Дениза Робинс - Жонкиль

• Название: Жонкиль
• Автор: Дениза Робинс
• Издательство: Вече
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7141-0157-Х

Два замечательных романа на вечную тему — два романа о любви. Романтичная, тонкая, лиричная «Жонкиль» англичанки Дениз Робинс и блистательная «Жюстина» Лоренса Даррелла, не случайно названная так же, как и нашумевший в свое время роман маркиза де Сада: чувства в нем столь же изысканы, экзотичны, и он не менее глубоки психологически и философски.

Можно только позавидовать читателям, которые впервые откроют для себя волшебный мир этих авторов.

---

Она, конечно, любила эту девочку, Жонкиль, которую ее сын удочерил. В какой-то степени Жонкиль помогла заполнить ту пустоту, которая осталась после Роланда. Но его, своего красивого безрассудного молодого племянника, она не забыла и продолжала любить. Она научилась не говорить с Генри о Роланде, не пытаться разузнать что-либо о нем. Но память о нем жила в ее сердце.

— Ты так ничего и не рассказала мне о празднике в Лондоне, моя дорогая. С кем ты танцевала? Ты помнишь, что я запретила тебе танцевать чарльстон? Я надеюсь, ты не забыла об этом. Я читала о нем в газете и считаю, что это самый возмутительный и вульгарный танец.

Губы Жонкиль дрогнули в улыбке. Чарльстон! Этот славный толстяк Гарри Поллингтон пытался показать ей движения чарльстона, но она притворилась, что у нее ничего не получается, хотя горела желанием научиться танцевать этот «возмутительный» танец. Могла ли она, взрослая девушка, сказать: «Мне не разрешают», как будто она ребенок? Бабушка была очень требовательным человеком. Она придерживалась старых взглядов и не понимала, что сегодня молодые женщины двадцати одного года делают все, что хотят.

— Нет, бабушка, я не танцевала чарльстон, — сказала она сдержанно. Роланд не приглашал ее на чарльстон. Он протанцевал с ней два фокстрота и два вальса.

— Среди твоих партнеров были симпатичные молодые люди? — спросила бабушка.

— Да, — ответила Жонкиль, и через мгновение была за много миль от Риверс Корта. Она была в доме Поллингтонов, и рука Роланда обнимала ее за талию, живые голубые глаза Роланда проникали ей в самое сердце.

— Дорогая, я надеюсь, ты не простудилась в поезде? — донесся до нее вопрос миссис Риверс.

— Нет. Почему ты спрашиваешь, бабушка?

— У тебя горит лицо.

— О, — прошептала Жонкиль. Затем поспешно, виновато: — Можно еще чаю? Я чувствую себя хорошо, только жарко. Здесь жарко.

— Как странно, — сказала пожилая леди. — Я бы сказала, что сегодня здесь очень холодно. Я только что приказала Питерсу, чтобы он принес еще поленьев.

Жонкиль рассмеялась. Миссис Риверс посмотрела на девушку сквозь очки.

— Что-нибудь смешное, дорогая?

— Я... о, ничего, — пробормотала Жонкиль.

— Я, к своему огорчению, должна сказать, что ты вернулась из своего путешествия не с очень хорошими манерами, Жонкиль. Неприлично смеяться, если ты не можешь объяснить причину смеха.

Жонкиль почувствовала полную безнадежность. Бедная старая бабушка раздражала ее сегодня, а Риверс Корт безмерно угнетал. Она даже пожалела, что отец еще не вернулся. Ее приемный отец был суровым человеком, но к ней он всегда был добр. Иногда он позволял себе отвлечься от любимых мотыльков и играл с Жонкиль в шахматы. Она любила шахматы. Если бы ей было с кем играть в эти дни, это отвлекло бы ее мысли от Роланда. Но сидеть здесь весь вечер, обмениваться любезностями с бабушкой — как вынести это?

Она глубоко вздохнула. Глаза ее остановились на быстрых красных язычках пламени, которые жадно лизали дубовые поленья. Она ощутила себя за тысячу миль от Роланда. Сдержит ли он слово и приедет ли в Чанктонбридж повидаться с ней... приедет ли?

Прошли три самых мучительных, самых тяжелых дня в жизни Жонкиль. Ни слова от Роланда. Она каждый день ждала почту, с горящими от нетерпения и надежды щеками бежала по дороге навстречу велосипеду почтальона. Но письма не было. Она начинала думать, что он никогда не собирался ни писать, ни приезжать. Да, только сентиментальная маленькая дурочка могла поверить ему, довести себя почти до сумасшествия из-за человека, которого видела всего несколько часов.

Конечно, беда была в том, что Жонкиль совсем не о чем было больше думать и не с кем было поговорить. Ее друг, Билли Оукли, был с тетушкой в Швейцарии, где он занимался зимним спортом. У нее никого не было, кроме бабушки, и бабушка почти свела ее с ума в течение этих нескольких дней, когда она ожидала письма от Роланда.

Бабушка стала замечать беспокойство Жонкиль, отсутствие аппетита и решила, что девушка больна, собралась даже послать ее, если она не поправится, в Висбаден к отцу. Сама эта мысль приводила Жонкиль в ужас. Быть отправленной в Висбаден, где Роланд никогда не сможет найти ее, было бы ужасно! Она изо всех сил старалась есть под проницательным взглядом бабушки, казаться нормальной и довольной.

