Альфред Дёблин - Три прыжка Ван Луня. Китайский роман

• Название: Три прыжка Ван Луня. Китайский роман
• Автор: Альфред Дёблин
• Издательство: Митин журнал : KOLONNA publications
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-98144-090-2

Роман «Три прыжка Ван Луня» сразу сделал Альфреда Дёблина знаменитым. Читатели восхищались «Ван Лунем» как шедевром экспрессионистического повествовательного искусства, решающим прорывом за пределы бюргерской традиции немецкого романа. В решении поместить действие романа в китайский контекст таились неисчерпаемые возможности эстетической игры, и Дёблин с такой готовностью шел им навстречу, что центр тяжести книги переместился из реальной сферы в сферу чистых форм. Несмотря на свой жесткий и холодный стиль, «Ван Лунь» остается произведением, красота которого доставляет блаженство, — романтической, грандиозной китайской сказкой. Дёблин и сам жил в этой сказке как в заколдованном царстве.

---

К тому времени, когда решительный утренний ветер принялся вытряхивать над Желтой рекой свистящие мешки, туго набитые воздухом, четверо друзей уже стояли среди готовящихся к отплытию рыбаков. Десятки длинных плотов покачивались на воде — узких, со слегка загнутыми вверх носами. Некоторые уже скользили в жемчужно-сером тумане вверх по реке, ими управляли, отталкиваясь шестами. Когда Тай потащил за собой по песку три длинных шеста, Тан отделился от «братьев» и шагнул ему навстречу. В то же мгновение рыбак заметил их всех — и окликнул. Трое других тут же подскочили. Побросав на плот, который оказался довольно широким, шесты и сети, они вслед за Таем и сами запрыгнули на него. Тай медленно обошел вокруг каждого, показал, какое место ему занять, и дал шест. Перед каждым на качающихся досках стояла высокая корзина, а в хвостовой части плота кричали и прыгали специально обученные птицы — бакланы.

Рыбаки просто следили за тем, чтобы плот огибал утесы и песчаные отмели, а птицы ныряли в воду, приносили в клювах блестящих влажных рыб, роняли их в корзины, клевали[280]. Четверо «братьев», непривычные к качке, широко расставив ноги, орудовали шестами и, не глядя друг на друга, переговаривались на диалекте Чжили. Тай спросил, в каком доме они поселились и где сейчас ведро. Тан ответил и, не дожидаясь дальнейших вопросов, начал рассказывать о смерти Чу, но Ван Лунь равнодушно прервал его, посоветовав заниматься своим делом — тогда, мол, ему же будет лучше; разговор сам собою иссяк. Они медленно плыли — направление задавал Ван — к черному береговому утесу, пропустили вперед другие плоты. Желтая стихия пенилась, бурлила под их босыми ступнями, птицы кружили в воздухе.

Ван Лунь обернулся: «Я еще вчера предупреждал. Вам здесь ничего не светит, несмотря на голову старого Чу. Утоплю всех четверых — и концы в воду!»

Тан сказал, что в гостинице их ждет еще один брат, так что их исчезновение не пройдет незамеченным.

Рыбак с презрением посмотрел на него, оттолкнулся шестом от утеса. Их опять вынесло на середину реки. Четверо «братьев» приноровились, стали работать спокойнее, и тут внезапно Ван крикнул: это же детское неразумие, если не подлость, — тащить голову старика через все провинции. Главное, зачем? Кого они думали порадовать? Чу — стреляный воробей, он при жизни много скитался, они могли бы хоть после смерти оставить его в покое.

Тан возразил, что Чу до последнего вел себя как боец; он не искал покоя, а хотел и дальше сражаться с лисицами, хищниками-ворюгами — маньчжурами; такая возможность теперь у него есть.

«Как это?» — спросил Ван.

Тан сделал шаг в его сторону: «Ты сам знаешь. Он вербует новых бойцов». Глаза Тана сверкнули.

