Ральф Эмерсон - Нравственная философия

• Название: Нравственная философия
• Автор: Ральф Эмерсон
• Издательство: АСТ
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 985-433-985-8

Читателю представляется возможность ознакомиться с уникальным изданием — книгой Р. У. Эмерсона (1803–1882), представителя и главы американского философско-литературного движения трансцендентализма, сподвижника Г. Торо.

Основные идеи, которые развивал Эмерсон и которые нашли отражение в первой части, — это идеи социального равенства «равных перед Богом» людей, самоусовершенствование, близость к природе, очищение человека от «вульгарно-материальных» интересов. Во второй части дана блестящая характеристика «духовных отцов» человечества, представляющая интерес и для современного читателя.

---

Краткий обзор того, что ежедневно случается с нами, доказывает нам, что не наша воля, а закон высший управляет событиями; что наши самые упорные труды бесполезны и бесплодны, что мы истинно сильны одними действиями непринужденными, внезапными, свойственными нам; и что одним повиновением законам высшим можем мы достигнуть праведности и героизма. Вера, любовь или, лучше сказать, верующая любовь одна в состоянии облегчать невыносимое бремя забот и раздумий. О, братия мои, Бог существует! В средоточии вселенной есть Дух, который до того царит над волею человека, что никто не нарушит порядка мироправления. Этот Дух до того преисполнил все созданное неизочтимыми благами, что, следуй Его велениям, мы благоденствуем; если же хотим нанести вред Его созданиям, наши руки опускаются онемелыми или раздирают собственную грудь. Весь ход вещей, весь их порядок научает нас верить. Нам нужно только повиноваться. Есть руководитель для каждого из нас, и, прислушиваясь внимательно, мы различим слова, касающиеся именно одних нас.

К чему с таким трудом выбирать себе место, занятие, сотоварищей, образ деятельности и времяпрепровождение? Нет ни малейшего сомнения, чтобы каждый из нас не имел права на нечто, могущее избавить его от нерешительных раздумий и от поспешного выбора. Есть, есть для каждой человеческой личности и существенность, и место, для него свойственное, и обязанности, совершенно подходящие к врожденным его склонностям. Станьте только вы под исток мудрости и могущества, который льется в вас, который даровал вам струю жизни, и он вынесет вас к истинному, к прямому, к совершенному вашему удовлетворению. Наши нелепые и несвоевременные вмешательства портят многое: они-то затворяют нам врата рая, рая возможного и всегда желанного для сердца.

Если я говорю: не выбирай, так обозначаю этим выражением то, что люди обыкновенно называют своим выборам, который есть не что иное, как действие вполне от них отчужденное: выбор их рук, их глаз, их грубого хотения, но отнюдь не предпочтительное действие всего человека. Добром же и правом называю я выбор моего бытия; раем — расположение обстоятельств, приличных и благоприятных моему бытию. Действие, которое я всю жизнь желаю совершить, — вот действие, согласующееся с моими способностями; ему и надобно посвятить все свои силы. И человек ответствен пред разумом за выбор своего ремесла или звания. Возможно ли извинять проступки, относя их к обыкновениям ремесла? Что за неволя возиться с негодным ремеслом? Призвание не в ремесле, а в душе.

У каждого человека есть свое призвание: особенный дар, и побудительный, и привлекательный. У него есть способности, безмолвно требующие себе бесконечного упражнения. Именно в этом направлении открыто для него все протяжение. Он как лодка, встречающая на реке препятствия со всех сторон, исключая одной; здесь, единственно, здесь, лодка может пронестить и заскользить по неисчерпаемому морю. Этот дар или призвание слиты с его естеством, то есть с душою, воплотившеюся в нем. На этом пути он не встретит соперников; ибо чем вернее он станет придерживаться того, что может, тем явственнее отличится его произведение от произведений других. Если он правдив и честен, его самолюбие с наиточною пропорциональностью относится к его возможности. Так, высота горы совершенно соразмерна объему основания.

Возмечтание, что я имею особенное предназначение, что я назван по имени, избран вследствие моей личности, отмечен видимыми знаками для совершения чего-то необыкновенного, чего-то выделяющего меня из ряда людей, называется фанатизмом, и обозначает неведение, мешающее разглядеть, что дух одинаково беспристрастен ко всем людям.

Исполняя свое предназначение, человек отвечает на потребности других, порождает в них новые вкусы, наклонности и, удовлетворяя их, олицетворяет самого себя в своем произведении. Беда в том, что между людьми все делается условно и по натяжке. Оратор произносит заученные речи, тогда как не только оратор, но первый попавшийся человек мог бы найти или создать ясное, подлинное выражение той мысли и той силы, которыми одушевлен он. Ежечасный опыт должен бы удостоверить нас, что несметное большинство кое-как отправляет занятие или ремесло, в которое оно ввержено, и что должности отбываются по примеру собаки, ворочающей вертел. Человек пропадает и делается частицею машины, приводимой им в движение.

