Владимир Хазанский - Спросите у берез…

• Название: Спросите у берез…
• Автор: Владимир Хазанский
• Издательство: Беларусь
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

В документальной повести В. Хазанского рассказывается о славных делах комсомольцев-подпольщиков из лесной деревушки Прошки Освейского района Витебской области в годы Великой Отечественной войны. Автор воскрешает эпизоды и факты, свидетельствующие о безграничной преданности молодежи своей Родине в тяжкий для нее час. Повествование развертывается на фоне партизанской борьбы на Освейщине против немецких оккупантов.

---

— Что вы, пан начальник! Как можно так? Мужики, они народ бережливый, зря бы не дали пропасть добру. Коли б уж и подожгли машину, то лес уберегли бы. А то сколько его там погорело! Вы же сами видели.

— А где же тогда летчики? И почему ты не сообщил нам об этом происшествии? — не давая опомниться, продолжал сыпать вопросами комендант.

— Думаю, что спрыгнули на своих этих… зонтах… — высказал предположение староста.

— На парашютах, — поправил переводчик и улыбнулся. Он впервые поднял глаза на Фроленка. Взгляд его был открыто-добродушным.

— Шут их знает, какая фамилия у этих штуковин, — пожал плечами староста. — А насчет уведомления о пожаре… Так я как раз собирался в волость к бургомистру, чтобы доложить непосредственно…

— Почему бургомистру, когда мы под боком? — недовольно спросил офицер.

— А как же? Через кордон мы не можем.

Действительно, к этому времени создалась довольно странная обстановка: вражеский гарнизон от Прошек был в трех километрах, а подчиняться староста должен был властям, что находились за одиннадцать километров. Дело было не только в строгом административном делении, установленном оккупантами. Путь в Латвию закрывала граница.

— Смотри, староста, поплатишься, если что соврал! — по-прежнему недоверчиво сказал офицер. Но тон его заметно смягчился.

И все-таки следствие не прекратилось. На допрос были вызваны некоторые жители деревни. Все они подтвердили доводы старосты о лесном пожаре. Герасим Яковлевич заранее предупредил их, что и как следует говорить.

Введенные в заблуждение, оккупанты вскоре уехали, а следом вернулись и виновники происшествия.

Они чувствовали себя виноватыми: могли быть серьезные неприятности. К счастью, все обошлось. Пусть и не очень гладко, но первая вылазка осуществлена. Вражеский самолет, который вполне еще мог вернуться в строй, уничтожен!

А Мишкин склад оружия и боеприпасов пополнился двумя новенькими пулеметами.

Будни

Пустых дней не было. Каждый день мы чувствовали свою причастность к тому главному, что происходит на нашей земле. Что ни день возникали испытания…

Зима выкрасила все вокруг в один белый цвет. И поля, и крыши домов, и деревья. Стройные березки почти растворились в снегу. Вьется вокруг них легким облаком белая пыль. Липнет, оседает на коре и кронах. И березки почти невидимы.

Кружится, вихрится белая пыль, заметает дороги. Осела она и на одежду одинокого путника, что идет узкой стежкой у опушки леса.

На фоне деревьев человек едва приметен. Но Аниська, хотя это и не близко, хорошо узнает любого. Так по особому скользить, едва касаясь земли, может один Василий. Кажется, что он не идет, а будто бежит, быстро и в то же время не спеша. Его походку Аниська сразу узнает.

Ах, как хочется броситься ему навстречу! Но она этого не сделает, потому что стесняется. Она будет стоять у дома, прижавшись к стене, и ждать, надеясь, что он заметит, позовет.

Желая остаться незамеченным, он идет к своему дому. И только около него оборачивается.

— Аниська?

— Я…

— Иди сюда.

В одно мгновение она рядом, с замиранием сердца ждет, что он скажет.

— Ты еще с тех пор на улице?

— Ага, — призналась девочка.

Наверное, Василий видел, как она играла с ребятами. Потому и спросил. С тех пор прошло уже около трех часов. Конечно, она только притворялась, что играла. На самом деле следила за ним все время, пока он не скрылся в лесу.

— Не озябла?

— Нисколечко.

— Мишка дома?

— Позвать?..

— Нет, сбегай-ка лучше за Женей и Маней. Потом пришлешь Мишку. Только без шума.

— Ага!

Аниська быстро повернула во двор — оттуда огородами до Жени рукой подать. С нежностью смотрит ей вслед Василий. Ловит себя на том, что нежность к этой не по годам рослой девочке у него не такая, как у старших к младшим. В той чаще всего покровительство сильного над слабым.

А Аниська не слабая. Есть в ее характере что-то уже зрелое, гордое. И не только потому, что она со всеми как равная. Есть, пожалуй, и что-то другое. Приход зрелости, превращение девочки в девушку трудно и заметить, и объяснить. Вот только перед ним она теряется…

Обо всем этом думал Василий. Вспомнился ему недавний разговор в кругу двух семей. Старшие заговорили о том, что молодежь нынче быстро взрослеет, проявляет не только свой характер, но и чувства.