Пришел четвертый день ожидания; еще одно огорчение — письмо от мистера Риверса, в котором тот сообщал, что здоровье не позволяет ему вернуться в Англию на Рождество. Это значило, что в Рождество Жонкиль остается совсем одна с бабушкой. Никакого веселья, никаких танцев, ничего! Семья Оукли в Лондоне. Из Чанктонбриджа никто обычно не приходил в Риверс Корт, кроме престарелой леди, сверстницы бабушки, викария и его жены.

Жонкиль почувствовала горечь. «Роланд забыл меня, — подумала она. — Я была дурой. Мне надо забыть его».

И, наконец, письмо, которого она так ждала, из-за которого тайно плакала по ночам, когда бабушка не могла видеть ее слез, пришло. Она прочитала его в саду, волнуясь и чувствуя себя виноватой.

«Дорогая маленькая Жонкиль!

Я приеду в Чанктонбридж 24-го. Буду в «Пастухе и собаке» в 11 часов. Приходи туда или, если не сможешь, оставь записку. Но постарайся...

С нетерпением, Р.»

Очень кратким, очень холодным и сжатым показалось Жонкиль это первое письмо от ее первого возлюбленного. Она разорвала его на мелкие кусочки и выбросила их на ветер. Двадцать четвертого! Завтра. Завтра, в Сочельник... Роланд не забыл, специально приедет в Чанктонбридж, чтобы встретиться с ней.

Весь мир стал светлее для Жонкиль. В прекрасном настроении она пошла в дом, где бабушка ждала ее к обеду.

— Я рада видеть, что у тебя сегодня прекрасный аппетит, моя дорогая, — заметила миссис Риверс в конце обеда. — Я смогу успокоить отца, когда буду писать ему сегодня вечером.

Жонкиль почувствовала себя предательницей по отношению к отцу, к бабушке, ко всем нормам своего воспитания. Но она была невероятно счастлива. Завтра приедет Роланд! Во что бы то ни стало она должна ускользнуть из дома утром до одиннадцати и увидеть его. Как она хотела рассказать миссис Риверс все о «самом привлекательном мужчине в Лондоне», поскольку ненавидела обман в любом виде. Но Роланд просил ее хранить тайну, поэтому она, конечно, ничего не скажет бабушке, и вообще никому.

Глава 4

Победа Роланда Чартера над сердцем Жонкиль была более быстрой и более полной, чем он мог надеяться. Он приехал в Чанктонбридж утром в Сочельник. Всю ночь перед этим шел снег. Холмы Суссекса были покрыты белым саваном, было ужасно холодно. Щеки Жонкиль горели от быстрой ходьбы и от встречного ветра. Но когда она увидела знакомую высокую фигуру возле «Пастуха и собаки», лицо ее запылало еще ярче. Он улыбнулся и снял шляпу. Старая шинель поверх серого твидового костюма делала его выше и стройней.

— Вы все-таки приехали, — еле смогла вымолвить она; от волнения у нее перехватило дыхание.

Он взял обе руки девушки и увлек ее в тепло гостиницы.

— Конечно, — сказал он. — Я же говорил тебе, что приеду. Как дела?

— Очень хорошо, спасибо, — ответила Жонкиль. Она стояла рядом с ним в небольшой, освещенной пламенем камина комнате. Они были совершенно одни; она молчала в смущении, ожидая его слов и думая, что сказала бы миссис Риверс, если бы знала, что ее внучка тайно встречается с мужчиной.

Чартер тоже молчал. Он серьезно смотрел в лицо Жонкиль. Она была действительно прелестна с этими горящими щеками, со снегом, припорошившим ее маленькую серую фетровую шляпку на темных стриженых волосах. Ему понравился ее твидовый, хорошо сшитый костюм, грубые башмачки... такие маленькие смешные башмачки. Господи, какие трогательные, крохотные ножки были у этого ребенка!

За время, прошедшее с тех пор, как они расстались, Чартер укрепился в своем намерении — дал себе клятву провести игру без колебания. Он собирался жениться на Жонкиль Риверс и таким образом отомстить за нанесенную ему обиду. Он не позволит, чтобы ее молодость и ее доверие к нему тревожили его совесть. И все же, когда он увидел ее снова и вспомнил свежесть ее губ, он нахмурился, и легкая краска проступила сквозь загар на его лице.

«Черт возьми, я не позволю себе влюбляться, — размышлял он, — это было бы губительно. Я не смогу обмануть ее, не смогу жениться на ней, если я влюблюсь».

И Чартер неторопливо начал осуществлять план, который наметил. Он взял маленькие ручки Жонкиль, стащил с них меховые рукавицы и поцеловал ее ладони. Она побледнела от волнения, когда почувствовала его твердые, холодные губы на своих руках.

— Ну, Жонкиль, — сказал он ласкающим голосом. — Ты меня так же любишь, как в Лондоне?

Любовь! Он не спрашивал о ее любви там, в Лондоне. Он только поцеловал ее так, как будто любил. Испуганными глазами она взглянула на красивое, циничное лицо Роланда.