Иннокентий Галченко - Геологи идут на Север

• Название: Геологи идут на Север
• Автор: Иннокентий Галченко
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1957

«Геологи идут на Север» — документальная повесть о смелых советских людях, первооткрывателях богатейших сокровищ, скрытых в недрах далекого Колымо-Индигирского края.

Автор книги — Иннокентий Иванович Галченко — повествует о тех экспедициях, в которых он участвовал. Это было в тридцатых годах, когда только начиналось изучение и освоение бескрайних просторов Дальнего Северо-Востока нашей страны.

О том, как развивался в последующие годы этот край, какие огромные преобразования совершены там, рассказывает в послесловии к книге Н. В. Козлов.

---

Угощает гостей наш каюр, молодой якут Адам. Он рассказывает про нас, про нашу работу. Увидев нас, Софрон обращается ко мне:

— Здорово! Золото есть?

— Нет! — отвечаю я ему не особенно любезно, сбрасывая с плеч тяжелый рюкзак с образцами.

— Хорошо! Очень хорошо, — говорит он, продолжая пить чай.

— Почему же хорошо?

— Так лучше, спокойнее жить, — отвечает он мне.

Наследующий день рано утром, захватив с собой одного лишь старика Пятилетова, я иду опробовать небольшой ручей, около которого стоит юрта Софрона.

— Однако, пустой. Напрасно туда пойдешь, — отговаривает меня Софрон. Но мы не слушаем его.

— Да что его опробовать, ключ, действительно, никудышный. Воды почти нет, одни кочки да гарь! — ворчит старик Пятилетов, тяжело шагая за мной по кочкам.

Я иду молча. Но мне самому не очень нравится этот ручей. В своей пикетажной книжке я назвал его Горелым. В верховьях его виднеется красивый гранитный голец.

Но мы замечаем, что геология здесь благоприятная для образования металлоносной россыпи, да и петрографический состав наносов подтверждает — в ручье должен быть металл.

Старик еще больше ворчит, когда мы смываем несколько пустых проб, взятых с кос.

— Ни одной тебе «щеточки» нет. Воды — кот наплакал. Да и откуда тут золоту быть?

Вдруг мое сердце поисковика радостно забилось. Впереди я вижу хорошее место для опробования. Ручей здесь делает крутой поворот и подмывает левый увал, обнажая выход коренных пород. Верхние аллювиальные наносы смыты. Сама природа как бы приготовила нам место, где можно удобно взять пробу.

— Вот это местечко! — удовлетворенно мычит мой старик, выплевывая изо рта недокуренную» папиросу и быстро направляясь к террасе.

— Ну, если и здесь будет пустая проба, то дальше можно не ходить! Значит, ключ этот пустой, как бубен! — Пятилетов набирает пробу, я окапываю это место, делаю зарисовку обнажения. Подхожу к моему виртуозу-промывальщику и слежу за тем, как в его искусных руках быстро ходит лоток. Вот исчезает смываемая порода. В лотке остается только тяжелый черный шлих. Под ним мелькнули, исчезли, опять мелькнули одна, две, три тяжелые желтые лепешки.

— Смотри! Золото!

— Да еще какое! Вот так проба!

Старик подает мне лоток. Я рассматриваю в лупу почти круглые, желтые, с матовой поверхностью золотинки. «Грамма два — три», — определяю я на глаз вес пробы.

Пятилетов смывает следующие три лотка — результат еще лучше! И когда я, высушив последнюю пробу, поднимаю совок, чтобы высыпать золото в капсюль, вижу на «щетке» круглый самородок размером с золотой червонец.

— Смотри, какое золото под ногами лежит.

Пятилетов с удивлением смотрит и вдруг начинает ругаться:

— Старый черт, Софрон! Весь век по золоту ходил и не видел! Можно сказать, миллионер был и сам того-не знал…

— Ну, миллионером-то он бы и в царское время не стал, прибрал бы богатство кто-нибудь другой, — отвечаю я ему. — Но шуму и золотой горячки было бы, наткнись здесь старатели на золото до революции. Не одна бы бедная душа здесь погибла…

— А ручей этот, — продолжаю я, — мы назовем не Горелым, а именем Захаренко, в честь погибшего в прошлом году в тайге геолога-разведчика.

— Добрый геолог был Захаренко, — поддерживает меня Пятилетов, — много покойничек по тайге ходил.

С увлечением, забыв про усталость и не замечая комаров, мы продолжаем обрабатывать ключ Захаренко.

В верховьях опять берем хорошие пробы. Они окончательно убеждают нас в том, что мы нашли промышленное месторождение золота.

На обратном пути мы намечаем места для закладки поисковых шурфовочных линий. Они скажут, какие здесь запасы металла.

Довольные, мы возвращаемся в свой лагерь. У меня в палатке — вчерашняя картина. Чинно сидят Софрон и Варвара и пьют чай со свежими лепешками.

— Ну, друг, золото есть? — не без ехидства задает Софрон вчерашний вопрос, продолжая пить чай.

— Есть. И много!

Софрон сразу перестал пить чай, смотрит на меня и Пятилетова. По нашим довольным лицам видит, что мы не шутим, и хмурится.

— Плохо, совсем плохо!

— Как это плохо? — вдруг возмущается старик Пятилетов. — По-твоему, Софрон, пусть себе лежит без пользы металл?.. Ты что же, против, чтобы нашему государству богатства открывать?

— Плохо будет! — твердит свое старик. — Людей много будет! Тайга гореть будет! Шуму много будет! Другое место придется кочевать!

Я успокаиваю старика и говорю, что жить ему будет лучше. Будет работа, одежда, продукты, и никто его не тронет.

…Сейчас, вспомнив все это, я спрашиваю Софрона:

— Ну, как, Софрон, живешь?

— Хорошо живем!

— Очень хорошо живем, — подтверждает Варвара, наливая в чашку крепкого чаю со сливками. Подвигает мне наколотый кусками сахар, сливочное масло, конфеты и тарелку с пышными, еще горячими белыми лепешками.

— Сейчас у меня Софрон работает, сторожит грузы. В колхоз его не взяли, старый…

Иван Новых, попив чаю, благодарит хозяев и, вставая из-за стола, говорит, смеясь:

— Ты, Софрон, говорят, уже третий ящик денег набираешь, да только первых два ящика так спрятал, что и сам найти не можешь…

Софрон делает вид, что не слышит реплики. Его внук Илья, пятнадцатилетний подросток, как старому знакомому, рассказывает мне:

— Чуть беда из-за этих разговоров не приключилась. Прошлое лето пришел я как-то с охоты и лег спать, закрывшись с головой одеялом. В юрте была одна бабушка. Софрон на реке промышлял рыбу. Вдруг, слышу, Варвара кричит:

«Спасите! Илья!»

Я сразу проснулся, откинул с головы одеяло. Смотрю, мою бабушку два человека держат, а третий ножом ей грозит, «Отдай деньги! — кричит. — Где, старая карга, три ящика с деньгами спрятано? Показывай, а то убью!»

Меня не видят разбойники. Сильно я испугался. Зарежут, думаю, бабушку. Сдернул осторожно с гвоздя свое ружье, оно заряжено было, и выстрелил. Бандит с ножом сразу мертвый упал к бабушкиным ногам. Второй на меня бросился, тоже с ножом, но я успел по его ногам выстрелить, упал он, а третий из юрты в дверь на улицу выскочил и побежал. Я ему кричу: «Стой, убью!» Прицелился, хотел стрелять. Смотрю, он остановился, руки поднял, ко мне идет. Заставил я его раненого разбойника на спину взять, и так он у меня его на себе до прииска тянул. Там их в милицию сдал. Сейчас у нас спокойно, никто нас не трогает, — смеется Илья.

Вставая из-за стола, Софрон говорит, обращаясь ко мне:

— Здесь будешь спать! — И показывает на лучшее место в своей юрте против камелька.

Утро. Я просыпаюсь от бормотания. Возле меня стоит старый охотник и молится на икону Николая-угодника. Потемневший от времени и дыма Николай-угодник очень похож на якута. «Сердитый Никола» — единственный из святых, кого еще признают старые якуты-охотники.

Я, не желая мешать Софрону, закрываю глаза и невольно прислушиваюсь к молитве. Первые два слова понятны: «Отче наш…», — но дальше начинается невероятная смесь церковнославянских слов с якутскими. Молитва звучит, как шаманское заклинание. Тут и просьбы послать удачную охоту, чтобы горностаи не ушли из западней, а лисы не открутили своих лап в капканах. Конец молитвы совершенно неожиданный: «Никола, дай здоровье моей бабе Варваре, детям моим и пошли хорошую охоту стахановцу Софрону».

Софрон кончает молиться, тяжело вздыхает и с довольным лицом садится на скамью.

Около юрты трактористы ремонтируют трактор. Рокот его мотора гулко раздается по Тополевой долине. Машины, груженные техникой, уходят в тайгу. Софрон провожает нас и долго смотрит на дизели и лебедки, уже погруженные на трактор. Потом медленно подходит к своему старому белому коню и с трудом забирается с помощью Варвары в седло. Он едет на очередной смотр своих ловушек и капканов.

— Плохо, совсем плохо охотнику стало. Много людей, шума много, зверь пугается, в тайгу уходит зверь. Далеко надо за ним в тайгу ехать, — жалуется он нам на прощанье и скрывается в кустах тальника.

По знакомым местам

Наш «ГАЗ-51» стремительно бежит по трассе.

— Смотрите, одни наши «медведи» да «буйволы» теперь на трассе, — так любовно называет Иван тяжеловозы Ярославского и Минского заводов, беспрерывно встречающиеся нам, — Добротные машины, — продолжает он. — Как надсаживается, родной!

Навстречу нам идет «ярославец», загруженный тяжелым бульдозером, который крепко придраен тросом к кузову машины. За ним идет, тяжело вздрагивая, вторая машина.

Я со страхом смотрю, как мимо нас, угрожающе покачиваясь, проплывает неразобранный экскаватор. Водитель осторожно и умело ведет машину.

— Вот это работа? Мастерски крутит баранку, — восхищается Иван.

Впереди красный флажок, дорога перегорожена, мы свертываем на объезд. На этом участке трасса проходит через болото, оттаивающее неглубоко, в зоне вечной мерзлоты. Дорожники делают галечную насыпь. Самосвалы ссыпают подвезенный грунт прямо на срубленный лес и кусты. Тяжелые катки укатывают дорогу.