Виктор Пронин - Рассказ

• Название: Рассказ
• Автор: Виктор Пронин
• Жанр: Детектив

---

Зайцев молча поднялся, вышел из кабинета и осторожно прикрыл за собой дверь, будто покидал заболевшего человека, который даже не понимает своего безнадежного состояния. Здание редакции он покинул в задумчивости, но чем ближе подходил к прокуратуре, тем походка его становилась увереннее, быстрее, в движениях появилась твердость человека, прекрасно знающего, что ему делать и в какой последовательности.

А Ксенофонтов, порывшись в столе, нашел две кнопки и приколол снимок к стене, как раз напротив своего стола. И теперь стоило ему поднять глаза от рукописи, перед ним опять разворачивалась вся картина ограбления.

И снова мчался через дорогу грабитель с деньгами под мышкой, и его напарник в белом пиджаке все еще придерживал дверцу "Жигулей", и прохожие стояли, оцепенев от неожиданности. Ксенофонтов всматривался в парня, который легко, почти летяще перебегал через дорогу. Была, правда, в его фигуре какая-то едва уловимая нескладность, но Ксенофонтова это только порадовало.

- Все правильно, старик, - проговорил он вслух.

Нет, не написал он в этот день очерка о передовике производства. Не пошел у него очерк, так тоже бывает. Другие мысли, более увлекательные и дерзкие, охватили Ксенофонтова в этот день, и он отдался им с радостью. Возможно, кто-то сочтет его слишком легкомысленным и самонадеянным, кто-то решит, что его и на пушечный выстрел нельзя подпускать к газете, но как бы там ни было, шальное настроение вытолкнуло Ксенофонтовв из редакции, и он пошел вдоль улиц, иногда пришептывая что-то про себя, иногда ухмыляясь чему-то в свои рыжеватые усы...

То ли голод обуял его, то ли жажда общения или необъяснимое желание побыть среди людей, но в этот день Ксенофонтов несколько раз заходил в кафе, но тут же, не дождавшись официанта, испугавшись длинной очереди или отвратных запахов, уходил. И снова шагал по улице, и светилось в его глазах... Да, вдохновение. То самое, которое столь редко посещало его за редакционным столом.

Войдя в чебуречную и вдохнув дымный чад горелого масла, он тут же вышел. Потом Ксенофонтов посидел в шашлычной за столиком, покрытым скатертью в красных томатных пятнах. Но нет, не стал он принимать шашлыки в этом несимпатичном месте.

Уже возвращаясь домой, он по дороге зашел в телефонную будку и набрал номер Зайцева.

- Привет, - сказал он. - Есть успехи?

- Будут, - хмуро ответил следователь.

- Это хорошо. Дело в том, что я забыл сказать тебе некоторые подробности словесного портрета и...

- Ну?

- Тот, который в машине, носит темные очки в темной металлической оправе, возможно, даже с фирменной нашлепкой на стекле. А тот, что бежит через дорогу, в парике. На самом деле его волосы гораздо короче.

- А в чем обут тот, который сидит в машине и от которого на снимке виден кусок рукава? - спросил Зайцев, уже не скрывая насмешки.

- Черные модельные туфли.

- У тебя все? - спросил Зайцев таким тоном, словно его отвлекали пустяками от важного дела.

- Да, старик, теперь все. Будь здоров.

- Подожди! - начал было следователь, но Ксенофонтов уже повесил трубку...

Прошла неделя, и за все это время друзья ни разу не встретились, ни разу не поговорили по телефону. Несколько попыток Ксенофонтова связаться с Зайцевым по телефону оказались тщетными - того не было ни в кабинете, ни дома. Да у него и своих хлопот хватало.

Однажды в конце рабочего дня некстати зазвонил телефон. Ксенофонтов поднял трубку, даже не подозревая, что наконец-то объявился Зайцев.

- Ксенофонтов? - услышал он. - Рад слышать твой голос.

- Старик! - вскричал Ксенофонтов. - Неужели ты жив?

- Похоже на то, хотя я крепко в этом сомневаюсь.

- Я рад за тебя, старик! Чует мое сердце, что ты мог и того... Что с тобой могло случиться всякое, а?

- Случилось, Ксенофонтов! Успел он все-таки из своей пушки бабахнуть в мою сторону, успел.

- Ты небось в кровище весь? - спросил Ксенофонтов.

- И это было. Но сейчас я в норме. Могу позвонить, в гости пригласить...

- И подаришь что-нибудь?

- Приходи. Подарю все, что понравится. Я сейчас на больничном, слегка хвораю... Рука болит, но уже легче.

- А между прочим, схватки с преступниками в твои обязанности не входят. По должности тебе положено общаться с ними в кабинете, когда им уже нечем бабахать.

- Виноват, - вздохнул Зайцев. - Проявил неуместное рвение. Как говорится, усердие оказалось не по разуму. За что и страдаю. А почему ты не спросишь о...

