Артур Уэйт - Каббала

• Название: Каббала
• Автор: Артур Уэйт
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9524-4965-7

Артур Эдвард Уэйт – один из лучших английских специалистов в области оккультных наук. Его книга – это всестороннее и богато документированное исследование Каббалы, учения о сокровенной еврейской мистической традиции. В ней рассматриваются основополагающие трактаты «сокровенного предания» Сефер Йецира, Зогар и другие, а также труды выдающихся ученых-раввинов. Немало внимания автор уделяет тому влиянию, которое Каббала оказала на крупнейших представителей христианского мира и на всевозможные направления европейской оккультной мысли.

---

В отличие от Сефер Йециры, где нет никаких признаков пневматологии, Саадия Гаон немало места отводит размышлениям о душе в человеке; и здесь обнаруживаются точки соприкосновения с зогарической Каббалой. Хотя он в корне отрицает переселение душ, он признает пять аспектов, или уровней души, и называет их принятыми именами, встречающимися в Талмуде5, о чем будет сказано в соответствующем месте. К сожалению, его классификация достаточно неуклюжа, и начинает он с признания вслед за Платоном трех свойств души – разумного начала, страстного желания и гнева. Как начало разумное душа именуется Нешама, как носительница желания – Нефеш, в проявлении гнева носит имя Руах. Два других имени – Хайа (живое) и Йехида (неповторимое, уникальное) – относятся к витальности души и к утверждению факта, что никакое творение не похоже на нее. Как увидим дальше, Зогар ничего не знает о таких материалистических характеристиках.

Достойно упоминания и небезынтересно с точки зрения нашего исследования и учение об Божественных и ангельских Именах, учитывая, что Саадия не придает им магических свойств. Имена ангелов варьируют в зависимости от действий, им поручаемых; аналогичным образом имена Бога напрямую связаны с Его деяниями. В деле Творения Он именует Себя Элохимом; устанавливая заповедь о совершении обрезания, Он называется Эль Шаддай; Он – Сущий (Я есмь тот, кто Я есмь) при совершении десяти египетских кар; и Он – Ях, когда совершает великое чудо разделения Красного моря6. В таком же духе сообразно их свойствам варьируют названия звезд, то есть в зависимости от яркости, жара, холода и т. п.

Когда Саадия переходит к объяснению того, как Сефер Йецира рассматривает тварные вещи и то, как они были сотворены, он ссылается на десять категорий, а именно субстанцию, количество, качество, отношение, место, время, силы, положение, активность, пассивность; и если последние рассматриваются применительно к схеме Сефер Йециры, не подлежит сомнению, что Саадия воспринимает их сквозь призму аристотелизма. К этим категориям с неменьшей произвольностью подтянуты и десять заповедей. Так, например, заповедь о прелюбодеянии соотносится с категорией положения, поскольку акт прелюбодеяния есть сам по себе положение и связь.

И наконец, анализируя древнееврейский алфавит, комментатор стремится рассмотреть его во всех взаимосвязях. Алеф – это первый произносимый звук, то есть он вокализуется в задней части языка. Шин вокализуется в середине ротовой полости, а Мем – губной звук. Аналогию в известном смысле нарушает тот факт, что в алфавитном порядке Мем предшествует Шин, да и весь ход размышлений грешит натяжками.

Что касается комментария, приписываемого Гаю Гаону, то здесь немало путаницы, которую Исаак Майер только усугубляет, когда заявляет, что это комментарий к Книге Сокрытия, а не Творения. О первом тексте нет никаких самостоятельных исторических данных, и впервые он появляется в составе Зогара. Трактат Гая Гаона приходится упомянуть только в связи со спорностью его авторства. Другие произведения, приписываемые Гаю Гаону, не вызывают сомнения, но в целом нельзя не согласиться, что Гай Гаон более причастен Каббале, чем Саадия. Этот спорный комментарий сосредоточен преимущественно на тайнах Тетраграмматона и предлагает, пожалуй, впервые четырехсторонний метод написания этого четырехбуквенного Имени посредством букв и кругов, чему такое огромное внимание уделяют современные оккультисты7. Комментарий рабби Авраама бен Давида ха-Леви младшего под этим именем8, современника Маймонида, яростными нападками на которого он известен, также входит в Мантуанское издание Книги Творения и был во многом использован Риттангелиусом в Амстердамском издании 1642 г.9 Немалая путаница связана с личностью автора, которого, с одной стороны, постоянно ассоциируют с автором Седер ха-Каббала, а с другой – воспринимают в оккультистских кругах героем многочисленных разноречивых легенд. Элифас Леви, который приводит отрывок из его трактата в качестве доказательства аутентичности и реальности своего «открытия» Magnum Opus10, подает его в ореоле таинственности и исключительной уникальности, хотя сам явно пользовался изданием Риттангелиуса, вполне доступным и имеющимся почти в любой национальной библиотеке.

