Андрей Школин - Прелести

• Название: Прелести
• Автор: Андрей Школин
• Жанр: Современная проза

Андрей Школин – автор, которого очень сложно втиснуть в какие-либо рамки. Поэт, композитор, музыкант и писатель. Сама его жизнь похожа на загадочный и лихо закрученный детектив.

Его роман «Прелести» завораживает, всецело завладевая вниманием читателя, и ведет его по закоулкам человеческой души, играя с подсознанием. Сюжет романа наполнен приключения и загадками. «Прелести» помогут вам спрыгнуть с привычных рельсов обыденности в лабиринт событий, где главные герои находятся в хитросплетении разных реальностей. Необычно и непривычно.

Итак, в путь. Скучно вам не будет.

---

Потом мы играли с Пушкиным в шахматы. Он страшно напрягался, но проигрывал раз за разом и при этом очень злился. Всё-таки в своё время я имел первый разряд, неплохо знал теорию, в которой мой противник не разбирался.

Кончилось всё тем, что вконец расстроенный фермер, не доиграв последнюю партию, стал прощаться.

После его ухода Марина присела рядом и, как в прошлый раз, погладила по «ёжику» на голове.

— Почему не заходил так долго?

— Боялся, что Александра ты ждёшь больше чем меня.

— Дурачок, он обещал помочь моей дочери.

— Обещал?

— Ну, или мне так кажется.

— А этот, зачем заходил?

— Тоже лечить пытается.

— Ты серьёзно?

— Я же говорю, что согласна на любую помощь. Утопающий хватается за соломинку.

— Жаль, что я не экстрасенс.

— Наоборот, здорово.

— А я всё слышу, — перебила нас Ирина.

Рассмеялись и прервали диалог. Пока Марина убирала со стола, взял телефон и набрал номер.

— Алло, Вадик? Ну что, ты готов?

— Усегда готов.

— Заедь за мной по адресу…

— Заеду.

— Ну, давай.

— Даю.

Короткие гудки.

— Уже уезжаешь? — женщина подошла и легонько потянула за галстук.

— Да. Сейчас за мной заедут.

— Когда появишься?

— Как всегда, не вовремя.

* * *

Мы подъехали к намеченному ресторану и остановились на стоянке перед зданием.

— Ты здесь был когда-нибудь?

— Да какая разница, — Вадим выключил двигатель, — пошли, раз уж приехали.

Посетителей было немного. Мы расположились у стены недалеко от эстрады. Аккуратные светильники в зелёных абажурах покрывали мягким изумрудным светом столики. Оркестр наигрывал ненавязчивые мелодии джазовых композиций тридцатых-сороковых годов и навевал определённое настроение.

Швейцар на входе, вопреки утверждениям моего друга, руки в нацистском приветствии не вскинул, а довольно приветливо предложил пройти вовнутрь. С улыбкой намекнул об этом Вадиму. Тот незамедлительно отреагировал:

— За что купил, за то и продаю. Сам здесь первый раз. Может быть, они только со своими так здороваются. Поживём, увидим.

Подчёркнуто вежливый официант протянул меню и хотел отойти, но украинец тормознул его:

— Нам водки и шампанского, а все остальное на своё усмотрение. Добро?

Официант кивнул головой и, стандартно улыбнувшись, удалился.

— Вот увидишь, раза в два обсчитает, не поморщится. Мы тут люди новые…

Часа через полтора покушавший и подобревший после выпитой водки Вадим, сняв пиджак, предался ностальгическим воспоминаниям и рассуждениям на тему заброшенности в «непрерывном потоке жизни». Я и слушал и не слушал, покачивая фужером в такт музыке и наблюдая за немногочисленными танцующими парами. Народу прибавилось, но всё равно оставалось достаточно свободных мест. Высокая молодая девушка медленно покачивалась в танце с подтянутым пожилым мужчиной вблизи нашего столика. Когда она поворачивалась ко мне лицом, я, не отрываясь, смотрел ей в глаза, и она выдерживала взгляд до тех пор, пока не отворачивалась во вращении танца. И так раз за разом, виток за витком до последних аккордов музыки оркестра.

Престарелый кавалер галантно увёл свою пару на место, и она исчезла из моего поля зрения и, возможно, из моей жизни, появившись, подобно падающей звезде, на короткий и тем только более запоминающийся миг.

— Вот ведь, Вадик, о чём мне сейчас подумалось, — перебил я рассказ друга. — О молнии. Я только сейчас понял, почему её вспышка так завораживает. Понимаешь, она не даёт ответа. Совсем. Ты видишь, что начинается гроза. Что небо затягивается тучами. Ждёшь молнию, но она ухитряется взорваться внезапно и так же внезапно исчезнуть. Даже гром догоняет несколько позже, с опозданием. Это и очаровывает. Вжик и всё… Вопрос, вроде бы, задан, а на ответ уже нет времени. Ты просто идёшь по улице, ни о чём не думаешь, никуда не спешишь, и вдруг происходит событие, которое на первый взгляд тебе абсолютно безразлично. Ненужное событие, мимоходное, но ты потом помнишь его всю жизнь и всю жизнь не понимаешь, почему оно оставило такой глубокий след в памяти. Мистический след. Иногда полезно не знать ответа на вопрос. Ответы утоляют жажду, но при этом убивают музыку. У тебя такое случается?