- Словесном портрете? Я и так знаю - с ним все в порядке. Где ты их взял?

- На базаре. Возле овощных рядов. Но видели их и в ресторане, и в комиссионке.

- Меня волнует одно - у водителя были очки в тонкой металлической оправе?

- Были! И у второго тоже. В очках и взяли. Но почему ты решил...

- О! - воскликнул Ксенофонтов. - Это не телефонный разговор. О таких вещах нужно говорить с глазу на глаз. В общем, еду. Жди!

Ксенофонтов одним махом сгреб со стола все исписанные листки, отнес машинистке и, прыгая через три ступеньки, на длинных своих ногах понесся вниз, прочь из редакции.

У Зайцева действительно одна рука висела на перевязи, но он был бодр, по комнате ходил пружинисто, поворачивался резко, на Ксенофонтова смотрел требовательно, будто тот невзначай вызнал какие-то служебные тайны и теперь предстояло выяснить, как он их вызнал, кто помог и насколько опасна подобная утечка информации.

- Прежде всего, - обеспокоенно произнес Ксенофонтов, - ты вернул государству пятьдесят тысяч?

- Сорок девять. Тыщу они успели спустить.

- За неделю?! - ужаснулся Ксенофонтов.

- За два дня.

- Как же это можно...

- Завтра будут с ними беседовать. А пока мне интереснее твои показания.

- Наконец-то ты, Зайцев, стал понимать, где навоз, а где жемчужные зерна.

- Итак? Я слушаю.

- Закон моды, старик. Их подвел жестокий, безжалостный закон моды.

- Большие модники оказались?

- Не в этом дело. Мода, которую мы видим на обложках журналов, на выставках, в демонстрационных залах, - все это чепуха. Частный случай. Слабый всплеск волны, почти незаметный большинству людей. Что носить этим летом, какой галстук модный нынешней осенью, опустить юбчонку до пят или поднять ее выше колен... Это почти неуловимые колебания по сравнению с мощным, глубинным, течением моды, по сравнению с ее Гольфстримом, если ты мне позволишь привести этот образ.

- Позволю!

- По сравнению с тем Гольфстримом, который меняет климат на континентах, буравит океан и все переиначивает по-своему, невзирая на цвет облаков над океаном, на восходы и закаты, на парусники и лайнеры.

- Вернемся к нашим грабителям, - прервал Зайцев лирическое отступление Ксенофонтова.

- Если тебе скажут, что нынешним сезоном неимоверно модны ярко-желтые галстуки с фиолетовой булавкой, ты наденешь такой галстук? Нет. Даже если тебя понизят в должности и обяжут ловить карманных воров. Стоят ли за этим ограниченность, ложные или истинные представления о прекрасном и уродливом... Что-то за этим стоит, я мог бы порассуждать на эту тему, но тебя волнует другое, не будем отвлекаться. Ты одеваешься в полном соответствии с некими собственными представлениями о своей персоне. Независимо от того, что тебе удастся раздобыть в наших лавках, а чего ты начисто лишен. Смотри, вон идет мужик в зеленом костюме. Он его купил, надел и вышел в город, ощущая себя нарядным и красивым, способным поразить чье-то воображение, может быть, даже женское. А я, я никогда не надену зеленого. Может быть, в этом проявляется мое невежество, мое скудоумие, но! Все это проявляется! Мы все, Зайцев, находимся в жестоком плену представлений о дурном, достойном, возвышенном и подчиняемся этим своим представлениям с рабской покорностью, не пытаясь даже воспротивиться, усомниться...

- Усвоил, - перебил Зайцев. - Дальше.

- Это даже не мода, это нечто другое, более значительное и незыблемое. Я, например, могу совершенно твердо сказать, какой галстук ты наденешь охотно, при каком будешь чувствовать себя совершенно счастливым, какой затянешь на своей тощей шее скрепя сердце, а какой не возьмешь ни при каких обстоятельствах.

- Хотел бы и я это знать, - усмехнулся Зайцев.

- Эти мои знания не о галстуках, Зайцев! Они о тебе. За твоими носками и трусиками, за твоим заросшим затылком и штанишками, которые явно нуждаются в утюге, за вот этой твоей папкой, за шариковой тридцатикопеечной ручкой стоишь ты, Зайцев, со своими надеждами и заблуждениями, со своим представлением о мире, в котором ты живешь, и о себе самом. Твой пиджак, твой обиженный взгляд, твоя продырявленная бандитской пулей рука рассказывают о тебе куда больше, чем тебе бы хотелось. И твое счастье, Зайцев, что на свете так мало людей, способных читать все эти иероглифы.

- Неужели прочитываешь?

- Запросто! Но это не всегда доставляет мне радость...

- Постой, постой! Но ведь мы далеко не всегда надеваем те вещи, которые хотим надеть, о которых мечтаем... Покупаем то, что подворачивается!