Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

• Название: Грехи дома Борджа
• Автор: Сара Бауэр
• Жанр: Зарубежные любовные романы

История семьи Борджа, славившихся жестоким нравом и абсолютной раскрепощенностью в любовных делах, вот уже много столетий привлекает внимание историков, композиторов, писателей. В романе Сары Бауэр Борджа показаны глазами молодой еврейки Эстер. Ее семья вынуждена бежать из Испании и находит приют в Риме. Эстер становится придворной дамой Лукреции Борджа, внебрачной дочери Папы Александра.

При дворе Борджа Эстер предстоит многое увидеть, многое понять, проститься со многими иллюзиями. Но главное, она узнает, что такое любовь и безудержная страсть, способная лишить рассудка, забыть обо всем, в том числе об осторожности…

Перевод: Екатерина Коротнян

---

Позже, когда мы одевались к ужину, на который мадонна пригласила своего тестя, Анджела устроила мне допрос.

– Итак? – начала она, отвлекшись на секунду, чтобы узнать, достаточно ли высоко поднята линия ее декольте. Герцог Эрколе, видите ли, не одобрял римскую моду, и мы были вынуждены лихорадочно пришивать воротнички и кружевные косынки к вырезам наших платьев. Одно хорошо – мы были избавлены от необходимости туго шнуроваться, чтобы приподнять грудь. – Что он сообщил?

– Кто?

– Не увиливай, ты прекрасно поняла, о чем я. Вряд ли ты помчалась бы в сад, раскрасневшись как маков цвет, чтобы прочитать письмо от школьной подружки.

– Он сообщил… – А что он сообщил? Я взглянула на дорожный сундук, куда спрятала письмо под одним из выдвижных ящичков. – Написал, что любил бы меня, если бы мог.

Анджела нахмурилась.

– Неужели? Он так написал?

– А что такого?

– Если честно, то я удивлена, что он знает, как пишется такое слово, как «любовь». Ему это как-то несвойственно…

– Ты приходишься ему всего лишь кузиной. Думаю, он не стал бы говорить с тобой о любви. – Я почувствовала, как краснею, подмышки и ложбинка между грудей взмокли.

– Виоланта…

– Да?

– В общем… ничего. Как тебе Фертелла? Забавный, правда? Хорошо, что Ипполито его отыскал.

Ипполито привез Фертеллу в дар донне Лукреции. Маленький, ловкий человечек с темными птичьими глазками и узкой челюстью, большим подвижным ртом. Его мастерство шута заключалось не в болтовне или розыгрышах, как у Гатто и Перро, а в мимике и фокусах. Донна Лукреция была от него в восторге.

– Ты рада приезду Ипполито?

Я стояла спиной к Анджеле, искала в шкатулке ожерелье, подаренное донной Лукрецией по случаю моего крещения. Когда подруга не ответила, я обернулась и взглянула через ее плечо на отражение в зеркальце. Она не сразу поняла, что я за ней наблюдаю, и мне удалось прочесть на ее лице страх и смятение потерянного ребенка. Видимо, отношения с доном Джулио зашли гораздо дальше, чем я предполагала. А потом ее глаза в зеркальце поймали мой взгляд, и она улыбнулась.

– Что ты будешь делать, когда приедет Чезаре? Отдашься ему?

– Так он все-таки приедет? В письме об этом ничего не сказано.

– Чезаре никогда не сообщает о своих намерениях. Ты же знаешь, какой он. Даже камердинеру и то, наверное, не говорит, когда принести воду для бритья, такой он скрытный. Но он обязательно приедет, уже совсем скоро, и тебе нужно четко определиться в своих желаниях, прежде чем он зажмет тебя в каком-нибудь темном углу и начнет покусывать мочку уха.

От одной этой мысли у меня затвердели соски и появилась знакомая тяжесть между бедрами, с которой так умело справлялись ловкие пальцы Анджелы. Подойдя сзади, я обняла ее за талию и прижалась щекой к спине, почувствовав переплетенную крест-накрест шнуровку лифа. Мои ладони легли ей на живот, и сначала она расслабилась, но затем напряглась и рывком обернулась, сбросив мои руки.

– Прекрати! Мы больше не дети. Хватит с нас игр.

– Это из-за Джулио? – спросила я, вновь занявшись шкатулкой.

– Из-за тебя и Чезаре, – заявила она. – Он не потерпит, чтобы его попусту дразнили. Наверное, чем коварнее человек в своих поступках, тем больше он ценит прямоту в других. Если он написал тебе о любви, то будь уверена: он имеет в виду нечто большее, чем обмен сонетами и букетиками. Ты должна его понимать, иначе… никто не знает, что может случиться.

Я вспомнила язык и мизинец, выставленные в тюремном окне Савелли, но они не показались мне такими ужасными, как в тот раз, когда их описывал маленький Хаим, убедившись, что отец не слышит, прежде чем сообщить все неприятные подробности. Как-то не верилось, что все это сотворил человек, написавший странное, двусмысленное и откровенное письмо.

Видимо, я должна теперь воспринимать его серьезно, как своего любовника. Осознав это, я не испытала радости. Оставалась одна проблема…

– Но что будет, если я не окажусь девственницей, когда выйду замуж?

Другое дело Анджела – близкое родство со Святым Отцом сделает ее желанной невестой при любых обстоятельствах. Отрезанная от родной семьи, я не получу иного приданого, чем то, которое даст мне донна Лукреция, и никаких ценностей, кроме собственной добродетели, у меня нет.

– Знаешь, – произнесла Анджела, опускаясь на край кровати и хлопая рядом, чтобы я тоже села, – лишиться девственной плевы можно не только из-за мужчины.

Я подумала о ее пальцах, сильных, гибких, опытных, хотя я ни разу не кровоточила после наших игр.

– Езда на лошади, например, – продолжила она, озорно поблескивая глазами. Я присела рядом, касаясь ее коленями, окончательно прощенная теперь, когда ей удалось еще раз увести разговор в сторону от дона Джулио. – В любом случае существуют всякого рода уловки. Немного цыплячьей крови на простынях. Я даже слышала о специальной пасте, которую помещаешь внутрь, и она создает такой эффект, что одурачит большинство мужчин. Но я не знаю, из чего она состоит, хотя готова поспорить на золотой дукат, что тетушке Адриане известно. Ты должна помнить о муже следующее: он желает верить, что его жена добродетельна, красива и талантлива во всем, начиная от пивоварения до изображения на полотне перспективы. Иначе он выглядит дураком, заключившим невыгодную сделку. Понятно? – Она чмокнула меня в кончик носа. – Вечно ты тревожишься о пустяках. Настоящая гусыня. Расслабься. Когда Чезаре отведет тебя в свою постель, наслаждайся. Большинство женщин наслаждаются, как я слышала. Поучись у него. Вероятно, к тому времени, как выйдешь замуж, ты узнаешь несколько трюков, которые заставят твоего мужа не думать о том, где ты им научилась.

– Ты умная.

Анджела вскочила, а я осталась сидеть. Тогда она принялась меня подгонять, говоря, что нам пора одевать мадонну, так как герцогу Эрколе не уснуть, если он ужинает позже девяти. Я попыталась представить, как страстно Чезаре целует, оставляя синяки, как выглядит его тело под слоями черного бархата и белого льна, какие у него шрамы, какие истории с ними связаны, каково это, когда…

– Вставай! – велела Анджела, беря меня за руки и поднимая с кровати. Когда она тащила меня из комнаты, я оглянулась через плечо на дорожный сундук, где лежало письмо Чезаре. Хрустящий пергамент в складках темно-красного атласа.

Я до сих пор храню это письмо; это второе важное письмо в моей жизни. Иногда, когда остаюсь дома одна, я вынимаю его из обитого жестью морского сундука, где оно хранится, и зажимаю между ладоней, подогревая воспоминания о нем. Выцветшее, потертое, разорванное вдоль одного изгиба, с раскрошенной печатью и потрепанной коричневой ленточкой с пятнами от соленой воды океана, которого Чезаре никогда не видел, оно хранится рядом с самым важным письмом в моей жизни. То письмо заставило меня действовать, а письмо Чезаре навеяло мечты. Не знаю, как повернулась бы моя жизнь, если бы все случилось наоборот? Если бы я тоже прожила жизнь, не увидев океана?

Какая благодать, что мы не можем знать нашего будущего.

Глава 7 Феррара, Пасха, 1502

Любовь проста и глубока, как море, когда на него не смотрят.

Во время исполнения в храме Страстей Господних в Страстную пятницу мадонна потеряла сознание в тот момент, когда Христос спускался в ад через пасть змия из папье-маше. После этого не осталось никаких сомнений относительно ее положения. Естественно, мы ожидали видеть дона Альфонсо не так часто, как только врачеватель герцога и врачеватель мадонны посовещались и объявили, что ребенок появится на свет в рождественскую неделю. Мы думали, дон Альфонсо исполнил свой долг и теперь вернется к прежней жизни, какую вел до женитьбы – сплошные путешествия и кутежи.

Однако, к моему удивлению, он завел привычку проводить первый час после полудня со своей женой, составляя ей компанию, пока она отдыхала на дневной кушетке, установленной специально для нее возле окна, выходящего в сад. Сидя рядом с ней и держа в огромной лапе ее пухлую, невероятно бледную ручку, он вел разговоры в своей дерганой неуклюжей манере, пытаясь заинтересовать жену различными пропорциями меди и олова в оружейном металле, из которого отливаются пушки.

– Нужно взять по крайней мере девять частей меди, видишь ли, в два раза больше, чем для литья колокола.

Донна Лукреция с серьезным видом кивала, и ее слабая улыбка свидетельствовала о том, что ей интересно, просто сейчас она очень устала. Потом он переходил к другому своему страстному увлечению – горшечному делу. Все ночные горшки, все тарелки, с которых мы ели по пятницам и дням поста, изготовил дон Альфонсо. Его майолику затейливо украшали птички и цветы, крошечные сцены охоты, миниатюрные фигурки, занятые домашними делами: они варили пиво, пекли хлеб, развешивали мокрое белье по кустам на берегу реки. Это была одна из тайн Создателя, как мужчина с огромными ручищами, пальцами толщиной с сосиску и больными суставами мог создавать такие детальные мелкие картины.