Илья Кирюхин - Искушение. Книга 1. Перстень Змеи

• Название: Искушение. Книга 1. Перстень Змеи
• Автор: Илья Кирюхин
• Жанр: Альтернативная история

---

Весна в Таллинн приходит незаметно. Пронизывающий сырой зимний ветер с Балтики понемногу согревается. Облака все чаще пропускают солнечные лучи. Исподволь набухают почки и, вдруг, перед глазами вспыхивает зелень кустов сирени и жасмина, следом зацветают яблони, кусты смородины. Балтика меняет свинцовую безысходность на яркую лазурь, сливаясь с весенним небом.

В Анечке Штейнбест с ее белоснежными локонами трудно признать рыжеволосую татарскую девочку. Она мчится домой на своем Харлее[20], разбрызгивая лужи узких улочек послевоенного Таллинна. Оставив мотоцикл у крыльца дома, она стремительно взбегает к себе на второй этаж, на ходу снимая шлем, кожаную куртку, расстегивая комбинезон. Седые волосы сильно примяты мотоциклетным шлемом. Надо привести прическу в порядок и переодеться — сегодня Он познакомит ее со своей старшей сестрой. Внутри все трепещет, страшно. Может быть, новое шифоновое платье с красными маками на темно-зеленом фоне, которое ей позавчера всю ночь шила лучшая портниха Таллинна Леночка Шмелева? Или это недостаточно скромно? Ведь они не расписаны, но уже год живут вместе — его сестре это может не понравиться. Мама бы уж точно не простила ее за это никогда.

— Люба, познакомься, моя жена, — глаза сестры ее будущего мужа, настороженно вглядываются в нее. Кажется, что она физически ощупывает ее, оценивает.

— Какой у Вас удивительный цвет волос, совсем как натуральная седина. Очень оригинально, — кожа покрывается мурашками от ощущения электричества надвигающейся грозы.

— Аннушка не красится, — ставит Он точку в смотринах, — это после Блокады.

Красивое лицо Любы сразу потеряло напускную холодность, казалось, она сама смутилась от своего предубеждения.

— И что мы стоим, приглашайте в дом, помогите вещи занести. Мама гостинцев насобирала. Я едва довезла.

Вечером, когда они уже поужинали и тихо, по-семейному втроем пили чай с его любимым вареньем из райских яблок, Анна узнала, что у ее будущего мужа не одна, а три сестры: ВЕРА, НАДЕЖДА и ЛЮБОВЬ.

«Наверное, Кирилл где-то простыл» — храп сына, гулко раздается по всей квартире, она снова возвращается в реальность из мира воспоминаний.

Яркое сияние хрустальной люстры их таллиннской квартиры сменяет тусклый свет прикроватного ночника.

«Хочется пить, надо позвать Кирюшу. Надо собраться. Весь день кто-то приходил, и они не могли остаться вдвоем, а когда, наконец, это происходило, сознание покидало ее. Нельзя, чтобы сын повторил ее историю. Кроме нее больше некому рассказать. Рядом нет дяди Иосифа, и некому объяснить мальчику, кто он и что его ждет. Кирилл должен все знать и, если понадобится, рассказать сыну».

— НИКТО, НИКОМУ, НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН, — чей-то безликий невыразительный голос прошелестел в голове, — НИКТО, НИКОМУ, НИЧЕГО НЕ РАССКАЖЕТ — ТВОЙ ЧАС НАСТАЛ И НИ ТВОЙ СЫН, НИ ТВОЙ ВНУК НЕ УЗНАЮТ СВОЕГО ПРЕДНАЗНАЧЕНЬЯ. Время еще не пришло… Люди еще не готовы… Еще рано…

Она открыла глаза. Над кроватью склонилась полупрозрачная тень. Нечеловеческие глаза были прямо перед лицом.

— Кирилл! — ей казалось, что от ее крика сейчас распахнутся двери, вылетят стекла и зимняя стужа ворвется с январской улицы в дом. Но с губ сорвался тихий стон, и ее веки опустились навсегда.

Кирилл проснулся посреди ночи. Проходя мимо кровати матери, увидел безвольно свесившуюся с кровати руку и с щемящей тоской понял, что она ушла и ушла, не попрощавшись, когда он спал.

Глава 1

10:00. 28 декабря 2011 года. Москва, улица Доватора, Лаборатория полимеров закрытого НИИ.

«Уже 56. Итоги пора подводить, в то время как судьба неожиданно подбрасывает перспективу, которая даже в голове не укладывается. Нет, это не перспектива, это пропасть под ногами. Господи! Что же делать?», — думал пожилой, лысый толстяк, который понуро сидел посреди комнаты, забитой какими-то приборами и электронной аппаратурой. В комнате стоял устойчивый гул работающих приборов. Пахло горелой проводкой, несвежей едой и ацетоном. Лаборатория, как лаборатория. Все бы ничего, но толстяк сидел не на табурете, не на стуле или же в кресле — он просто сидел… Его упитанная попа, в непонятно-серых брюках плющилась, опираясь на невидимое сиденье. Толстяка звали Кирилл Иванович Ильин — старший научный сотрудник лаборатории полимеров. Почесав затылок, и грустно вздохнув, Кирилл Иванович повернулся в воздухе и плавно поплыл к старенькому холодильнику «ЗиЛ». Когда-то белоснежный, теперь расписанный непонятными каракулями, облепленный сувенирными магнитами, холодильник громко проявлял признаки жизни — урчал и вздрагивал. Неохотно поддавшись усилиям Ильина, холодильник позволил открыть дверку, за которой оказался скромный натюрморт: бутылка кефира и яблоко. Отхлебнув кефира, Кирилл Иванович, отсутствующим взглядом оглядел комнату. При этом тело его не поменяло понурой позы — двигалась только голова, совершив полный оборот, она употребила еще одну порцию кисломолочного продукта и опять уныло уставилась в пол.