Пока он не может вполне выразиться другим, предстать пред ними во весь свой рост и во всю меру человека мудрого и доброго, он не нашел еще своего назначения, и ему следует отыскать исход, который определил бы его характер, изъяснил его действия в глазах других. Если труд его не важен, он должен возвысить его своим намерением, своим направлением и засвидетельствовать это перед людьми для того, чтобы мнение о нем было непогрешимо. Не безумно ли ссылаться на пошлость или на требовательность занятия и звания, вместо того чтобы преображать и то и другое превосходством характера и стремлений?

Мы по привычке отдаем предпочтение действиям, издавна пользующимся хвалою; и не замечаем того, что все, чего не коснется человек, может быть исполнено божественно. Мы раз и навсегда решили, что величие водворилось и организировалось в таких-то местах, при таких-то должностях; что выказывается оно в таких-то случаях, такими-то чинами, и не видим, что Паганини производит восторг и упоение обыкновенною струною скрипки, Эйленштейн площадною пляскою, Лендсир поросятами, и что герой часто выходит из очень низкого домика и общества. То, что мы называем безвестною долею, ничтожною средою, может быть долею и средою, к которой бы с радостью приблизилась поэзия и которую вы сами можете сделать и славною, и завидною: освойтесь только со своим гением и говорите искренно то, что думаете. Несмотря на разницу положения, будем брать пример с царей. Обязанности гостеприимства, семейные связи, думы о смерти и о множестве других предметов заботят мысли царей. Да озабочивается ими и всякий царственный ум: придавать этим вещам все более цены и значения — вот возвышение.

Могущество человека в нем самом; надобно поступать по этому правилу. К чему обуреваться то страхом, то надеждою? Его природе вверены прочные блага; они наделены возможностью умножаться и усиливаться во все продолжение жизни; блага же случайные могут возрасти и опасть, как осенние листья. Станем ими играть, бросать их на ветер, как мгновенный признак неистощимости нашей производительной силы.

Человек должен быть самим собою. Тот дух, те свойства его, которыми он отличается от других, — впечатлительность в отношении некоторого рода влияний, влечение к тому, что ему прилично, отторжение от того, что противно, — определяют для него значение вселенной. Эти определения, эти понятия, составляя его сущность, служат в его глазах формою, в которую вылита вся природа. Среди всеобщей толкотни и шума, из многого множества предметов он высмотрит, выберет— он прислушается к тому, что ему мило, сходственно или нужно: он как магнит среди опилок железа. Лица, факты, слова, запавшие в его память, даже бессознательно, тем не менее, пользуются в ней действительною жизнью. Это символы его собственных свойств, это истолкование некоторых страниц его совести, на которые не дадут вам объяснений ни книги, ни другие люди. Не отвергайте, не презирайте случайный рассказ, физиономию, навык, происшествие, словом, то, что глубоко запало в вашу душу; вместо них не несите своего поклонения тому, что, по общему мнению, стоит хвалы и удивления. Верьте им: они имеют корень в вашем существе. Что ваше сердце почитает великим — то велико. Восторг души не обманывается никогда.

Человек имеет неоспоримые права на все, свойственное его природе и гению; он отовсюду может заимствовать то, что принадлежит его духовному расположению. Вне этого ему невозможно усвоить себе ничего, хотя бы распались пред ним все запоры вселенной; но опять скажу: никакая человеческая сила не в состоянии воспрепятствовать взять ему столько, сколько нужно. Попробуйте скрыть тайну от того, кто имеет право знать эту тайну, не успеете: сама тайна выскажется ему.

Кажется, ничего нет легче, как сказать и быть понятым. Однако рано или поздно сознаешь, что взаимное понимание составляет самую редкую, самую надежную, крепкую связь и оборону; с другой стороны, тот, на кого навязали мнение, скоро догадается, что это самая несносная из нош.'

Никто не может познать то, что он еще не приготовлен познать, как бы близко ни находился предмет от его. глаза: химик может безопасно сообщить плотнику свои самые драгоценные открытия, которые он ни за что на свете не поведает другому химику. Плотник от них не поумнеет и не разбогатеет. Напротив того, нет возможности утаить в книге своих задних мыслей так, чтобы человек, равный с автором по уму, не проникнул их насквозь. Оттого-то люди предчувствуют последствия вашего учения и приводят его в действие, сами не зная, почему они так поступают. И так как мы все рассуждаем, идя от видимого к невидимому, то и происходит совершенное, понимание между всеми людьми мудрыми, несмотря на расстояние веков. Если у Платона было тайное учение, мог ли он скрыть его от проницательности Бэкона, Монтеня, Канта? Вследствие этого Аристотель очень основательно говорил о своих творениях: они изданы в свет и не изданы. Вы помните, с каким восхищением такой-то отзывался о Виргилии? Возьмите «Энеиду», в свою очередь, читайте ее своими глазами, вы не найдете в ней того, что нашел. ее восторженный ценитель, и одна эта книга, в руках тысячи различных лиц, становится тысячью различных книг.