Татьяна Недзвецкая - Raw поrно

• Название: Raw поrно
• Автор: Татьяна Недзвецкая
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Эротика
• Год: 2007
• ISBN: 5-8189-0811-9

Одни девушки, например из Питера, много говорят о сексе. Другие, например с Рублевки, — им занимаются! Все знают: секс — это убийство. Но остановиться не могут…

---

— Девочка моя, хорошая, как же ты классно сосешь, — выдыхает Денис и за волосы подтаскивает меня к себе. Кончает мне в рот. Струя спермы упруго бьется о стенки моей глотки. Я хорошая, красивая и молодая, в меня запросто можно влюбиться.

Усталые, лежим рядом. Молчим. Говорить категорически не о чем. Поднимаюсь. Молча одеваюсь. Молча ухожу. Денис догоняет меня уже на выходе из подъезда, хватает ха плечо, разворачивает смотрит на меня:

— Ты, что, обиделась? — спрашивает он.

— На что мне обижаться? Все было замечательно!

— Такая ты странная, оделась и ушла. Так от меня еще никто не уходил!

Я целую его губы, выхожу на улицу.

— Позвони мне! — кричит вдогонку Денис.

— Сам позвонишь! — отвечаю я.

Звонит через неделю. Опять встречаемся у него. Опять тот же бардак в его квартире. Опять его красивое тело, опять его однотипные ласки. Его член — мое сокровище. Я поклоняюсь его фаллосу, как богу. Я готова петь ему мантры, плясать вокруг, как обкуренный шаман.

Меня подбешивает, что у Дениса в квартире нет зеркал, — люблю подсматривать. Лезу в сумку, копошусь в ней, достаю пудреницу. Раскрываю, торжественно вручаю 140 эту коробочку Денису со словами:

— Держи вот здесь, — и корректирую наиболее удачный ракурс.

Держит, я смотрю, как его хуй входит в мой рот. Денису нравится эта игра, он начинает увлекаться. Раскачиваясь из стороны в сторону, трахает меня в рот.

Его проникновение сзади действительно дается не без труда. Угрохано немалое количество смазки. И немалое количество болезненных попыток. Наконец, он входит в меня. Медленно-медленно, вползает, как осторожная змея. Входит полностью. Прижимается ко мне всем телом. Вплотную. Моя кожа сливается с его кожей. Он целует меня в губы. Я не дышу. Такое плотное проникновение — его сердце и мое бьются в унисон. Он и я — единое существо. Медленное и неспешное, он начинает раскачивающееся движение. Но минут через пять он долбит меня со всей силы. Одержимо. Неистово. Лава. Огонь. Жар. Внутри меня. Я ору от боли и наслаждения. Болтаюсь на его члене, словно ватная кукла:

— Протрахаю тебя в задницу до горла, — сбиваясь, говорит он. Лава. Огонь. Жар.

Стоя на коленях, прогибаюсь в пояснице — похотливая сука, с размаху насаживаюсь на его хуй, до конца. Урча, отмахиваюсь, чтобы он выскочил полностью и вновь в меня вонзился. Кончает, заливает мои кишки своим горячим семенем.

На этот раз поддаюсь его уговорам: ухожу не сразу. Сидим на кухне. Думая, что я ему родственная душа, Денис начинает откровенничать. Он рассказывает мне о том, как недавно познакомился с совсем юной моделью, что она — красивая, но уже — избалованная, как всякая московская красавица. Он ее за это не осуждает, потому как таков порядок выживания в мегаполисе. Он это — понимает. Знает по себе. Здесь все стремятся продать себя подороже. За красивую внешность требуют большие дивиденты.

Раскачиваясь на стуле, Денис разглагольствует о природе истинных отношений. С его слов все выглядит очень прямолинейно и убого, что неудивительно: каков сам, таково и мнение.

Размышляет о некрасивых женщинах:

— Понимаешь, она смотрит на тебя, и у нее в глазах загораются звезды: она думает: за что ей вдруг так несказанно повезло. Она не знает, как долго это счастье продлится. Вдруг я мираж — раз и исчезну. Вдруг я просто ее сон — не более того. Потому она готова на все. Она дает такую огромную, такую мощную душевную отдачу!

Я смотрю на него в свете кухонной лампы: на его широкие плечи, густые ресницы, серо-синие глаза, и мысленным задаюсь вопросом: как же возможно быть таким красивым внешне и таким убогим умственно и душевно? Набивший оскомину стереотип во всем своем блеске и нищете.

При следующей встрече Денис опять трахает меня по полной. Достает из тумбочки вибратор, засовывает мне его в пизду, сам имеет сзади, в рот засовывает свои пальцы. Потом лежит на спине, привычно онанирует, я натягиваю на его ноги свои чулки. Ему это нравится. Сквозь шелк чулок сосу пальцы его ног. Денис кончает мне в рот. Размазывает своими красивыми пальцами сперму по моему лицу.

Лежим рядом. Мой уставший кавалер — задремал, я кладу его руку себе на живот. Его холодное тепло меня ни капельки не согревает.

Просыпается. По выражению его лица понимаю, что мне пора уходить. Я молча одеваюсь. Он тоже.

Провожает меня. Идем по улице. Опять молчим. Пара-тройка фраз, что мы перекидываемся, — разговором считаться не может. Прощаясь, Денис пронзительно и долго смотрит на меня. Ничего не говорит, просто смотрит. Я смотрю на него и думаю, о том, что он имеет меня не первый раз, во всяких разных изощренных позах, и он даже честно делится осколками своих, кажущихся мне нелепыми, переживаний, но между нами не возникает ни душевного тепла, ни какой-либо человеческой близости. Мы не становимся ни друзьями, ни врагами. Уходя от него, я совсем о нем не думаю. Легко и просто его забываю — так же, как и он обо мне. Мой нестабильный эмоциональный фон остается на одном и том же уровне: что до него, что после. Ни в плюс, ни в минус не касается моих чувств. Просто красивая самка и красивый самец занимаются красивым сексом. Хм… идеальные, казалось бы, условия. Отчего же накрывает от других? Иногда совсем ни по возрасту, ни по полу не подходящих?

МАРИНА

Впервые я встретила ее в одной сомнительной компании, куда меня случайно занесло. Был июнь. Я сидела на скамейке. Ко мне подошел парень с двумя девушками — одной из них и была она — Марина. Все трое имели косвенное отношение к театру. Кто-то в каком-то вузе учился, кто-то что-то окончил, кто-то пытался работать и бросил. Друзья у них были такие же — обыкновенные творческие неудачники с претензиями.

Сначала пили на одной квартире, потом поехали на другую. Было нас пятеро мужчин и четыре девицы вместе со мной. Марина в тот вечер со мной не общалась: имела на то веские основания — очень уж недружелюбный у меня в тот вечер был вид: молчала и пьяно наблюдала за ничего не значащим и ничего не несущим времяпрепровождением. А она была — настоящей красоткой, приторной куколкой с пухлыми губками и русой до густых бровей челкой.

В наступивший час икс кого-то затошнило, кто-то собрался и ушел — словом, вечеринка стала медленно сходить на нет. Я задремала в том же кресле на котором сидела. Но скоро дрема моя была прервана. Самый говорливый изо всех, кажется, его звали Костя, потащил Марину. Изрядно пьяный, он свалил ее на пол в коридоре. Я за ними пристально наблюдала. В их занятии сексом не было ни радости, ни любви, ни желания. Его тонкий и бледный член втыкался в нее равнодушно. Всовывал-высовывал — монотонно и вяло.

Он слишком много выпил: никак не мог кончить. Связь их кончилась без оргазма и эякуляции: его член увял, они отпрянули друг от друга. Марина поднялась с грязного пола. Ничуть не смущенная тем, что только что между ними произошло, отправилась с Костей на кухню. Там он заваривал ей чай. В тусклом свете электрической лампы она казалась такой же бледной и безвкусной, как несколько мгновений назад приключившаяся между ними ни ему, ни ей не нужная вязка.

На следующее утро кавалер этот немало бахвалился перед остатками компании, что вчера он не только побухал, но и поебался. Марина рассказ его слушала — не протестовала, и даже казалось, что она тайно гордится тем, что является сегодняшней героиней разговора. Дескать, вот она как вчера отличилась.

Из-за моей отчаянной привычки находить прекрасное в уродливом, она казалась мне неприятной и скользкой лягушкой, но одновременно красивой, беззащитной и родной.

Второй раз я встретила ее в неуютное для себя время. Холод на улице. В душе пустота, Себя она чувствовала приблизительно так же. Одиночества притягиваются, но не для того, чтобы от одиночества избавиться, а для того, чтобы его приумножить.

Растерянная, она стояла посреди платформы станции метро, кажется, «Баррикадная», поток спешащих пассажиров огибал ее, оставляя — неприкосновенной, будто она была — табу. Я узнала ее не сразу. Лицо ее было красиво, но — беспристрастно — на нем хотелось нарисовать страдание. Тогда она стала бы еще красивее. Вертикальная морщинка, что пересекла бы ее лоб, углубившиеся носогубные складки могли сделать ее выразительней. Человечней. В маске перенесенного страдания, застывшей тоски выразилась бы истинная ее красота, но об этом я подумала позже. Тогда же, на «Баррикадной», меня привлекли из закутков памяти извлеченные и узнанные ее русая, до густых бровей челка, капризные губки.

Посреди превращенной в гвалт, многоголосой человеческой речи и свиста уходящих электричек я, минуя приветствие у нее спросила:

— Где ты живешь?

— Нигде.

— Хочешь — у меня?

— Давай, — устало согласилась она.

Мы спали обнявшись на моей продавленной кровати. Проснувшись, тихо целовались. Между нами была настоящая нежность. Ее губы были мягкими и послушными, сама она — душистой и покладистой.