Мы установили, что комментарий Саадии Гаона нельзя относить к каббалистическим текстам; мы пришли к выводу, что другой трактат, изобилующий каббалистическими аллюзиями, следует вывести из этого списка в силу того, что время его написания и авторство вызывают споры; в труде рабби Авраама наличие зогарического элемента не вызывает сомнений, к тому же он относится к той школе, которой Грец и другие исследователи приписывают создание Книги Сияния. В этом комментарии есть специфическое различение высших и низших сфирот, что не только характерно для Зогара, но и свидетельствует об определенной связи рабби Авраама с позднейшей Каббалой Ицхака Луриа11. Кроме того, там присутствует доктрина Непознаваемого Бога, «Причины причин, непостижимого ни для кого, кроме Его Самого», пребывающего вне всякого различения и всякого модуса бытия. Учение Саадии не достигает законченной формы Зогара, а его концепция Божественной Сущности представлена, в известном смысле, в более латентной и неразвитой форме, чем учение об Эйн-Соф, Non Ens, которая сама по себе отличается Саадией от Кетер, Венца Творения на том весьма примечательном основании, что «акцидентальное не может быть создано из сущности, как Res из Non Res, или Non Ens», тем самым делая проблему актуализации (эманации) явленного универсума неразрешимой. Подобная точка зрения резко контрастирует с теософией Зогара. Во всем остальном Эйн-Соф нашего комментатора описывается в терминах, почти полностью совпадающих с учением Зогара. «Ему невозможно присвоить ни единство, ни множество, поскольку нельзя присвоить единство тому, что непостижимо по существу», что обосновывается тем, что число есть акциденция, соприродная миру протяженности, места и времени.

Из менее значительных расхождений с Зогаром можно упомянуть предпочтение по значению, отдаваемое автором комментария букве Алеф перед Бет, которой начинается Книга Бытия; эта буква есть форма всех букв, и все пути мудрости содержатся в ней, но по универсальному модусу. В комментарии, кроме того, прослеживаются черты специфической системы ангелологии, которая в дальнейшем получит существенное развитие в учении толкователей Книги Сияния.

Прежде чем расстаться с этим комментарием, отметим предполагаемую связь автора с Авраамом Евреем12, фигурирующим в алхимической литературе. Завещание этого таинственного персонажа превратило легендарного Николаса Фламеля из простого нотариуса в искателя Великого Дела, поиск которого по его повествованию увенчался успехом. Этот документ был написан для народа Израиля, рассеянного гневом Божиим по Франции, тем, кто именовал себя «священником, князем, левитом, астрологом и философом». Описание, служащее нам единственным свидетельством об этом, приведено в другом завещании, принадлежащем якобы Николасу Фламелю; в одной из своих книг я доказывал, что этот документ нельзя считать подлинным13. Оба документа относятся к корпусу алхимической литературы, которую здесь обсуждать неуместно; вместе с тем следует сказать, что попытка отождествить Авраама Фламеля с комментатором Сефер Йециры, предпринятая Элифасом Леви, не только связывает алхимию с Каббалой, что само по себе совершенно необоснованно и не имеет даже намека на обоснование, поскольку в тексте еврейского комментатора нет и следа возможного алхимического прочтения. Кроме того, Авраам-каббалист относится по времени к XII в., тогда как Фламель на два столетия младше; что касается книги, на которую он ссылается, то, даже если принять гипотезу Леви, представляется маловероятным, чтобы подобное произведение существовало в еврейской среде на протяжении столь длительного времени и о нем не осталось никаких сведений.

Первое место среди произведений, обнаруживающих зависимость от Сефер Йециры как в плане близости, так и общности философских взглядов, по праву отдают комментарию Азриэля. Автор его родился в Вальядолиде в или около 1160 г. и умер в 1238 г. По одним источникам, он был учеником рабби Ицхака Слепого14, по другим – его учителем был рабби Иегуда, сын Рабада. В свою очередь, он стал наставником рабби Моше Нахманида, также являющегося звеном в цепи йециратической традиции15.

По преданию, Азриэль много путешествовал в поисках тайной мудрости, хотя, впрочем, в те времена ученые мужи вели бродячий образ жизни и много передвигались, так что, возможно, его непоседливость объясняется менее возвышенными мотивами. Рабби Азриэль связан с каббалистической школой Героны; у нас нет сведений о том, пополнял ли он свои знания где-нибудь еще, но то, что он привнес в это учение плоды собственных размышлений, несомненно. Ему приписывают множество произведений; одни утеряны, другие остались в рукописном виде. «Объяснение десяти сфирот при помощи вопросов и ответов» в немалой степени способствовало оформлению мистических спекуляций Каббалы и породило больше дальнейших размышлений, чем почерпнуло из предыдущей традиции.