Ван Лунь, угрожающе: «Я вас сброшу в воду!»

Тан, насмешливо: «Бакланы вытащат нас и опять положат в твою корзину».

Ван Лунь: «Но прежде вас обглодают акулы».

Ван Лунь и Тан топтались друг против друга, размахивали шестами. Шест Тана упал, скатился с досок и ушел на дно. Тан бросился на колени: «Я прыгну за ним. Хочешь?»

Рыбак грозно молчал, торговец шагнул к краю плота, подлетели бакланы, и тут Ван гортанно крикнул: «Вернись на свое место!» Некоторые птицы пожирали дергавшихся рыб прямо на лету; тогда их хлестали прутьями; бакланы, крича, разевали клювы, и окровавленные рыбьи тушки шлепались в корзины. Течение на этом отрезке реки было более сильным; гребцы тормозили, боролись с водой. Плот Вана медленно дрейфовал, приближаясь к другим плотам, которые остановились напротив только что показавшейся деревни с плоскими крышами. Пока четверо торговцев упирались длинными шестами в дно, верзила-рыбак из-под своей огромной соломенной шляпы бросал на них разъяренные взгляды. Тану, стоявшему ближе всех к нему, он крикнул:

«И кто только пустил вас на мой плот?»

«Ты сам».

Ван впал в бешенство. Его шест откатился в сторону. Плот продолжал дрейфовать.

«Лжете; вы все — обманщики, бездельники, неумехи. Признайтесь! Чего вы явились ко мне искать работу? Ваши корзины наполовину пусты. Взгляните, как бакланы уплетают мою рыбу — вы, обезьяны! Такие помощники мне не нужны. И почему именно мне попались эти мерзавцы — когда вокруг сколько угодно нормальных работящих людей!»

В припадке гнева Ван совершенно забыл о том, что надо грести; Тан, балансируя, подошел к рулевому шесту, наклонился над ним; рыбак схватил его за плечо и швырнул на бревна. Тан, насквозь мокрый, молча вернулся к своей корзине, дрожа от холода.

Ван опять стал медленно подгонять плот к флотилии. Вместе со сланцевыми сизыми тучами надвигалась буря — уже басисто громыхала вдали. Складки волн, как ни странно, разгладились. Внезапно Тан, который после полученной взбучки, казалось, потерял контроль над собой, отчаянно крикнул:

«Пусть же она скорее нагрянет, пусть все здесь порушит! Пусть все порушит, опрокинет в воду! Я так хочу!»

Ван наблюдал за ним остекленевшим взглядом:

«Ты тоже? Мы уже причаливаем. Так быстро, Тан, ничего не происходит. На этот раз дракон отпустит тебя. Вечно одни и те же истории, уж мне-то они знакомы. Главное — ничего не хотеть, ничего не хотеть».

В деревенской корчме, куда они первым делом заглянули, когда сошли на берег, Ван представил четырех «братьев» как своих земляков из Шаньдуна. Ван, который, как и другие, хлебал из чашки мясной бульон, ввязался в разговор о каких-то давних местных конфликтах. Он расположился со всеми удобствами, упомянул между прочим и о собственном тесте, который собирается дешево продать ему лучший кусок своего маисового поля.

Один пожилой рыбак, друг Вана, ближе к вечеру погнал Ванов плот обратно, силы у него одного было столько же, сколько у четырех торговцев. Сам Ван возвращался на плоту зажиточного соседа, не пожелавшего с ним расстаться.

Тот вечер четверо «братьев» провели в старом — еще холостяцком — домике Вана. Ван представил их своей молодой жене, хрупкому и улыбчивому созданию: женщина изумленно взглянула на неожиданных посетителей, дважды с тревогой спросила о цели их приезда, после чего заторопилась домой.

Ван проводил ее, нежно обняв, на двор; и тут же вернулся, остановился в дверях, протянул к гостям, которые, сидя на циновках, прихлебывали чай, перекрещенные в запястьях руки:

«Ну?»

И, поскольку они не шевельнулись, а только недоуменно смотрели на него, добавил:

«Вы с собой ничего не захватили? Жаль».

Руки опустились:

«Было бы проще связать меня и увести силой. Без долгих разговоров. Но вы слишком уверены в себе. В том, что обойдетесь без веревок».

Циновка зашелестела, он уселся напротив, они молча глотали чай.

«Напомните-ка мне ваши имена, и откуда вы родом. Больше ни о чем не рассказывайте. Это все лишнее».

Они тихо назвали себя.

«Теперь я с вами познакомился. Вы — четверо или пятеро, — должно быть, воображаете себя героями, потому что добрались от Чжили, через Шаньдун и Ганьсу, аж досюда, до великой плотины? Я тоже когда-то вот так же добирался до Шаньдуна. Особенно ты, Тан, корчишь из себя невесть что. Думаешь, будто совершаешь геройский подвиг… Подвиг, Тан, заключается совсем не в том, чтобы прятать ведро с головой Чу в комнате своего больного друга. Хозяин гостиницы, кстати, уже давно обнаружил эту голову. Но ты ошибаешься, если из моих слов заключил, что теперь я, как и вы, скомпрометирован и мне придется бежать из Сяохэ. Так просто, дорогие кролики, меня не поймаешь! Лучше расскажи — ты, с вывихнутым плечом, — как тебя угораздило прибиться к „поистине слабым“?»

Один из торговцев — тот, который знал местный диалект и у которого действительно было вывихнуто плечо, — вежливо поклонился:

«У себя дома я ни в чем не нуждался. Моя семья не из бедных. Но ты — великий чародей».

«Да, об этом я уже слышал. Собственно, так оно и есть. Я разбрызгиваю вокруг себя яд. Который распространяется все дальше. Но вы продолжайте. Какими вы видитесь себе — сейчас, когда сидите здесь? Вам незачем меня бояться. Я не такой закоренелый упрямец, каким был мой покойный брат Ма Ноу, когда я пытался с ним говорить. Едва увидев вас, стоящих на берегу, я сразу все понял. Мою судьбу, всю мою судьбу, и судьбу моей жены. Я ведь вас ждал, уже много месяцев ждал — со страхом! Потому что теперь жизнь моя расколется пополам. И я этого боялся, еще как!»

«Сознает ли Ван Лунь, — прервал затянувшуюся паузу Тан, — что он рычит как лев, как обленившийся лев, которого выгоняют из клетки?»

«Для вас я и так сделал много, слишком много. А вы не предлагаете мне даже паршивого медяка. Только дразните такими вот словами, обрабатываете, как вам нужно. Подводите под меня подкоп. Вы хотите заманить меня в Чжили, чтобы в удобном для вас месте принести в жертву, — или в Шаньдун. Скорее всего, заклание жертвы состоится в Цзинани. Как же бестолково вы обделываете свои дела! Скольких из вас еще убыот по приказу императора Цяньлуна? Тысячу — или десять, или двадцать тысяч? Вам очень скоро придется пересчитывать своих людей — парой больше, парой меньше. Женщины на джонках каждый день ненароком проламывают череп какому-нибудь червячку, и меня это не беспокоит, да и никто из вас по такому поводу даже пальцем не шевельнет. Сколько бы я ни злился из-за того, что делает император, или что делают женщины, или что делает богиня кишечной лихорадки, меня все это не касается. Ни в одной книге не написано, что и меня тоже должны убить, если в Чжили убивают десятки, сотни тысяч других людей. Зачем же вы, словно привидения, бегаете за мной? Я вам ничего не должен. И я ничем, ничем не могу вам помочь». Уже совсем стемнело. Они сидели на полу, покачивая головами, не узнавая друг друга.