Вадим молча наклонился вправо и поглядел на «ту самую» девушку:

— Если ты о бабах, то я считаю…

— О ком?!

— А-а… Не о бабах? Тогда извини, — он театрально закатил глаза. — Кстати, вон и наш приятель, — и совсем удивлённо, — со Стёпой вместе…

В зал вошли четыре человека. Два рослых парня прошли первыми и, покосясь в нашу сторону, устремились к столикам, на которых красовались таблички — «заказано». Следующие двое вошли вальяжно, снисходительно посматривая на посетителей. Все четверо расселись за двумя столами. Парами. Незамедлительно подлетел официант. Поздоровавшись, он обменялся с клиентами репликами и умчался выполнять заказ.

— И ху из них есть ху? — посмотрел я вопросительно.

— Федяев поплотнее, с двойным подбородком, — Вадик начал натягивать пиджак, — ну а Стёпа рядом с ним, вот уж с кем встретиться здесь не хотелось бы.

— А те двое?

— Охрана. Куда же Федяев без телохранителей. У Измайлова моду взял. Андрюха, иди ко мне телохранителем. Или нет. Лучше день я тебя охраняю, день ты меня. Цирк будет, — он встал со своего места. — Ладно, пойду со Стёпой поздороваюсь. Этикет.

Украинец ушёл «прогибаться», а я в первый раз за сегодняшний вечер (до этого пил только шампанское) налил рюмку водки.

Вадик вернулся в хорошем настроении:

— Стёпа сегодня добрый. Они уже до этого где-то отдыхали. Про тебя, кстати, спрашивал: «Кто ты, да что ты?».

— Ты, разумеется, отрапортовал, как положено?

— Я сказал, что ты артист, — Вадик насадил на вилку жирный кусок мяса и подмигнул заговорщически, — поэт-песенник. Между прочим, у Стёпы в бардачке твоя кассета валяется. Я оставлял. Он любит такую музыку.

На эстраду поднялась смуглая, коротко стриженая певица. Пела на английском, закрыв глаза и ритмично покачивая бёдрами.

— А что, Стёпа твой с Федяевым давно знакомы?

— Не то чтобы давно… — Вадим наморщил лоб. — Видимо, Федяев Стёпе нужен зачем-то. Он, в принципе, просто так ничего не делает. Федяев — «карась жирный», известный коммерсант. Стёпа любит таких обхаживать. Вообще-то, Федяев с криминалом старается не якшаться, по крайней мере, публично. Имидж бережёт. Короче, не знаю…

Певица пела о любви. Во всяком случае, словосочетание «ай лав ю» прозвучало несколько раз. Красиво пела…

Через некоторое время моего товарища опять позвали за столик к «серьёзным людям». Вадик задержался там минут на двадцать. Назад пришёл в ещё более «приподнятом» настроении, видимо, «серьёзные люди» хорошо наливали. Не присаживаясь за столик, он наклонился ко мне и «выдал»:

— Тебя, это … Как бы … В общем, спеть просят.

— Что?

— Спеть просят, — Вадим произнёс это, как нечто само собой разумеющееся.

— Кто просит?

— Ну, как кто? — он обернулся в зал. — Сам знаешь.

— КупЫла мама конЫка, а конЫк без ноги, — я откинулся на спинку кресла и поднял глаза на посыльного. — А если не получится?

— Как хочешь… — Вадим выпрямился и пожал плечами, — скажу, что поэт-песенник объелся мороженного и осип.

Оркестр наигрывал джазовые композиции. Певичка ушла и больше не появлялась.

— Погоди. Что петь-то?

— Да на твоё усмотрение. Что самому больше нравится.

— А как я с оркестром договорюсь?

Мой друг криво ухмыльнулся:

— Это не Ваши заботы, молодой человек. Со всеми, обо всём уже договорились, — и, понизив голос, произнёс. — Только вначале речь толкни позаковыристее и, главное, пафоса, пафоса побольше. Они это любят.

Пафоса было много. Едва объяснив пианисту, что же именно предстоит играть, я взял в руку микрофон и, глядя исподлобья, чётко проговаривая слова, произнёс заранее заученную (разумеется, для другого случая) речь:

— Иногда, когда становится трудно идти вперёд, мы, взвалив на свои уставшие плечи груз пережитого, делаем один резкий шаг назад в прошлое. Лишь на мгновение остановившись и выпрямившись, мы сбрасываем на землю всю тяжесть давившего на нас груза и возвращаемся в настоящее. Возвращаемся, оставляя за спиной… Нет, не пустоту. Оставляем наши радости и горечи, победы и ошибки, любовь и ненависть. Оставляем с одной целью — идти дальше. Идти навстречу нашей конечной цели. Идти навстречу свету.

Публика, не прекращая жевать, устремила единый подвыпивший взор в сторону эстрады.

Я подал знак рукой аккомпаниатору и начал:

— Каждый день под окошком он заводит шарманку.
Монотонно и сонно он поёт об одном…

Опытный музыкант легко подыграл начальным фразам, а вскоре полностью уловил гармонию переделанной мелодии известной вещи Вертинского.