Борис Некрасов - Просто металл

• Название: Просто металл
• Автор: Борис Некрасов
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1968

Действие романа развертывается на одном на золотых приисков Колымы в наши дни. Герои романа — люди самых разных возрастов и профессий. Всех их роднит чувство дружбы, товарищества, стремление жить на земле с пользой. Они активно и действенно вмешиваются в жизнь, спорят с застывшими традициями, сражаются за нравственные принципы, на которых строится завтра нашего общества. У каждого героя своя интересная судьба.

---

Никаких так называемых объективных причин для отставания прибора не было. Пески здесь были богатые, содержание металла даже несколько большее, чем предполагалось, и полигон удобный, позволяющий бесперебойно снабжать прибор песками. Правда, поверхностные пески были победнее. Тем скорее, казалось бы, надо было их отработать, чтобы добраться до хорошего золота. Но, не получив желаемого сразу, ребята разочаровались и вместо того, чтобы форсировать промывку, с каждым днем работали все хуже. Неверие в успех, подкрепленное заразительным примером и влиянием разболтанного мастера, породило недисциплинированность, безынициативность, равнодушие к делу. Все это не могло не беспокоить руководителей участка.

Совет держали втроем: Проценко, Гладких и Клава Воронцова. Комсомольцы — а их большинство составляли новоселы — единодушно избрали девушку своим вожаком. Она и была инициатором этого разговора. Днем, когда начальник смены заглянул на прибор, где Клава работала опробщицей, она сказала Гладких:

— Мне бы с вами поговорить надо, Иван Михайлович. Дело одно неотложное есть. Когда зайти?

Как и большинство приехавших с нею ребят, Клава быстро освоилась с новыми условиями жизни и работы. Трудно было узнать в ней сейчас ту девочку-подростка в мамином платке, за какую Иван принял Воронцову при первой их встрече на прииске. Кукольный румянец на ее щеках сменился бронзовым загаром. От этого еще светлее казались ее глаза и волосы, ослепительнее улыбка. Удивительно шел к ее небольшой ладной фигурке простой рабочий комбинезон, туго перехваченный поясом, подвязанная под подбородком яркая косынка, аккуратные резиновые сапоги.

Но для внимательного наблюдателя перемены произошли не только во внешнем обличье девушки. Из глаз ее исчезло выражение растерянности и неуверенности, вполне понятных на первых порах самостоятельной жизни. Когда там, в Москве, в райкоме комсомола Воронцову назначили старшей группы, она растерялась. Одно дело руководить комсомольцами своего класса в школе, и совсем другое — командовать разношерстной и необъединенной еще общими задачами и интересами шумной компанией парней и девчат, многие из которых были и старше ее и опытнее в делах житейских. К тому же, многие из них почувствовали опьяняющий вкус свободы, уехав от своих коллективов, семей, привычной и как-то регламентированной обстановки.

Но когда эти же ребята выдвинули и горячо поддержали ее кандидатуру во время выборов секретаря комсомольской организации участка, это придало ей уверенности в поступках и смелости в решениях: сами выбирали, мол, так чур не обижаться! Выбрали ее единогласно, при одном воздержавшемся. Воздержался, конечно, Геннадий: я ее лучше всех знаю — житья не даст! И она, как могла, действительно не давала житья ни ребятам, ни руководителям участка. Обмолвился как-то Сергей, который работал на монтаже приборов второй очереди, что не хватает крепежного материала, и комсомольская «легкая кавалерия» тут же совершила налет на участковую кузницу. Мало свободного времени оставляет горнякам промывочный сезон, но руками комсомольцев уже был оборудован красный уголок, сооружалась волейбольная площадка. И вышедший из ремонта в обкатку бульдозер пробовал свои восстановленные лошадиные силы не вхолостую, а на комсомольских субботниках…

Сейчас Гладких сказал Воронцовой:

— Если неотложное чего — выкладывай.

— Сейчас неловко, Иван Михайлович. Разговор не пятиминутный, а я на работе.

— А в чем все-таки дело-то?

— Насчет шестого прибора я. Плохо там.

— Это верно. Куда хуже. А у тебя и предложения есть?

— Есть.

— Ну что же, значит, давай и тащи сразу же после смены свои предложения в контору. Там вместе с Павлом Федоровичем и обсудим.

— Приду.

Девушка наклонилась, зачерпнула лотком грунт прямо с ножа бульдозера, подошедшего к бункеру, и направилась к воде. Иван пошел рядом с ней.

— Глянуть хочу, как у тебя получается, — объяснил он.

— Наловчилась вроде, — ответила Клава. — Спасибо Семену Павловичу — научил.

— Карташев? Ну этот на все руки мастер, настоящий таежник и золотодобытчик. Ты, между прочим, как-нибудь с подходцем попроси его рассказать ребятам, с чего здесь начиналось. Много интересного и поучительного услышите.

— Ой и правда! У нас и в плане мероприятий лекция такая запланирована — о прошлом Колымы. Все думали, кого бы попросить.

