Валентин Свенцицкий - Интеллигенция

• Название: Интеллигенция
• Автор: Валентин Свенцицкий
• Жанр: Драматургия

«В книге ярко выражена вся недотыкомка русской т. н. «передовой» интеллигенции. А в лице героя пьесы Подгорного представлено всё то новое и живое, что <…> задыхаясь в затхлой атмосфере слов и фраз без внутреннего содержания, не успело погаснуть вместе с другими в пошлой будничной обстановке и потянулось к вечному, Невечернему Свету. <…> Все, кому «сильно недужится» <…> увидят, какого верного друга и руководителя приобрели они в новой книге…»

---

Доктор. Расстроены?

Лидия Валерьяновна. Просто не хочется.

Николай Прокопенко. В таком случае Серёжка произнесёт небольшую речь шёпотом.

Сергей Прокопенко. Не остроумно.

Входят Лазарев и Ершов. Здороваются.

Доктор. Опоздали, господа. Прозевали любопытную комедию.

Лазарев. Вот как? Очень жаль.

Ершов. С участием Андрея Евгеньевича?

Татьяна Павловна. Был Титов.

Сергей Прокопенко. И предлагал по гривеннику за фунт подлости и по восьми копеек за фунт измены.

Ершов. Не согласились?

Сергей Прокопенко. А вы как думаете?

Николай Прокопенко (хохочет). Браво. Считай за мной двугривенный.

Лазарев. Нет, без шуток, господа, чем дело кончилось?

Иван Трофимович. Решили, пока хватит средств, издание продолжать, а тем временем подыскать издателя.

Ершов свистит и машет рукой.

Сергей Прокопенко. Нечего свистать.

Ершов. Перевод денег.

Входит Вассо заспанный.

Николай Прокопенко. Таракан, ты великолепен.

Ершов. Спали?

Вассо (сердито). Вы, может бить, спали – мнэ мисли спать нэ дают.

Сниткин. Таракан, собственно говоря, никогда не признаётся, что он спит.

Вассо. Э. На столь накрывают, тарельками щёлкают – что я, утопленник, чтобы под музику спать?

Сергей Прокопенко (подходя к Ершову). Это потому «перевод денег», что у нас настоящей любви к делу нет. И веры. Да.

Ершов. И вы в пессимизм ударились? У нашего вождя Подгорного заразились, должно быть.

Сергей Прокопенко. Андрей Евгеньевич тут не при чём. У него у самого гроша нет. А вот эдакие господа (указывая на Лазарева) – при чём.

Лазарев (улыбаясь). То есть?

Сергей Прокопенко. То есть имеете сотни тысяч и не можете поддержать дело, в котором сами участвуете и которое гибнет на ваших глазах.

Лазарев. Да, я не скрываю, что в ваше дело не верю.

Сергей Прокопенко. А если не верите, зачем сотрудничаете?

Лазарев. Во-первых, от скуки. Во-вторых, потому, что статейки мои по агрономии, во всяком случае, безвредны.

Сергей Прокопенко. Просто вам денег жалко. Так бы и говорили.

Лазарев (спокойно). Ошибаетесь. Дело ваше я своим не считаю. Отношусь к нему, как и ко всему, с любопытством: что, мол, у них выйдет, – а денег бы не пожалел, поверьте, всё состояние отдал, если бы придумали что-нибудь такое, что бы я мог назвать «своим делом».

Николай Прокопенко. Теперь Серёжа вам всю жизнь будет в уши трубить о всяких «великих задачах».

Сергей Прокопенко. Успокойся. Я знаю, что Григория Петровича не прошибёшь.

Смех.

Николай Прокопенко. Вот Аркадий Тимофеевич прославится – и у нас деньги будут. Скоро, по вашим вычислениям, а?

Ершов (недовольно). Ну вас.

Николай Прокопенко. Нет, серьёзно, вы знаете, господа, Аркадий Тимофеевич изучает биографии всех знаменитых писателей и всё вычисляет, в каком возрасте они прославились. И с собой сравнивает. Без шуток.

Смех.

Ершов (сердито, но делает вид, что шутит). Я хоть что-нибудь делаю, а вы валяетесь.

Николай Прокопенко. Я валяюсь потому, что я натура брандовская.

Лазарев. И потому валяетесь?

Николай Прокопенко. Да. Всё или ничего[8]. Всё у нас невозможно, и я предпочитаю ничего.

Сергей Прокопенко. Мило… Очень даже мило.

Николай Прокопенко. Это уже дело вкуса.

Сергей Прокопенко. У кого в груди горит жажда правды, кто хочет обновить мир – тот не может сидеть сложа руки.

Николай Прокопенко. Да кто тебе сказал, что я мир обновить хочу?

Доктор. Ну, братья-разбойники, скучно.

Николай Прокопенко. Нет, серьёзно. Я решительно ничего не хочу. Помните, у Горького пьяный: ничего, говорит, я не хочу – и ничего не желаю[9]. Так и я: ничего не хочу и ничего не желаю…

Сергей Прокопенко. Мило.

