Людмила Белякова - Быть любимой

• Название: Быть любимой
• Автор: Людмила Белякова
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-9524-1803-1

Когда у Светланы появилась новая подчиненная, она была счастлива — инициативная умница и красавица Нина взяла на себя львиную долю работы, уладила массу проблем, стала душой коллектива. Но почему Светлана все чаще испытывает досаду и раздражение, глядя на стремительный взлет сотрудницы? Пройдет еще немного времени, и обожаемая Нина станет для начальницы врагом номер один…

Все события, имена и характеры являются вымышленными. Совпадения и сходства с реальными людьми и судьбами чисто случайны и ненамеренны.

---

«Да, а вот эта гадина здорова! На десять лет меня старше, а все еще здоровая баба, хоть запрягай!»

Утром Света застала Чернову за столом, заваленным цветными брошюрками и складными, как детские книжки, буклетиками — она занималась написанием справок по приглашениям на разного рода конференции и семинары за границей.

— Что это вы ерундой занимаетесь! — с порога, еще не раздеваясь, заявила ей Света. — Я вам сейчас другую работу дам!

— Кому на этот раз благодарность выносить будем? Проктологу?

— Кому? — как-то очень неуверенно переспросила Света.

— Проктолог — это специалист по заболеваниям прямой кишки. Очень, знаете ли, полезная специальность. У вас геморроя нет? А то, знаете, как начнет с того конца гнить…

«Как мысли мои слышит!» — с досадой подумала Света, со времени маминой смерти не могущая избавиться от страха заболеть раком.

Прямо во время операции врачи нашли у мамы метастазы в прямой кишке и тут же, на месте, решили заодно удалить и их, вместе с самой кишкой. Страшно было подумать, какая участь ждала маму, если б она выжила, но она не выжила. А что будет со Светой?

— Ваше остроумие вам когда-нибудь дорого обойдется.

— Знаю, но удержаться не могу. Знаете, какой кайф слыть остроумным человеком? Вот, не знаете. А если б знали, то поняли.

— Заканчивайте эту ерунду, я сказала!

— Во-первых, эту ерунду дал мне Паршин с просьбой сделать сегодня, а во-вторых, пока вы будете причесываться, пить кофе и собирать последние сплетни, я вполне успею это закончить. А?

Свету уже трясло от ненависти, а эта гадина, медовенько улыбаясь, сидела и долбила справки по приглашениям с такой энергией, как будто ей за это приплачивали. Чтобы отменить задание замдиректора по международной части, требовалось веское основание, а у Светы такового не было. Зато она поняла, как надо действовать. Надо было завалить Чернову работой так, чтобы та не только о левых переводах думать позабыла, но и в туалет выйти лишний раз не могла. Одно было плохо — эта подколодная змея ухитрялась во всем найти хорошие стороны и почти все обратить в свою пользу. Она сама много раз повторяла, что вещей объективно плохих на свете достаточно немного и умный человек всегда найдет способ извлечь выгоду из обстоятельств даже, казалось бы, безнадежных.

Ну, значит, надо отыскать что-то такое… Света даже забыла, что собиралась отдать секретарю докладную на Чернову, или что-то ее не пускало, и вообще, было как-то муторно на душе.

Свету в последние недели, как ушел Евсеев, преследовал какой-то тихенький голосок, который подзуживал ей изнутри, что все, что она сделает, все равно будет ей во вред… И сейчас вот он завел свое мерзкое лепетание… Но тут пришла Машенька, солнышко, и наполнила все вокруг теплом и любовью, и стала щебетать, что сегодня Света выглядит почти совсем хорошо, стала готовить ей кофе и мыть чашки после ее вечерних бдений.

«Вот если бы все вокруг ко мне относились как Машутка, вот бы у меня жизнь была! — мечтала Света, сидя за кофе с Машей. — Никаких забот, хлопот, работы, все за меня бы делали!..» Она догадывалась, что Маша пила эту коричневую отраву только за компанию с ней, и была как-то особенно, с болезненным надломом ей за это благодарна. Маша, из всех, кого когда-нибудь любила Света, была единственным человеком, готовым посвятить ей всю себя. Жаль только, что этого «себя» было не слишком много…

Нет, а вот если бы Нина была как Маша? А что — как Маша? Двух Маш, даже отчаянно влюбленных, ей не надо — дыроколом работать и одной Дебрановой хватит. Нет, надо, чтобы Нина была как Нина — умная, эрудированная, волевая, умеющая зарабатывать деньги, — но любила бы Свету так же преданно и нежно, как эта туповатая крошка-мордвинка. Вот идеальный вариант! И самый простой, самый логичный и естественный… Нине, среди ее многочисленных неоспоримых достоинств, по сути недоставало самой малости — горячей, безграничной и преданной любви к ней, Свете! Но именно за эту нелюбовь она и будет расплачиваться всю свою оставшуюся жизнь. Ясно, что никуда она уйти с фирмы не сможет — возраст не тот, а уж Света постарается превратить ее жизнь здесь в кромешный ад… Если куда Чернова и уйдет отсюда — только в могилу или в тюрьму!

Света в который раз поймала себя на том, что путает действительность со своими мечтами об идеальной любви и о чудовищной мести, думает о Черновой как о каком-то третьем муже, вроде улучшенного варианта Евсеева, который, старательно поворочав своими большими шоферскими руками, подкинет ей деньжонок, да еще и развлечет интеллектуально.

Чернова также неуловимо сливалась у нее в мыслях с Савицким в Майами, который может, да не хочет забрать ее к себе в сказочный американский рай, на полный пансион, а отделывается записочками и ответами на звонки, то есть, как и прежде, позволяет себя любить, но сам ее не любит, во всяком случае, как мог бы, если бы по-настоящему захотел.

Света отмахнула от себя эти вязкие и обволакивающие мысли, все время какие-то одни и те же, неотвязные и выматывающие своей бесполезностью. Она решительно встала — надо было отнести докладную Пеструху. Конечно, идти самой в приемную ужасно не хотелось, и голова кружилась, и ноги были ватными, но отдавать документ Маше она хотела еще меньше. Машу, которая любила повторять, что любит ее и Чернову одинаково, очень расстраивала обстановка в отделе, хотя прямо она Свете ничего не говорила и тем более не упрекала.

В приемной Света поняла, почему ноги несли ее сюда еще менее охотно, чем обычно. Уже подойдя, к столу секретаря, она разглядела, что за ним сидит не Наташа, а злейшая ее врагиня — Петрова, пеструховская бывшая любовница, стоявшая между директорским сердцем и ней, Светой, и мешавшая ей полностью подчинить себе Чебурашку. Правда, Света никогда не делала настоящих попыток обольстить Пал Никанорыча, но уж кого она хотела видеть меньше всего на месте Пашкиной возлюбленной, так это Петрову с ее патлами до пояса и румяными щечками.

Отступать было поздно.

— А где Наташа?

— Бюллетенит. Я за нее.

«Значит, раньше следующей недели ее не будет. Вот досада! Все против меня!» — подумала Света, но решила довести дело до конца.

— Павлу Никаноровичу передайте, пожалуйста.

— Все докладные пишете, — проскрипела Петрова, не могшая не знать о ситуации в международном отделе.

«Она сейчас же позвонит Черновой и все расскажет!» — подумала Света, уходя на неверных ногах из приемной. Хотя какая разница. Может, так и лучше. Докладная и писалась для того, чтобы ударить по Черновой… Пусть узнает об этом пораньше и помучается подольше. Но все-таки Света постаралась побыстрее вернуться в отдел, чтобы по возможности знать, сообщит Петрова Нинке о докладной или нет.

Когда Света, запыхавшись, вошла в комнату, Чернова с кем-то весело болтала по внутреннему телефону.

— Спасибо, конечно, но мне об этом факте известно уже три дня. Так что я приняла меры… Да, да, ценю твою дружбу, спасибо, пока, целую.

— Чью это вы дружбу цените? — возможно язвительнее спросила Света.

— В данном случае хвостиковскую.

— И о чем же она вам сообщила, таком важном?

— О том, что в Москве будет мой телелюбимчик.

— Вы живете в каком-то придуманном, нелепом мире!

— Ну и хорошо.

— Что ж в этом хорошего?

— Ну, потому хотя бы, что никто в этом мире меня «сукой и проституткой» не назвал и в глаз не двинул. Ни одного аборта даже не сделала.

— Лучше бы сделали!

— Вот уж никак не лучше. Во-первых, грех детоубийства, как и любого убийства, — неотмолимый и непрощаемый, а у меня, следовательно, есть шанс попасть в рай. А во-вторых, каждый аборт отнимает у женщины до двадцати процентов ее жизненной энергии и на два-три года приближает климакс. Серийное детоубийство хоть и неподсудно, но это не значит, что оно ненаказуемо… Так что уж лучше от абортария держаться подальше. Что я всегда и делала.

Света была в очередной раз оскорблена и унижена. Чернова так гадко напомнила ей о том, как называет ее Евсеев, и о ее абортах.

«Если это правда — я, что же, совсем без энергии и мне не сорок, а пятьдесят?! А если правда то, что она мне наболтала про курево, мне, как женщине, что — уже к шестидесяти? Я — пенсионного возраста?! Старуха?! Да еще серийная убийца, как Чикатило… Господи, как это все вынести!»

Это открытие лишило Свету остатка сил. Весь день она мерзла, сидя в шерстяном платке и пододвинув к себе вплотную обогреватель на колесиках, который Чернова называла «самоходной батареей». Входившие в их отдел, как сговорившись, восклицали: «Ну и жарища у вас!» — и Света уже начала думать, не подговорила ли Чернова их всех, чтобы доконать Свету постоянным напоминанием о ее недомоганиях. За весь день она так и не смогла придумать, чем бы еще ущемить эту гадину, которая так ловко, вроде между прочим, расстраивает ее и подводит к мысли, что Света скоро по-настоящему, всерьез заболеет или даже умрет, а на том свете попадет в ад.