— Вот-вот. Только не отпугните старика официальщиной этой: план, мероприятие, лекция. Попроще.

Вечером на условленное свидание Гладких пригласил, кроме начальника участка, и членов партийной группы — механика Павлова и бульдозериста Шемякина. Клава говорила:

— Там, на шестом, не только с планом плохо. Этот Важнов среди ребят себе собутыльников вербует. Генка наш никогда не пил, а тут я и его уже раза два под хмельком видела. Говорят, с Важновым пьет. Пока еще совсем совесть не потерял, бегает от меня. А что дальше будет? И песни какие-то совсем другие у него. Вы не смейтесь — это очень важно, что человек поет.

— А мы и не смеемся. Что и с кем человек поет, как, сколько и с кем он пьет, — это и в самом деле очень важно, — согласился Проценко.

— А как же! Только вы не подумайте, что это я из-за Генки только. Не один он там. Говорят, и в картишки в этой бригаде поигрывают и, вообще, развинченные какие-то ребята там стали.

— Ну и что же комсорг предлагает? — спросил Гладких.

— Раскомплектовать бригаду надо! — горячо ответила Клава, всем: корпусом поворачиваясь к нему. — А Важнова вообще убрать, чтобы не влиял на ребят.

— Выходит, — уточнил Иван, — все дело в Важнове? А куда мы его денем? Допустим, снимем его с должности, а с участка куда его денешь? Кому-нибудь подбросить? Так? Боюсь, что за такого подкидыша нас никто не поблагодарит.

Его поддержал Проценко:

— Словом, один шалопай сильнее двух десятков комсомольцев, целого коллектива. Так, что ли? Не слишком ли много чести, товарищ комсорг, а?

— Ну и поставьте, тогда его еще выше! — обиделась Клава. — Пусть он пошире развернется. И как вы не понимаете?! Ведь он не только водку пьет, в карты играет и все такое. Он же еще и людьми командовать поставлен. Вот и влияй на них через него!

— Ты погоди, атомная бомба, не горячись, — вспомнил Гладких сравнение ее брата. — Давай спокойно обсудим все. Мы о чем говорим? Одними административными мерами тут ничего не добьешься. Что у нас на шестом происходит? Работают люди шаляй-валяй и считают, что не они виноваты, а и прибор плох, и полигон не тот, и пески бедные. Так?

— Прибор принят на «отлично», — вставил Павлов. — На нем только объемы и давать. Механизмы новенькие, монтажом Карташев руководил.

Гладких кивнул согласно.

— Дальше. Кое-кто из ребят в Лешке Важнове этом что-то вроде героя видит. Независимость суждений в нем нравится, этакая вольная, разгульная натура. Так?

— К сожалению…

— А сам Важнов — никакой не романтик, а пьяница, дебошир и лодырь. И никакого морального права командовать людьми не имеет. Так ты говоришь?

— Конечно! Вот я и говорю…

— Погоди. Что ты предлагаешь, мы слышали. В чем-то ты права конечно. Но давай подумаем теперь, что будет, если просто взять и снять Важнова приказом начальника участка? Его с одной должности — повыше, как ты говоришь, — уже снимали недавно. Однако больших перемен в его поведении что-то не видно. Но, черт с ним, в конечном свете. Не это главное. Главное, что некоторые из ребят твоих жертву в нем после этого видеть будут. А от этого его влияние не ослабнет. Наоборот может получиться. Деликатное это дело, Воронцова. У нас, вообще, с некоторых пор некоторый перехлест имеет место: раз сидел, да еще посажен в определенные года, то непременно — жертва несправедливости. Важнов вот тоже себя невинно пострадавшим изображает, а судился за уголовщину какую-то.

— И среди неуголовников разные были, — вставил Проценко. — Знал я одного. По его доносам добрый десяток людей схватили, а потом уже самого упрятали. Теперь, говорят, стихи о культе личности пишет.

— И потом такой приказ начальника участка, — продолжал Гладких, — не достигнет главной цели. Разве он изменит что-нибудь в отношении людей к делу, прибавит им веры в то, что на этом приборе можно хорошо работать? Не думаю. Ведь кого туда ни поставь сегодня командовать, из-под палки мало сделаешь. Надо, чтобы с полной отдачей работали. Согласна?

— Согласна и сообразила уже, куда вы клоните, Иван Михайлович, — оживилась девушка. — Ребятам доказать надо, что на шестом можно давать план. Правильно?

— Правильно. И развенчать в их глазах таким образом Важнова. Вот и давай думать, как это сделать.

— Поставить туда бригаду с другого прибора. Лучшую.

— Э, нет, — вмешался Проценко. — Это чтоб какое-то время ни тот, ни другой прибор металла не давали? А потом, с какой стати я должен заставлять людей уходить со своего хорошо организованного рабочего места? За что их-то наказывать? Нет, этот вариант не пройдет, я не согласен.