Татьяна Павловна. Будет дурака валять.

Вассо. Ест хочу.

Все смеются.

Ершов. Смех смехом. А дело-то, похоже, лопнет?

Николай Прокопенко. О деле нельзя – доктор нам предписал развлекаться.

Сергей Прокопенко. Почему лопнет, не понимаю, за нас правда и вера в победу. (Встаёт в позу.) Чем больше препятствий, тем больше крепнут наши силы.

Николай Прокопенко (хохочет, перебивая). Ну, теперь дорвался, спасайся, кто может.

Сергей Прокопенко (не обращая внимания). Великое дело, которое мы начинаем, не умрёт: не в деньгах сила, а в идее. (Всё больше и больше возвышает голос.) Мы смело должны продолжать наш путь к великой цели; если до конца пути не суждено дойти нам, это сделают за нас грядущие поколения…

Звонок. Сергей Прокопенко не обращает внимания.

Сниткин. Звонок, кажется.

Сергей Прокопенко (продолжает во весь голос). Заря новой жизни, надеждой на которую мы живём, загорается с каждым днём всё ярче и ярче…

Звонок.

Татьяна Павловна. Прокопенко! Звонят – перестаньте вы. (Идёт в прихожую.)

Вассо. Я скоро «карауль!» кричать буду.

Николай Прокопенко (хохочет и хлопает в ладоши). Браво, оратор. Просим, просим…

Иван Трофимович. Тише, господа, – может быть, кто-нибудь чужой.

Смолкают. Голос Татьяны Павловны в прихожей: «Дома – он у себя наверху». Входят Мирский и Татьяна Павловна. Мирский молча кланяется всем присутствующим.

Мирский. У вас гости, может быть, мне удобнее прямо пройти к нему?

Татьяна Павловна. Нет, это свои. И мы сейчас идём обедать. Таракан, позовите Андрея Евгеньевича. Садитесь. Он сейчас придёт. Пойдёмте, господа, в столовую.

Все уходят. Мирский, заложив руки за спину, несколько раз проходит по комнате. Вассо молча возвращается и, увидав, что все ушли, идёт в столовую. Небольшая пауза. Входит Подгорный.

Мирский. Здравствуйте, Андрей Евгеньевич, заняты? Может быть, помешал?

Подгорный (дружески жмёт руку). Нет, что вы, садитесь.

Мирский. Видите ли, какая история, Андрей Евгеньевич, у меня к вам поручение есть.

Садятся.

Подгорный. Поручение? От кого это?

Мирский. Да от директора, Андрей Евгеньевич. Вы уж простите меня, старика: я буду говорить прямо, без всяких, знаете, этих фокусов…

Подгорный. Ну, конечно же, Фёдор Фёдорович. В чём дело?

Мирский. Вы знаете, Андрей Евгеньевич, как мы любим все вас и ценим. И директор тоже, да… но штука-то вот в чём… Журнал вы тут издаёте, «Народные думы», и значитесь редактором-издателем… Так вот директор находит это неудобным… Уф… Ну, слава Богу, кончил. А то, верите ли, как гимназист какой-нибудь боялся идти к вам. Чуть домой не вернулся. Как, думаю, я говорить-то буду, в чужие дела мешаться… Да главное – люблю-то я уж очень вас.

Подгорный. Я не понимаю – журнал, кажется, ничего предосудительного не содержит, ни в каком смысле?

Мирский. Знаю, знаю, Андрей Евгеньевич, и директор ничего не имеет… Но, подите же: говорит, несовместимо звание учителя и редактора народного журнала.

Подгорный. Ну уж как угодно.

Мирский (волнуясь). Господи, Боже мой! да не упрямьтесь вы, Андрей Евгеньевич: снимите своё имя официального редактора. Вот и всё. И издавайте себе с Богом что хотите. Ведь он только формальность соблюсти просит.

Подгорный. Нет, Фёдор Фёдорович, я должен решительно огорчить вас отказом.

Мирский. Вот что, Андрей Евгеньевич, редакторство вы снимите, а вместо этого поставьте, что при вашем ближайшем участии. Все же так делают…

Подгорный. Может быть, и делают. Не знаю. Но мне всё это надоело, опротивело. Не симпатично это как-то… И от всего этого я устал невыносимо.

Мирский. Ах ты, Господи, Боже мой! Вот беда-то…

Подгорный. И потом, всё, кажется, устроится само собой: журнал за недостатком средств, вероятно, придётся закрыть.

Пружанская быстро влетает в комнату, на ней шляпа, кофточка, в руках зонт.

Пружанская. Я мешать не буду, я на минутку, на минуточку… Ради Бога – что решено с журналом?.. Я не спала ночь… Утром, на заседании Комиссии по народному образованию[10], Калиновская говорит: «Любовь Романовна, вы больны». Я говорю: «Я не больна, но я всю ночь думала, думала, думала…» (К Фёдору Фёдоровичу.) Я, кажется, с вами знакома?..