Мария-Франсуаза Басле - Апостол Павел

• Название: Апостол Павел
• Автор: Мария-Франсуаза Басле
• Издательство: Феникс
• Жанр: Религия
• Год: 1999
• ISBN: 5-222 00571-2

Книга посвящена апостолу Павлу, в ней использованы свидетельства самого Павла, легенды о нем. На этой основе воссоздана картина жизни таинственной личности.

Книга будет интересна самому широкому кругу читателей.

---

Из Македонии тоже спешили давние друзья, такие как Гаий Дервянин и, конечно же, Аристарх, который стал участником ефесской миссии[769].

На все сообщения и ходатайства Павел отвечал из Ефеса письменно или уполномочивал своих самых надежных сотрудников дать ответ. Он спешно отправил сначала Тимофея, а затем и Тита в Коринф; потом опять же Тимофея и Ераста в Македонию. Он пытался уговорить и Аполлоса отправиться в Коринф. В конечном счете именно Тимофей, Тит и Ераст совершали каждое трудное плавание между Коринфом, Македонией и Ефесом[770]. Тимофей был человеком, умеющим выходить из затруднительных ситуаций, поэтому его Павел послал в Коринф напомнить о своем учении и евангелии и наставить местную Церковь на верный путь в духе тех положений, которые уже дали результаты в Фессалонике во время второго путешествия [771]. Несомненно, что Тит, более дипломатичный, чем Тимофей, утвердился как лучший посол апостола: именно он разрешил ситуацию в Коринфе, на которую Тимофей очень мало смог повлиять в свой первый визит главным образом из-за отсутствия глав Коринфской Церкви, как раз отправившихся в Ефес.

В действительности, сильную путаницу создавала быстрота, с которой действовал Павел, невзирая на расстояние и Эгейское море. Он послал Тимофея в Коринф, получив послание от Хлоя, в котором тот сообщал о серьезных разногласиях в обществе, но когда Тимофей прибыл туда, уполномоченные Церковью уже отправились к Павлу, чтобы представить ему их собственное понимание событий. Когда Тимофей в конце концов снова возвратился в Ефес, он не застал там Стефания и его помощников, которые уже отправились в Коринф с посланием от Павла[772].

Итак, несмотря ка то, что Павел передвигается в этот период мало, он много пишет. Он несколько раз объявляет о своем визите к коринфянам, но без конца откладывает его и, надо полагать, не планирует путешествия раньше, чем осуществит торжественное возвращение в Иерусалим после общего осмотра европейских Церквей[773]. Таким образом, переписка была частой и имела важное значение для обеих сторон, хотя сохранились только несколько писем Павла. Коринфяне особенно охотно сообщались с ним через курьера[774].

Это вполне устраивало Павла, который никогда не был силен в риторическом искусстве и гораздо лучше проявлял себя в писаниях[775]. Годы, проведенные в Ефесе, когда Павел оттачивал свое эпистолярное орудие, имитируя — ни больше ни меньше — греческих философов, начиная с Эпикура, способствовали приобретению литературного размаха. Его переписка обширна и весьма многообразна, хотя это не сразу бросается в глаза, потому что Послание к Филиппийцам и каждое Послание к Коринфянам, в действительности, являются материалом, который объединяет писания, сильно разнящиеся по характеру, времени и происхождению [776]. Павел поддерживал личную переписку, из которой до нас дошло письмо к Филимону, и вел переписку деловую, вроде «расписки о получении» [777] или «письма о предоставлении полномочий», аналогичное письму, которое он дал Титу и посланникам, сопровождающим его в Коринф[778]. Большинство писем представляют собой писания по поводу какого-либо события, свидетельствуя о немедленной, иногда страстной реакции на него: после возвращения Тимофея, объявившего о своей неудаче у коринфян, Павел тотчас же адресует им письмо «со многими слезами» [779].

Некоторые послания, весьма суровые, возможно, никогда не были отправлены — Павел заменял их на более мягкие, когда ситуация изменялась [780].

Но импульсивная натура Павла была способна возвыситься и до уровня научного письма, отражавшего мнение серьезного руководителя, отдающего отчет в своем знании и ответственности, для которого пришло время обобщений: Павел формулирует суть своих мыслей в длинных Посланиях к Коринфянам, к Галатам, к Римлянам, написанных в Ефесе и во время обратного путешествия; Второе послание к Коринфянам, Послания к Галатам и к Колоссянам, где личное участие Павла сомнительно, изложены как энциклики [781], предназначенные для всей провинции. Все послания свидетельствуют о серьезной работе над стилем и композицией: Павел не был греческим ритором, но его усиленное желание заставить читателей, принадлежащих к разным культурам, разделять его понимание евангелия привело к тому, что он использовал литературные формы, такие же софистические и такие же многообразные, как духовное Завещание, используемое в иудейской эллинизированной литературе, весьма ценимой последователями Иоанна [782], или как римская апология, систематизированная Цицероном[783].

Новая команда в новом духе

В общем, Павел многому научился в Ефесе: в зрелом возрасте, как и в молодые годы, жажда знаний была отличительной чертой его натуры [784].

Он сильно сроднился с эллинистической культурой за годы своего апостольства, когда все больше подвергался влиянию греческой философии: слово «единомыслие», например, столь характерное для классической мысли, встречается в писаниях Павла на намного чаще, чем в Ветхом Завете, на котором он воспитывался. Именно в это время он принял греческую философскую концепцию «Полноты» (pleroma), чтобы описать Божественное[785]. Наконец, все более частое использование греческого мистического словаря и слова «таинство» показывает, что его не оставила равнодушным та атмосфера религиозной чувствительности, которая была свойственна окружающему его миру[786]. Впрочем, миссия определила свою деятельность термином (употребив его в переносном смысле), используемым верующими в храмах той области[787] для обозначения своего доступа к месту посвящения: «переступить порог» (embateuein) [788].

Знакомство Павла с ессенизмом также возрастало, что является лучшим доказательством — если оно требуется — того, какой огромной свободой ума обладал апостол, никогда не становившийся пленником какого-нибудь доминирующего направления и чей критический ум был крайне жаден к знаниям. Некоторые из его самых близких сотрудников, возможно, бывших иоанновских последователей[789], явились распространителями отдельных идей ессеинизма; Павел также принимал и считал возможным следовать этим идеям… Его помощники яростно боролись с отступничеством колоссян, которых прельщало служение ангелам и праздничные ритуалы, но сам он распространял в Коринфе некоторые ессейские идеи, как, например, применяемая к обществу верующих метафора «Храм»; возможно, он даже включил в одно из своих писем ессейский отрывок, который выражает традиционную оппозицию, пропивопоставляя тьму — свету, Христа — Сатане, Бога — идолам…[790]

Павел объединял вокруг себя самые разные умы, но особенно интеллектуалов. Марк, отколовшийся от группы, в Азии снова примкнет к павловской миссии (предполагалось послать его в качестве доверенного лица, чтобы образумить фригийские Церкви)[791], к которой присоединились еще двое новых избранных: Аполлос и Лука.

Именно в Ефесе Павел и Аполлос по-настоящему познакомились. Нельзя сказать, что они были одинаково образованы, — молодой александриец в отличие от Павла получил знания и мастерство греческого ритора: он был весьма красноречив и легко писал на изысканном греческом, он даже имел представление о платонизме… Кроме того, он был гораздо более отдален от храмовых богослужений, чем Павел, и остался человеком, полностью разделяющим иоанновское восприятие [792]. Несмотря на это, Павел сразу же признал его своим «единомышленником» [793]: они оба были толкователями «искушенными в Священном писании», харизматами и пророками[794]. Влияние апостола в кругу его последователей не имело ничего общего с тиранией: не предлагая им какую-нибудь стереотипную модель, он, напротив, высоко ценил их взаимодополняемость.

Что касается Луки, то о нем впервые упоминается в письмах того времени, когда Павел пребывал в Ефесе [795]. По преданию[796] Лука был лекарем, странствующим в профессиональных целях. Он путешествовал по миру в поисках врачебной практики, но также с целью самообразования и познания новых стран: путешествия медиков часто преследовали двойную цель. Аполлос был в чистом виде иудеем и отпрыском александрийского эллинизма; Лука, согласно преданию, — язычником, выросшим в Антиохии Сирийс кой, где находилась медицинская школа[797]. Несмотря на свое сирийское происхождение и на то, что его родным языком был арамейский (опять-таки по преданию), он писал на ученом греческом и был знаком с лучшими писателями, считаясь автором Третьего Евангелия, написанного настоящим медиком [798].

Что до тех сотрудников, которые сопровождали апостола начиная с Ефеса и составляли путевой журнал, к которому обращался автор «Деяний», то они использовали разговорный латинский, откуда заимствовали неологизмы [799], равно как из языка моряков, имевших отношение к лодкам, судоходству, асфономии и ветрам: они говорили о «якорях» или «саженях» н описывали свое путешествие в манере авторов «кругосветных плаваний», обозревающих берег с моря и разделяющих его на порты и прочие ориентиры [800]. Вероятно, они принадлежали к космополитической среде путешественников, но при лом усвоили все основные предрассудки эллинизма: языковой критерий и неприятие «варварства», снобизм знати, традиции регламентированного гостеприимства, презрение к народу[801].