут, мама, придётся вам пострадать, потому что, понятно, я буду жертва «обстоятельств» и вашего деспотизма!

— Так-то так, а только я тебе советую, убери ты его пораньше с дороги Вахрамеева, чтобы он не наделал беды.

— Не наделает!..

— А он тебе нравился?.. — мать пытливо заглянула в глаза дочери, но эти прелестные глаза были глубоки, сини и пусты как небо, она не прочла в них ничего.

— Вот что, мама! Вы это оставьте и лучше послушайте меня… Вы будете жить с нами и никогда, ни в чём не будете нуждаться, но вот мои условия.

Лицо Марьи Александровны вдруг стало так холодно и серьёзно, что мать притихла, поняв сразу, что тут идёт не шуточное условие.

— Во-первых, вы будете «прекрасной» тёщей для Вахрамеева, заботиться будете о нём во всём до мелочей, — его я прямо сдаю вам на руки, мне будет не до того: второе, вы будете вести всё наше хозяйство и не дадите нас очень обкрадывать… Третье, вы всегда будете мне другом и помощником во всём, — согласны?

Мать и дочь хлопнули по рукам и поцеловались.

— Вот, если бы все женщины, мама, понимали так друг друга, как мы с вами, они завоевали бы мир… — сказала Муся и рассмеялась.

Через три дня, в полутёмной зале, освещённой одною лампой, прикрытой громадным жёлтым абажуром, у рояля сидел Аркадий Павлович и в полтона брал какие-то аккорды, грустные как малороссийская песня. Час тому назад здесь же был Вахрамеев, но узнав, что у невесты мигрень, он оставил ей ворох цветов, конфет и уехал, умоляя никого не принимать до завтрашнего дня.

Аркадий Павлович не слыхал, но сердцем почувствовал за собою какой-то шелест и обернулся: он замер.

Посреди зала стояла Муся в белом капотике с распущенными по плечам длинными, густыми кудрями, вся бледная, тоненькая как русалка. Молодой человек бросился ей навстречу, девушка робко оглянулась кругом и, не видя никого, протянула ему обе руки и с коротким рыданием на минуту прильнула к его груди.

— Муся, Муся, жизнь моя… что с вами? — он почти на руках донёс её до кресла и усадил, а сам опустился на колени перед нею. — Что с вами?

— Аркадий Павлович! Мама думает, что я лежу в кровати, потому что я сказала, что у меня очень-очень болит голова… Мама вчера получила письмо от дяди из Сибири, он… — Муся заплакала, — он умер… у него осталась семья… Мама говорит, теперь мы нищие… Она ещё говорит, у неё долги. Вы знаете, теперь я не буду учиться и теперь ничего-ничего нельзя… даже кушать мы не будем так, и платьев мне шить не будем… Аркадий Павлович! — глазки её вдруг заискрились и ямочки показались на щеках. — Я только ждала вас… ведь вы богаты, да?

Аркадий Павлович побледнел.

— Вы сейчас скажете маме, что хотите жениться на мне… что вы возьмёте к себе мою маму и жену дяди, когда она приедет, и что мы никто никогда не будем нуждаться… а напротив, будем жить весело и хорошо… Да?

Молодой офицер молчал, ему казалось, что он тонет, и вода уже шумит у него в ушах.

— Вы знаете, — продолжала Муся, — я всё обдумала: мы будет выезжать, веселиться… я буду много-много покупать, а мама… и тётя будут заведовать нашим хозяйством… Да?.. А вот и мама… — и Муся на цыпочках выбежала из зала.

В комнату вошла Анна Петровна.

— Аркадий Павлович, здравствуйте!.. Простите, что так долго заставила вас ждать. Муся больна, а я совсем расстроена. Мой брат в Сибири умер, — она подняла платок к глазам. — Да, Аркадий Павлович, тяжёлое испытание, у нас, откровенно говоря вам, всё, всё держалось только помощью брата, теперь мы нищие… Муся, вы знаете, это ребёнок! Нежна, избалована, понятия не имеет о жизни и привыкла к роскоши… Я всю свою пенсию, все достатки, всё клала на неё, я кругом в долгу.

— Анна Петровна, — Аркадий Павлович едва мог говорить от волнения, — у меня ничего нет кроме службы и небольшой поддержки от отца… Я хотел просить у вас руки Марьи Александровны…

— Дорогой мой!.. — Анна Петровна взяла двумя руками голову офицера и поцеловала его в лоб. — Видит Бог, я не желала бы лучшего мужа для своей дочери, но подумали ли вы, что вы на себя берёте? Я виновата… я воспитала дочь свою не но средствам, но так хотел мой брат из Сибири, он много помогал нам… ведь Муся от рождения не знает других чулок как шёлковые… это мелочь, но она даёт тон всему… Муся никакого отказа не перенесёт… Можете ли вы доставить ей всё?.. Да и я куда денусь?.. Без меня она жить не будет!..

— Как же теперь вы будете жить?

— За Мусю вчера посватался Вахрамеев…

— Вахрамеев?.. Да ведь он… И Муся, т. е. Марья Александровна?

— Она слышать не хочет и говорит, что вы тоже дадите ей и лошадей, и бриллианты, и поедете с нею за границу… — мать засмеялась.

— Анна Петровна, ваша дочь любит меня…

— Муся? Да ведь это дитя, разве она умеет любить? Она любит Боби, кукол, она будет обожать Вахрамеева, который будет её баловать и поклоняться ей.

— Анна Петровна! Да ведь это безнравственно!

— Да, безнравственно взять из семьи девушку-ребёнка, отнять от неё все радости, разлучить с матерью и обречь на нужду! Это я считаю безнравственным… Муся зачахнет и умрёт в нужде.

Аркадий Павлович схватил свою шапку и как безумный выбежал вон.

— Покончили, мама? — спросила Муся, входя в зал.

— Покончила, — махнула рукой Анна Петровна. — Понятно, если бы ты прозевала Вахрамеева, пришлось бы тебе идти за него, потому что ещё год — медлить уже и нельзя… Не всегда ты будешь выглядеть таким ребёнком… и теперь уже сколько возни с этим… Ты не обижайся, — она поцеловала дочь. — Ты умная девушка и понимаешь, что всякий должен иметь при себе оружие. Благодари Бога, Муся, что я правильно воспитала тебя, я с детства держала глаза твои открытыми, вот почему ты и понимаешь жизнь и сама можешь выбирать то, что тебе надо. Я убеждена, что ты проживёшь хорошо, без драм, без переворотов, и муж твой будет счастлив, потому что ты умна и выше всего поставишь уважение и роскошь, эти два первых блага в жизни.

— Да, мама, что правда, то правда, а я в жизни не запутаюсь, не увлекусь никем и кукушку свою, Ивана Фёдоровича, ни на какого ястреба не променяю… — она засмеялась.

Через три недели в одной из аристократических домовых церквей венчали Мусю и Ивана Фёдоровича Вахрамеева. Когда невеста вошла в церковь, общий шёпот восторга пробежал в толпе: «Ребёнок, совсем ребёнок, и какая прелесть!»

— Вот так бутон! — шамкали два сенатора, потирая руки.

«Мадонна чистая», — думал жених, глядя на большие, прозрачно-детские глаза своей невесты, на её пышные, белокурые волосы и крошечный пунцовый ротик, чуть-чуть открытый.