Ананта Мурти - Посвящение

• Название: Посвящение
• Автор: Ананта Мурти
• Жанр: Короткие истории

---

И больше никто не ходил вокруг дома. С Катирой-неприкасаемым стали обращаться лучше, по крайней мере, с ним заговорили. Наша дверь всегда была закрыта, даже вечером, когда закрыты только дома, где есть покойники. Так прошла неделя. Ямуна начала раздражать меня своими ласками, мольбами и надоедливыми рыданиями. Я просил Бога, чтобы отец забрал меня домой.

Однажды я сидел у окна и завистливо смотрел, как малыши и мальчишки, мои ровесники, пускают на солнце волчков. Вскоре пришел Састри и с ним сын помещика. Састри поманил меня, я помотал головой, и тогда он ткнул пальцем в линию орла. Я прошмыгнул на кухню спросить разрешения у Ямуны, но ее там не оказалось. Я был озадачен. Так надоело дома сидеть, хотелось выйти погулять, пусть даже с Састри.

Кроме сына помещика с Састри пришли еще трое мальчишек браминов — все старше меня. На окраине деревни был у нас лотосовый пруд — женщины стирали в нем белье, а в жаркие дни приходил на водопой скот. Туда-то мы и отправились. «Не пойду дальше», — сказал я, но Састри изогнул ладонь, изображая клобук кобры, и сказал, что я много потеряю, к тому же на обратном пути не исключена встреча с самой змеей. «Так что решай. Пора бы тебе повзрослеть». И я решил идти. Поделом же и Ямуне — нечего держать меня целый день в духоте.

Дорога шла через густой лес и меж холмов и наконец вывела нас к заброшенной деревне. Место оказалось знакомым. Мы с Ямуной приходили сюда однажды за хворостом. Поговаривали, будто здесь нечисто. Был там храм, за храмом — река, а вокруг — баньяновые деревья[4]. Еще сохранилось два ряда потрескавшихся стен, поросшие кактусами фундаменты домов, да всякая утварь — каменные ступки, старые горшки, сковороды. Ямуна рассказывала, будто в храме висят вниз головой гигантские летучие мыши, а огромный царь нагов стережет зарытые под алтарем сокровища.

Я услышал шум реки, и на сердце стало легко. Если пойдем к реке, подумал я, и сядем на каменные ступени, я опущу ноги в воду. Так приятно, когда рыба щекочет пальцы ног. Но Састри повел нас к потрескавшейся стене и приказал сидеть смирно и не шуметь. Он кивнул на щель в стене и велел смотреть в нее, а сам сел рядом и стал смотреть в другую щель. Мальчишки были выше нас — как раз со стену ростом, так что могли выглядывать через верх.

— А теперь смотри, — хрипло прошептал Састри.

В нескольких метрах от нас я увидел Ямуну. Она сидела на плоском камне, спиной к нам, уронив лицо в ладони. Может, она пришла за хворостом, подумал я, но из-за Састри не решился ее позвать. Вскоре я устал щуриться одним глазом и начал вспоминать о доме. Я жил в небольшом городке. Иногда по улицам проезжал грузовик, и мы с мамой выскакивали на него поглядеть.

Наступал вечер, время вечерней молитвы, которую я с удовольствием забросил с тех пор, как Упадхуа перестал нас наставлять. И все же я попросил Бога поскорее отправить меня домой и охранить от царя нагов. Вдруг Састри прищелкнул пальцами и ткнул меня в бок:

— Смотри, вон демон, что бродил вокруг дома.

Но демон скорее напоминал школьного учителя из дальней деревни, где, как он утверждал, ходили поезда. По праздникам, когда мы садились за еду в доме помещика, он всякий раз с гордостью отзывался о своем городе, а однажды объяснил, что такое кино — как разговаривают и поют тени на экране. Никто ему не поверил. В школе своей он и детей учил, и спал, и готовил. Иногда он обедал у помещика, а иногда у нас, если Ямуна стряпала что-нибудь вкусненькое.

Чтобы окончательно удостовериться, я посмотрел на его стопы — они были повернуты вперед. А вообще я удивился — и зачем только он забрел в эти развалины?

— Смотри-смотри, маленький святоша, — прошипел Састри, выкручивая мне уши.

И тут я удивился еще больше — учитель сел на камень рядом с Ямуной и взял ее руки в свои, но она вырвалась. Я и раньше замечал, как они разговаривают, но это было совсем другое. Сейчас Ямуна яростно ему возражала и плакала.

И вдруг я увидел змею, она ползла медленно-медленно. Я заплакал, но Састри успокоил меня: это из тех, что ловят крыс. Их часто встречают в развалинах, а вообще они безобидные и вовсе неядовитые. И сын помещика подтвердил, что обычно такие вот тонкие длинные змеи не ядовитые. Но я вспомнил священного нага и задрожал — кто знает, какой облик ему вздумается принять? Но Састри сказал, нечего морочить голову священным нагом: смотри, лучше, смешно будет. Его голос звучал почти нежно.

А змея в это время бесшумно скользнула к Ямуне и стала принюхиваться, как они это умеют. Теперь я молился, чтобы Ямуна ее заметила. Но надежды было мало — Ямуна видела только школьного учителя. Если это наг из храма, хоть бы он поскорее туда вернулся — сокровища-то остались без присмотра! А, может, Састри нарочно привел меня сюда, чтобы змея покарала меня? Неужели Ямуна тоже согрешила? От бессилия я тихо заплакал. Что я мог поделать? Змея ползла прямо к Ямуне. Один из мальчишек сказал:

— Эта сука вдова осквернила статую в храме. Вот змея и приползла к ней.

Састри кивнул в знак согласия, потом покосился на меня:

— От Бога ничего не скроешь. Говорят, у него глаза, как у змеи.

Я в ужасе оглядел землю под ногами.

Змея остановилась, свернулась кольцом, раздула свой клобук и осмотрелась. Это был наг. Я остолбенел.

— Ха! Кобра, кобра! — в один голос зашипели мальчишки.

Я вскочил, но Састри усадил меня обратно. Наступила тишина, и мы увидели ужасное — наг пополз к Ямуне. Я принялся молиться, мальчишки тоже.

Школьный учитель обнял Ямуну, но видно, это было для нее уже чересчур. Она встала, но не обернулась и ничего не заметила. Потом опять села.

Теперь наг стал ощупывать ртом камень. Его тело влажно светилось в сумерках. Меня затрясло. Даже Састри, казалось, потерял дар речи.

Учитель снова обнял Ямуну, и тут у меня промелькнула искорка надежды — сейчас она опять вырвется от него и тогда уж точно заметит нага — ведь он так близко, у самых ее ног. Я возопил к Богу. Но нет — Ямуна только ближе придвинулась к учителю, обняла его и положила ему голову на плечо.

Тогда я вскочил и, прежде чем успел понять, что делаю, ринулся к ней. Чьи-то руки пытались меня задержать, но я пробился и, выскочив с той стороны стены, на бегу заорал:

— Айо-о-о, Ямуна! Там Кобра, кобра!

Школьный учитель подпрыгнул и, поспешно подобрав фалды своего дхоти, помчался прочь. Мальчишки издевательски заорали и, как последние трусы, понеслись в сторону деревни. Руки и грудь Ямуны были обнажены, верхний конец ее сари упал. Она встала, вся дрожа, но не двигалась с места. Сам не свой я схватил камень и со всей силы швырнул в нага. Я попал ему по хвосту. Он начал извиваться и поднял клобук. Ямуна все еще стояла в оцепенении. Тогда я толкнул ее головой, пробежал с ней так несколько метров и остановился, тяжело дыша, уткнувшись головой в ее голый живот. Я понял, что наг следит за нами, шипит и в ярости бьется о камень. Я опять швырнул в него камнем, но не попал. Он соскользнул с каменной плиты и, выгнув свое бесконечно длинное тело, устремился к нам. Я схватил Ямуну за руку и потащил за собой. Пробежав несколько метров, она упала. Я обернулся и увидел, как наг юркнул в нору недалеко от нас. Я стоял и завороженно смотрел, как длинное-предлинное кобрино тело всасывается в землю — это было похоже на сон. Когда наконец, блеснув, исчез и его длинный хвост, я еще постоял немного и понял, что обмочился — моя набедренная повязка так гадко липла к телу.

Когда мы вернулись домой, я не плакал — наверное, был очень горд собой. Заперев на засов все двери и закрыв окна, я оказался в кромешной тьме. Ямуна стонала от боли. Она позвала меня, и я ощупью пробрался к ней. Она лежала навзничь на холодном полу. Обняв меня, она стала кататься по полу, и я с ужасом обнаружил, что она совершенно голая. Я чуть не задохнулся от таких объятий. Она зажала меня между ног, а лицом уткнула себе в живот и все всхлипывала: «Ой, как горит, как горит». А потом застонала, протяжно так, как воют только одинокие собаки в глухую ночь. Я стал вырываться и даже брыкнул ее в руку, когда она попыталась сгрести меня. Потом сел в углу и сказал:

— Хочу домой. Пожалуйста, отправь меня домой.

Она не отвечала. Я начал хныкать, что хочу есть. Ямуна встала, надела в темноте сари, пошла на кухню и принесла мое любимое кушанье — поджаренную рисовую муку с сахаром и молоком.

В дверь постучали. Ямуна не шелохнулась, не произнесла ни звука. Састри кричал, чтобы она отправила меня к помещику. Она сказала:

— Если хочешь, иди. Утром они отвезут тебя домой.

Не пойду, — ответил я.

Они еще раз бухнули в дверь и заорали:

— Такова воля всей деревни. Не будешь осквернять статуи в храме. Уже и за отцом твоим послали. Он вернется, и тебя сразу выкинут из касты — по всем правилам. И запомни: не смей входить в храм и не смей кормить мальчишку своими грязными руками.

И снова наступила скорбная тишина. Наверное, на улице уже давно стемнело, когда я заснул — не помню.