Ширли Эскапа - Время любви

• Название: Время любви
• Автор: Ширли Эскапа
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-15-000523-1

Обесчещенная Сесилия бежит из разрушенного войной Рима, чтобы в далекой Америке познать радость любви и боль потерь. Иная судьба у ее дочери — красавицы Джины, жизнь которой полна интриг и необузданных страстей. Но, возможно, юной Скарлетт, внучке Сесилии, удастся разорвать порочный круг обмана и ненависти, омрачивших судьбы ее матери и бабки…

---

Не в силах сдержать радостное возбуждение, граф спросил:

— Скажи же нам, родная, где ты находишься?

— В Сан-Франциско.

— А, тогда все понятно! — торжествующе взревел он. — Ты просто забыла учесть, что временная разница между Сан-Франциско и Женевой — восемь часов, а не пять, как с Нью-Йорком, поэтому и звонишь нам так поздно — или рано: у нас сейчас два часа ночи.

Тут отец и мать радостно засмеялись в обе трубки.

— Папа, мама, вы, как всегда, правы. — В голосе Фабриции неожиданно зазвенели слезы. — Я так… так соскучилась, так хочу вас видеть…

— У тебя закончились деньги? — спросил отец.

— Когда ты возвращаешься? — спросила мать.

— Я позвоню в наш нью-йоркский филиал, чтобы тебе немедленно перевели определенную сумму в Сан-Франциско. Тебе не надо ходить в банк, деньги принесут прямо по твоему адресу, — сказал отец.

— Билет на ближайший рейс доставят тебе прямо в руки, — сказала мать.

Едва сдерживаясь, чтобы не разреветься, Фабриция взмолилась:

— Эй-эй, минуточку! Мне трудно сосредоточиться, когда вы говорите одновременно.

— Конечно, моя радость, конечно, — поспешно согласилась графиня.

Фабриция быстро объяснила, что ей действительно требуется определенная сумма, так как случилась трагедия, погиб ее хороший приятель, и у него осталась семья. А в Женеву она согласна вылететь сразу же, как уладит эти дела. Родители выслушали ее со вниманием и под конец разговора записали и адрес отеля, где она остановилась.

На следующий день Фабриции доставили авиабилет до Женевы, а уже через час она расписалась в гроссбухе за получение двух конвертов, в каждом из которых было по пять тысяч долларов. Оставив себе две, Фабриция вложила восемь тысяч в один конверт и отправилась к вдове Лероя. В ее доме она оставалась ровно столько, сколько требовалось, чтобы сунуть деньги опешившей Мардж Коллинз.

После этого Фабриция посетила модный магазин, где приобрела красивый наряд, а потом парикмахерскую, в которой ей уложили волосы в великолепную прическу.

В среду утром прямо на бетоне аэродрома ее встречали счастливые родители. Фабриция вела себя сдержанно, но была так ослепительно хороша, что в воздухе то и дело проносился восхищенный вздох: «Господи, да эта девушка — само совершенство!»

А тремя месяцами позже, в сентябре, в Женеве появился Руфус Картрайт. Чета де Пайо приняла это как знак свыше: сами обуздать дочку они не могли, а такая свободолюбивая девица могла в любую минуту выскочить замуж за какого-нибудь бродягу.

К тому же Фабриция по-прежнему тянулась ко всему американскому и к самим американцам. А Руфус был не просто американцем, в его жилах текла еще и благородная европейская кровь. Руфус был внуком дочери маркиза ди Сика…

Глава 40

Талантливая, усидчивая, блещущая умом, Джина училась великолепно, далеко опережая остальных студентов, но в ее сердце все еще бушевала ярость. Именно это чувство, тщательно скрываемое ею от всех, по-видимому, и подстегивало исходящую от нее энергию. Ее эссе были самыми лучшими; она не только входила в теннисную команду университета, но и являлась активнейшим членом редколлегии университетской газеты. Одним словом, как однажды выразился ее профессор по математике: «Джина О'Коннор — тот редкий тип студента, что встречается раз в столетие и преподавать которому не только удовольствие, но и огромная ответственность».

И только один человек в мире знал, что всеми ее талантами движет единственное чувство — жажда мщения. И этим человеком была Мириам Штерн.

Родители Фабриции понимали, что дочь, вернувшись из Сан-Франциско, где она вкусила все радости свободы, не станет жить с ними в замке «Бо Сьель», и поэтому купили для нее чудесную квартиру в старой — и самой респектабельной — части города. Из окон открывался вид на знаменитую стену древней крепости, прославившуюся тем, что когда-то, в глубине веков, на нее забрались женщины и прогнали осаждающих город врагов, поливая их сверху обжигающе горячим супом.

— Не может этого быть, — засомневался Руфус, когда Фабриция поведала ему историю позорного бегства захватчиков. — Наверняка это очередная романтическая выдумка.

— Ну, выдумка или нет, но мы, женщины Женевы, считаем эту историю чистой правдой.

Это было ее любимое выражение — «мы, женщины». Ярая феминистка, видевшая в законе о равной оплате труда 1963 года победу американских «нас, женщин», Фабриция включалась в такую же кампанию для женщин Швейцарии и посему поддерживала идеи левых сил. «Мы, женщины, — существа, созданные для политики», — твердила она.

Руфуса забавляли убеждения Фабриции; откровенно подтрунивая над ней, он не сомневался, что она, хотя и была на три года старше его, пройдет через эту фазу и забудет о ней.

Фабриция, настоящий сгусток энергии, увлекала Руфуса своей загадочностью, непостижимой таинственностью, неутомимой сексуальной активностью.

Обладая прирожденным талантом возбуждать, она понимала, что Руфусу безумно интересно узнать, как она проводила время в Америке, и со смаком рассказывала о разнузданных оргиях, в которых принимала участие — с представителями разных национальностей и разной сексуальной ориентации. Мечтательно поднимая глаза к потолку, она поясняла, что, не являясь лесбиянкой, часто отправлялась с ними в кровать.

— Да? И как часто? — возбужденно спрашивал Руфус.

— Ну, сейчас и не припомнить… — томно вздыхала она.

Это его подхлестывало, сводило с ума. Стоило ему представить Фабрицию в объятиях женщин, как он бросался на нее и овладевал ею с таким неистовством, будто жаждал доказать, что он гораздо лучше. Доводя Фабрицию до умопомрачения, Руфус сжимал ее в своих сильных руках, и, если она была отличным учителем, то он — отличным учеником.

Руфус сам удивлялся, как это он ухитряется еще и ходить на работу. Как бы бурно и неутомимо ни вела себя Фабриция в постели, она непременно настаивала, чтобы ночевал он у себя дома. Поэтому чаще всего Руфус добирался до своей квартиры в шесть утра, перехватив по дороге горячую булочку в кафе за углом.

Как-то в одном американском издании появилась короткая заметка, написанная Фабрицией, и с тех пор она предпочитала называть себя журналисткой. Сейчас она собирала материал для статьи о развитии гольф-клубов в Швейцарии. Да и вообще без дела не сидела. Даже добровольно работала в доме для престарелых и время от времени просила Руфуса отвезти какого-нибудь несчастного, забытого всеми старика повидаться с бессердечной семьей.

Как и предсказывал дед, по-французски Руфус говорил теперь вполне уверенно, но тем не менее не забывал настроить приемник на волну «Голос Америки». Слушая родную радиостанцию, он и узнал о чудовищном убийстве президента Кеннеди. Тогда, в этот ужасный вечер, ровно через два месяца после приезда в Швейцарию, Руфус отменил очередное свидание с Фабрицией и в полном одиночестве напился.

А затем в почти невменяемом состоянии заказал телефонный разговор с Редклиффом.

Ни для кого не секрет, что общее горе способно примирить, заставить забыть нанесенные обиды. Бывшие влюбленные проговорили целый час — вместе рыдали, вместе пытались осознать смысл происшедшего.

Через необозримые просторы океана до него донеслось чирканье спички, а затем сильный выдох.

— А я и не знал, что ты куришь, — удивился Руфус.

Уж он-то должен знать о ней все, говорил его тон.

— Я не крала ту брошь, — совершенно спокойно проговорила Джина.

— Знаешь, ты можешь мне не верить, но я это понял только сейчас, — задумчиво сказал Руфус.

— Ну отчего же? Я тебе верю, — отозвалась Джина и холодно добавила: — По крайней мере мне так кажется.

Руфус скрежетнул зубами.

— Знаю, такое не прощается. Но, может, ты дашь мне шанс?

— Ничего не могу обещать. Пока.

— Я приеду домой на Рождество.

— Вот как?

— Смогу я повидаться с тобой?

— Не знаю. — Джина нахмурилась. — Не уверена. Поживем — увидим. Больше говорить с тобой не могу, тут кое-кому требуется телефон.

И в то же мгновение она бросила трубку. Надо сразу же перезвонить, подумал Руфус, услышав гудки отбоя. Наверняка разговор стал Джине неприятен, и она придумала отговорку.

Едва Руфус положил трубку на рычаг, раздался звонок.

— Милый, я так за тебя волнуюсь, — услышал он голос Фабриции.

— Пойми же, я не в состоянии сейчас разговаривать. Погиб президент моей страны. В него стреляли. Он убит!

— Да, но у тебя так долго было занято, — надулась Фабриция.

— Вполне естественно. Я разговаривал с Америкой.

— Со своей бывшей любовницей?

— И как это ты догадалась? — с явным сарказмом поинтересовался Руфус.

— Мы, женщины, такое сразу чувствуем, — укоризненно заявила она.