Хотя и война.

— Вот только Вася ваш непробивной, — сказала Пелагея Антоновна, мать Григория. — Кажется, не выбрал еще.

— А чего ж ему выбирать? — улыбнулась Мария Петровна, — он вроде уже приметил…

Зарделась, залилась краской Аниська. Смешался и он, Василий. Выручил обоих Григорий. Обратил все в шутку:

— Коли так, то можно и заручины справлять…

Женя, Мария, а затем и Мишка появились почти одновременно. Они принесли с собой морозную свежесть, холодное дыхание улицы. Не раздеваясь, хотя в доме было тепло, прошли через кухню в зал, выжидательно посмотрели на Василия.

— Ну что там, Вася, в Суколях? — первой спросила Мария.

В этой небольшой деревушке у озера, на полпути между Прошками и Освеей, у нее жила бабушка.

— Хорошо, группа сколачивается, — ответил Василий. — Там будет наша перевалочная база. Сегодня Людвиг Геродник доставил туда сводки и даже одну газету.

— Газету?.. Откуда? — чуть понизив голос, спросил Мишка.

— Оттуда, — многозначительно ответил Василий. — Кто-то переправил Симацкому с Большой земли, а он передал нам.

Молодые люди умолкли и насторожились, ожидая новостей. Каждому хотелось услышать что-то необыкновенное, утешающее.

— Немцы по-прежнему рвутся к Москве, — продолжал Василий, — хотя потери несут огромные. Но… — Он вышел в соседнюю комнату и сразу же возвратился. — Но теперь уже всякому ясно, что не бывать этому. Вот!..

Он развернул немного помятые листы. Бросилась в глаза большая фотография. По Красной площади движутся танки, орудия, идет пехота. «Что это за газета? — подумал каждый. — За какой год?»

— «Правда», парад 7 ноября 1941 года, — шепотом прочли все.

Параду войск никто не удивился. Об этом, когда немцы были еще у стен столицы, они узнали из сводок. Конечно, совсем другое дело увидеть это в газете своими глазами! Увидеть родную Москву, собирающую силы и уверенную, что она сумеет постоять за себя.

— Надо немедленно размножить сводки, — говорит Василий. — Разнести их по деревням. А газета пусть идет от дома к дому, чтобы люди собственными глазами увидели, как живет и сражается наша Москва.

Размножить и разнести агитационный материал — это уже дело девушек. Вначале их обижало такое распределение обязанностей. Многим казалось, что к наиболее трудному и рискованному делу их просто… не допускают. Но после разговора с Григорием и Василием они присмирели.

Действительно, распространение листовок — тоже не пустяковое занятие. На каждом шагу немцы, полиция. Слишком часто будешь попадаться на глаза — возьмут на заметку. Да и ненадежные люди встречаются.

Скоро девушки полюбили эти рискованные хождения по деревням. И дело сделаешь, и узнаешь много нового. Почти везде, где приходилось бывать, устроители «нового порядка» показывали свое настоящее лицо. Убивали и насильничали, отбирали продукты, скот, одежду. Пока что только затерявшиеся в лесу Прошки щадила судьба.

Разносить листовки еще куда ни шло. А вот сидеть, склонившись над столом и строчка за строчкой переписывать сводки, не очень-то интересно. Жене Фроленок — подвижной и непоседливой по натуре девушке — такая работа не по душе. Вот и теперь с завистью смотрит она, как хорошо это выходит у Марии. Пишет, как печатает. Прямо художница! У нее вообще все получается красиво. Танцует — залюбуешься, поет — заслушаешься. И сама она какая-то завидно симпатичная, не такая, как все. Женя часто видит, как ребята бросают на нее долгие взгляды.

— Выделила бы ты мне пару кавалеров из своих поклонников, — шутливо сказала она однажды подруге.

— До кавалеров ли теперь, — отмахнулась Мария, — об этом я сейчас и знать не хочу.

Интересно, о чем она думает в эту минуту, быстро водя пером по серой бумаге?

Жене не терпится сделать перерыв и поговорить с подругой. Раньше такого желания не было. До войны они почему-то не очень дружили, хотя учились в Освее в одной школе. Правда, Мария была на два класса впереди. Считалась лучшей ученицей. И школу окончила с отличием. Это было в 1940 году, всего лишь за год до войны. В новой Прошковской школе понадобился математик, и Марию взяли вести этот предмет.

В то время дистанция между ними выросла еще больше. Одна уже учительница. Вторая — еще ученица.

Сблизились они в самом начале войны. Не только потому, что их объединило общее для всех горе, сдружило подполье. Постепенно они стали замечать, что на многие вещи смотрят одинаково. Одинаково любят Родину, школу, свой озерный край. И еще — книги. Большую школьную библиотеку они перенесли к Жене в сарай и спрятали.