Кирилл Иванович Ильин весь свой научно-исследовательский век посвятил химическим катализаторам, в частности, без особого успеха пытался повысить эффективность катализатора полимеризации резины. И было так тридцать лет и три года. А вот, три месяца тому назад Кирилл Иванович стал обладателем — как писал Леонид Филатов — «То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть!»[21] — металлическим волшебным, или магическим, или фантастическим, ну, или типа того, предметом.

В тот день, вернувшись после обеда, нацепив подголовник, какие обычно одевают пассажиры самолетов, старший научный сотрудник Ильин откинулся в кресле и сладко смежил веки. Непрошеных посетителей не предвиделось. Столовский борщ и шницель с овощным рагу делали веки неподъемными.

Очнулся он через час. Очнулся от состояния панического страха. Руки дрожали. Рубашка и брюки прилипли к телу от пота. И он ЗНАЛ. Знал, что в руке у него зажат металлический полимер на основе рения. Знал, КАК ОН СДЕЛАН. Знал, что ни в его лаборатории, ни где бы то ни было на Земле, это совершенно невозможно. И его трясло от панического страха. Адреналин захлестывал, заставляя бешено колотиться непривычное к переживаниям сердце Кирилла Ивановича Ильина.

Разжав трясущийся кулак, он уставился на ощутимо холодный бесформенный металлический комочек, который неприятно покалывал слабым током влажную от пота ладонь.

«Нельзя плотно есть перед сном. Какая-то бредятина». Он тяжело встал и пошел в дальний угол комнаты, где за облезлым шкафом притаился умывальник. Хотел облокотиться на тумбу умывальника и, вдруг, вспомнил, что в его кулаке зажат этот странный предмет. «Ладно, Бог с ним». Сунул слиток в карман, открыл кран и плеснул в лицо холодной водой. Когда вытирал лицо комком бумажного полотенца, его взгляд упал на зеркало над умывальником, в котором отражалось его желто-синее лицо. В первый момент он не осознал, что его удивило, но приглядевшись, понял — у него были разные глаза — один голубой, а другой зеленый. «Как у бабушки Ксении», — подумал Кирилл. Хотя, надо признать, что холодная вода делала свое дело, возвращая Кирилла Ивановича к действительности — глаза, как бы нехотя, приобретали свой привычный серый цвет.

В повседневной жизни Ильин старался не материться, как человек верующий, считал, что это грех. Но вера его была не очень тверда, и в сложные моменты бытия, например, вылив на ногу кипяток, мог громко и долго сквернословить. Сейчас момент бытия был скверен — снится всякая чушь, откуда-то эта железка, да и с нервами, похоже, дело плохо. Выругавшись, он полез в карман, чтобы рассмотреть предмет своей досады.

Через неделю старший научный сотрудник Кирилл Иванович Ильин мог все. Стоило ему присмотреться вдаль, как картинка на горизонте становилась отчетливо видна. Вжимаясь в переполненный вагон московской подземки, он вдавливал ничего не понимающих граждан так, что раздавались вскрики и стоны задыхающихся пассажиров. В такой момент ему становилось стыдно, и он сам расплющивался вдоль пневматических дверей вагона до толщины ученической тетрадки. Слушая любимых Beatles[22], вдруг, понял, о чем они поют и страшно этому удивился, а потом, приятным «с хрипотцой голосом» стал подпевать Маккартни[23] на чистейшем английском языке. При этом Ильин обратил внимание, что каждая трансформация — превращение в Супермена[24] — сопровождалась изменением формы слитка. Комочек серебристого металла как бы оживал, переливаясь, принимал самые невероятные формы, при этом оставаясь твердым, блестящим и холодным.

Так продолжалось до тех пор, пока заведующий лабораторией Юрий Исаакович Дрица, который нечасто появлялся в руководимой им лаборатории, не услышал пение Ильина. Надо признаться, Юрий Исаакович и не собирался заходить в это Богом забытое место, но в тот день он приехал, чтобы передать ежемесячное вспомоществование замдиректора института. Замдиректора закрывал глаза на бурную коммерческую деятельность инициативного завлаба, а Юрий Исаакович — ежемесячно приносил пухлый конверт в институт. Неведомая сила натолкнула его на мысль, что сегодня надо обязательно зайти в лабораторию и узнать, чем там занимается его подчиненный СНС[25] Ильин. Подойдя, к давно некрашеной филенчатой двери, Дрица услышал за дверью приятное пение на английском языке. Его искренне заинтересовало, что за англичанин исполнял «Hey Jude»[26] у него в лаборатории. В это время, Кирилл Иванович самозабвенно выводил: