Мария Куприна-Иорданская - Годы молодости

• Название: Годы молодости
• Автор: Мария Куприна-Иорданская
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Повествование о жизни писателя — это не только история его судьбы или распространенная его биография; это и широкая картина литературной жизни того времени, а по существу частица истории литературы. Кто же может шире, глубже и проникновеннее рассказать о жизни художника, чем не та, кто была его спутницей, знала его труд, разделяла с ним горести и невзгоды, как разделяла удачи и успех? Марии Карловне Куприной-Иорданской выпала счастливая судьба; она была первой спутницей и другом замечательного писателя А. И. Куприна.

---

— Может, мы все-таки возьмем с собой каких-нибудь иностранных авторов?

— Хорошо, но ни в коем случае никого из французов — ни Мопассана, ни Флобера, ни Бальзака.

— Но нельзя же не иметь ни одной книги. А что ты скажешь об английских авторах, о Диккенсе, например?

— Диккенс? Я его совсем не знаю.

— Ну что-нибудь-то Диккенса читал, наверное?

— Нет, не помню. Не знаю почему, у меня сложилось впечатление, что все английские писатели невероятно скучны. К тому же ни в библиотеке корпуса, ни в юнкерском училище этого автора не было, также и в полковой библиотеке он не встречался.

— Тогда я возьму с собой Диккенса.

Помещение на даче было довольно большое, и Александр Иванович выбрал себе отдельную комнату с окном на север, чтобы солнце не мешало работать. Он разбил клумбу, поставил для детей качели, укрепил гамак.

— Ну что же, начну, по обыкновению, с рассказа, а потом перейду к повести.

Работал Александр Иванович с утра до двух часов. В два часа был обед. Однажды после обеда Александр Иванович сказал мне:

— Покажи-ка мне своего Диккенса. Что бы нам вслух почитать?

Я дала ему «Пиквикский клуб». Александр Иванович увлекся сразу. Нравились ему рассуждения мистера Пиквика и особенно его изречение о том, что до сих пор души кучеров еще не исследованы.

Теперь каждый день после обеда Александр Иванович читал Диккенса. Когда члены Пиквикского клуба останавливались в какой-нибудь таверне и мистер Пиквик спрашивал стакан грогу, Александр Иванович говорил:

— Что же, Маша, раз мистер Пиквик пьет, отпусти и мне на грог — в леднике у нас есть лед, а в шкафу коньяк.

Очень обрадовало Александра Ивановича появление мистера Джингля.

— Маша! — воскликнул он. — Так ведь это же Маныч! Совершенный Маныч. Даже его рубленая речь. Помнишь, как он с восхищением рассказывал о своем знакомстве с Брешко-Брешковским: «Безукоризненный смокинг. Шелковые носки. Лакированные туфли. Жемчужные запонки. Английские духи. С головы до ног джентльмен!» — Александр Иванович заливался смехом.

Конечно, от всей души полюбил он мистера Уэллера-старшего, извозчика. Восхищала его сцена появления проповедника в пьяном виде в обществе трезвости, а затем расправа с ним.

Потом мы перешли к «Лавке древностей». Здесь внимание его остановил злобный горбун мистер Квилп.

Как-то я застала Александра Ивановича сидящим за моим туалетным зеркалом, когда он растягивал рот, делая невероятные гримасы. Потом, сгорбившись, прошелся по комнате.

— Скажи, Маша, если бы я был таким, боялась бы ты меня, как жена мистера Квилпа?

— Что ты говоришь! Ты же не можешь быть таким.

— А как я хотел бы хоть один день иметь такую внешность. Как это интересно — всех пугать.

Чтение не мешало его работе над рассказом «Человек с улицы», который он по частям читал мне.

Рассказ писался легко и выходил удачным, поэтому Куприн был в хорошем расположении духа. Он решил отдать рассказ в «Журнал для всех»{67}.

— Не знаю, Саша, понравится ли он Миролюбову. После Горького у тебя «Человек» звучит совсем не гордо{68}. Миролюбов может испугаться.

Рассказ в «Журнал для всех» был принят, но не напечатан.

В последних числах июня Александр Иванович поехал к Миролюбову получить аванс. Он собирался вернуться на следующий день. Но ни на следующий, ни на другой, ни на третий его не было. Появился он только на пятый день под вечер в сопровождении нетрезвой и шумной компании. Среди них был Анатолий Каменский, поэт И. С. Рукавишников, еще несколько мужчин и три дамы.

Встретив их в Петербурге, Куприн пригласил всех к нам на дачу. Купили водки, вина, пива, закуски и за определенную плату устроились на платформе с песком. В пути пьяную компанию пытались несколько раз ссадить, но при помощи взяток им удалось добраться до станции Преображенская. От станции восемь километров шли пешком.

Рано утром, как только они проснулись, послали дворника Василия в Лугу за пивом и водкой.

В доме еще все спали, а гости сидели на террасе и шумно угощались. Потом они спустились с холма к пруду, разделись и «без никому» влезли в воду. К нам доносился плеск воды, хохот мужчин и визг женщин. Словом, они вели себя как дикари на необитаемом острове.

В спальню пошла няня, Ольга Ивановна.

— Мария Карловна, что же это такое? Хозяйка все видит, дети боятся выйти из дома… Скандал на всю деревню!

— Мы отсюда уедем…

Через некоторое время в спальню вошел Александр Иванович.

— Маша, это же неприлично! В твоем доме гости, а ты к ним даже не выйдешь.

При виде нетвердо стоявшего на ногах Александра Ивановича у меня вступило в голову.

На моем туалетном столике стоял пустой графин с длинным горлышком и тяжелым фигурным дном. Я машинально схватила графин и ударила Александра Ивановича по голове. Он пошатнулся, несколько секунд смотрел на меня молча, повернулся и вышел. Я закрыла окна, спустила шторы и начала укладывать вещи. Няня собирала Лидочку.

Около двенадцати часов дня Куприн и вся компания уехали в Петербург. Это было 2-го июля 1904 года.

Через несколько часов, уложив вещи, мы выехали из Малых Изер, чтобы больше сюда не возвращаться.

Дома я прочла записку Александра Ивановича: «Между нами все кончено. Больше мы не увидимся. А. К.»

Восьмого июля 1904 года Куприн выехал в Москву на похороны А. П. Чехова{69}, а затем отправился в Одессу.

Осень я решила, как в предыдущие годы, провести с Лидочкой в Крыму. Но куда поехать? Дачу в Мисхоре брат продал и жил в Симферополе, в Ялте же многолюдно и дорого. И тут я вспомнила о Денаксе и его рассказах о Балаклаве.

Глава XXVIII

Мой приезд в Балаклаву с братом Н. К. Давыдовым. — Неожиданное появление Куприна. — Вася Раппопорт-Регинин. — Мадригал. — Фельдшер Е. М. Аспиз. — Работа Куприна над воспоминаниями «Памяти Чехова». — Первые шесть глав «Поединка» во второй редакции.

Балаклава мне понравилась сразу. Я телеграфировала Николаю Карловичу, и он немедленно приехал ко мне из Симферополя. На берегу бухты в гостинице «Гранд-Отель» мы заняли на месяц три смежных номера в бельэтаже, и так как сезон уже кончался, то это стоило нам всего-навсего три рубля в сутки.

У брата было знакомое семейство (в Севастополе), которое он навещал. Как-то в конце сентября я вместе с ним поехала в Севастополь.

Вечером мы пришли на Приморский бульвар, там играл прекрасный оркестр, и знакомые убедили нас остаться поужинать и послушать музыку.

Вернулись мы в Балаклаву поздно вечером. Я еще расплачивалась с извозчиком, когда брат вошел в подъезд гостиницы.

Из тени акаций неожиданно выступила какая-то фигура и подошла ко мне. Я услышала хрипловатый голос Александра Ивановича:

— Маша, не бойся. Я не буду тревожить тебя, позволь мне только взглянуть на Лидочку, и я уйду.

Он хотел продолжать, но перехватило дыхание, и он только тихо добавил:

— Да, была и у собаки хата…

Я взяла его за руку:

— Не будем говорить, Саша. Пойдем.

Мы не объяснялись и не упрекали друг друга, мы только плакали.

Утром половой Тимофей, всегда раньше очень почтительный, принес самовар и грубо заявил:

— Хозяин велел показать ему пачпорт того бродяги, которого вы привели к себе ночевать с бульвара.

— Хорошо, — сказала я, — приди после.

Брат расхохотался. Мы были в самом лучшем настроении, и утро было светлое и красивое, из окна виднелась вся бухта.

Мы спустили на одном окне жалюзи и стали смотреть сквозь щели вниз.

Это окно выходило на площадку перед подъездом, на которой обычно с раннего утра сидел хозяин господин Бисти со своим семейством и беседовал с прохожими, которые останавливались с ним поздороваться.

Сейчас народу там собралось порядочно: хозяева галантерейных и прочих лавок, что помещались на набережной, аптекарь, старик Ватикисти, староста города, кое-кто из пожилых рыбаков. Словом, слушала господина Бисти порядочная аудитория.

— …Так ночью она привела к себе бродягу с бульвара и оставила ночевать. На вид такая порядочная женщина, приехала с братом, лакеем, нянькой, а под конец оказалась…

В это время в коридоре послышалось шлепанье босых ног Тимофея, мы отскочили от окна.

— Пачпорт подавайте, а не то хозяин полицию велел позвать.

Александр Иванович в другое время взял бы его за шиворот и выбросил вон. Сейчас все происходившее его забавляло. Он с растерянным видом начал шарить по карманам.

— Нету, куда он мог деться, вот странно. Как будто и некуда завалиться.

Наконец я потеряла терпение:

— Ну довольно, Саша, прекрати представление.

Так как слух о моем позорном поведении разнесся молниеносно, то, прильнув снова после ухода Тимофея к щели, мы увидели еще более увеличивающуюся толпу и подоспевшего помощника пристава. Это был франтоватый самодовольный молодой человек с красивой и пошлой наружностью местного льва, пользующегося успехом даже у курортниц. Он крутил ус и говорил, растягивая слова: