Сергей Ольденбург - Конфуций. Будда Шакьямуни

• Название: Конфуций. Будда Шакьямуни
• Автор: Сергей Ольденбург
• Жанр: Буддизм
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91678-158-8

В книгу включены биографии китайского мыслителя Конфуция и основателя буддизма Будды Шакьямуни, написанные выдающимся востоковедом, одним из основателей русской индологической школы, автором многочисленных трудов по истории, религиям, искусству Востока, академиком Сергеем Федоровичем Ольденбургом (1863–1934). Впервые они вышли отдельными изданиями в 1891 году в Биографической библиотеке, основанной просветителем Флорентием Павленковым и позже ставшей прообразом знаменитой серии «Жизнь замечательных людей». В этих биографиях, написанных в расчете на широкую читательскую аудиторию, собраны все достоверные сведения о Конфуции и Будде Шакьямуни и попутно рассказано немало интересного о жизни Китая и Индии в древности.

---

Если не будете избегать малой несправедливости к себе со стороны других людей, вскоре придется употреблять все усилия к отражению жесточайших нападок…

Говоря или действуя наедине, не воображайте, что вас никто не видит и не слышит: духи — свидетели всех ваших деяний…

Долго скрытый огонь разгорается в непреодолимый пожар; огонь обнаружившийся легче тушится…

Многие ручьи дают реку; многие нитки, свитые вместе, образуют канат, который трудно порвать…

Легко вырвать из земли молодое неукоренившееся дерево; дайте ему вырасти — понадобится топор…

Из уст наших могут исторгаться и стрелы язвящие, и пламя пожирающее; осторожность предохраняет и от стрел и от огня…

Не думайте, чтобы человек, одаренный силой, мог безопасно подвергать себя всяким опасностям — сильный всегда может встретить сильнейшего, который его одолеет…

Ненавидеть законных властителей — значит уподобляться разбойникам; роптать на справедливое правительство — значит становиться в уровень с низкой чернью…

Противиться государю можно только при чрезмерных требованиях; довольствующемуся малым легко и повиноваться…

Простые люди и простейшие из людей никогда не начинают и не предпринимают ничего нового: они только подражают и следуют тому, что делают другие; им необходимы примеры и образцы. Видя людей осторожных, почтительных, добродетельных, образованных, и они сделаются такими же, и сами, в свою очередь, будут образцами для последующих поколений…»

Весь этот текст состоял из изречений древнейших китайских мудрецов и заключал в себе главнейшие правила господствовавшей в народе морали тех времен.

Прочтя громко эти правила, Конфуций сказал окружавшим его:

— Я смотрю на эти правила как на перечень всего, что только можно сказать полезного… Я убежден, что, умея применить эти правила к делу, можно быть близким к совершенству. Постараюсь воспользоваться ими и вам всем то же советую!

Из храма Света Конфуций направился в другие храмы, где богдыханы воздавали почести своим предкам. Мандарины, на обязанности которых лежали присмотр и забота об этих покоях, приняли его с величайшим почетом и усадили на возвышенное место. Во время беседы Конфуций поражал их своими знаниями. Тем не менее он и здесь не упустил случая ближе ознакомиться с обычаями и церемониями, принятыми в Чжоу, чтобы узнать, насколько они расходятся с древними постановлениями. Он расспрашивал так подробно и входил в такие мелочи, что один из присутствующих заметил:

— Как же это? О нем говорили, что он все знает, а он между тем обо всем расспрашивает…

Услышав эти слова, Конфуций сказал:

— Вот в этом-то и заключаются церемонии.

Как мы увидим далее, Конфуций придавал, и не без основания, большое значение церемониям. Знакомясь и внимательно изучая обычаи и церемонии Чжоу, Конфуций, кроме того, занимался изучением музыки под руководством своего хозяина.

Так прожил он в Чжоу два года. В это время он виделся с Лао-цзы, жившим в уединенной пещере в окрестностях города. Беседуя с Конфуцием, Лао, верный своему учению, упрекал Конфуция за славу, которая ходит о нем в народе, за многочисленных учеников, за его честолюбие и в заключение высказал свое мнение о том, каков должен быть истинный мудрец.

— Мудрец, — сказал Лао, — чуждается света; он не только не домогается, но избегает почестей. Вполне уверенный, что после своей смерти он оставит добрые правила тем, которые способны запомнить и усвоить их, истинный мудрец не доверяется всякому встречному, а соображается со временем и обстоятельствами. В добрые времена он говорит, в тяжелые — безмолвствует. Обладатель сокровища скрывает его ото всех, чтобы сокровища не похитили, и никому не разглашает, что у него есть сокровище. Истинно добродетельный своей добродетели напоказ не выставляет и не трубит в уши всем и каждому, что он мудр и добродетелен… Вот все, что я хотел сказать вам! Воспользуйтесь тем, что от меня слышали…

Возвратясь обратно, Конфуций долгое время хранил молчание и затем, обратясь к ученикам, сказал:

— Вообразите себе дракона, кольцами неизмеримого туловища объемлющего всю вселенную… Таков разум Лао-цзы…

Глава IV

Возвращение в Ци и затем в Лу. — Беседы с учениками. — Исправление священных книг. — Исторический труд Конфуция «Чуньцю» и другие

После двухгодичного пребывания в Чжоу Конфуций, увидев и изучив все, что ему хотелось, решил возвратиться в княжество Ци. Рассказывают, что, когда он, спустя несколько времени после возвращения, явился во дворец к князю, у последнего был концерт, во время которого исполнялось музыкальное произведение, созданное богдыханом Шунем за 1730 лет до Рождества Христова. Это произведение называлось «Шао-юэ», и предназначалась эта музыка для того, чтобы «рассеивать мрачные мысли и укреплять сердца в любви к долгу». Эта музыка произвела такое сильное впечатление на философа, что он в продолжение трех месяцев не мог думать ни о чем другом и самые изысканные блюда потеряли для него всю привлекательность.

В княжестве Ци Конфуций на этот раз пробыл недолго. Видя, что юный князь, по ветрености и легкомыслию, не в состоянии понять и усвоить его учение, философ вернулся на родину в княжество Лу, оставив в Ци для распространения своего учения нескольких учеников. В Лу в это время начались смуты, князь Лу был изгнан, и управлением овладели, образовав олигархию, несколько знатных фамилий. В Лу Конфуций прожил 15 лет безо всякой должности, как говорит Легг[13]. По другим данным, напротив, Конфуцию была дана второстепенная, ничтожная должность, от которой ученики советовали ему отказаться.

— Ни за что, — отвечал им Конфуций, — отказ мой приняли бы за гордость. Указывая другим на путь добродетели, мы первые должны идти по нему, только тогда у нас могут быть последователи!

Все время жизни в Лу Конфуций посвятил распространению своего учения. Способ его преподавания был перипатетический[14] — он поучал и словом, и делом, пользуясь каждым случаем. Мы приведем из этих бесед наиболее интересные.

Еще будучи в Чжоу, однажды ученики застали его внимательно смотрящим на течение реки.

— Учитель, — сказал один из них по имени Цикун, — полезно ли созерцание текущей реки?.. Вещь, кажется, самая обыкновенная.

— Вы верно говорите, — отвечал Конфуций, — течение реки по ее естественному или руками вырытому руслу вещь самая обыкновенная, известная всем и каждому… Но вот чего никто не знает, и это не совсем обыкновенно: соотношение и сравнение реки с учением. Это самое сравнение и занимает меня… Воды, думал я, текут безостановочно, днем и ночью, текут до самого устья реки и там впадают в море. Учение Яо и Шуня текло таким же образом до нашего времени; мы, в свою очередь, как живые волны, понесем его вдаль, передадим последующим поколениям, и так до скончания веков. Не будем же подражать тем одиночным мудрецам, которые мудры сами для себя, не делясь своею мудростью с другими…

Таким образом, Конфуций высказал свой взгляд на свое учение и вместе с тем дал несколько запоздалый ответ на слова Лао-цзы относительно того, каков должен быть мудрец.

Другой случай, где Конфуций имел случай высказать свой взгляд на правление и на один из своих главных моральных принципов — умеренность, то есть умение придерживаться во всем середины и избегать крайностей, представился ему в тронной зале дворца богдыхана. В зале подле трона стояло ведро для подъема воды из колодца, сплетенное из камыша и хорошо осмоленное. Философ спросил одного из присутствовавших мандаринов:

— Зачем поставлено здесь это ведро?

Мандарин не знал, что ответить, и пробормотал какой-то вздор. Тогда Конфуций попросил другого мандарина зачерпнуть воды из колодца. Тот осторожно и тихо опустил его в колодец, но легкое ведро плавало на поверхности воды, и мандарин не смог зачерпнуть ни капли. Конфуций все-таки просил зачерпнуть воды.

— Если не удалось достать воды таким образом, — сказал он, — надобно черпать иначе как-нибудь!

Другой мандарин взял ведро и бросил его в колодец со всего размаху; ведро, переполнившись водой, погрузилось на дно.

— И это не хорошо! — сказал Конфуций. — Придется зачерпнуть воды самому…

Взяв ведро, он опустил его, осторожно покачивая, ни быстро, ни тихо в колодец, и ведро наполнилось настолько, что его без труда можно было вытянуть из глубины. Тогда, обращаясь ко всем окружающим, Конфуций сказал:

— Вот вам верное изображение хорошего правления и искусства уметь держаться разумной середины. Излишняя слабость или излишняя суровость вредны — надобно уметь соединять силу с умеренностью. В древние времена этот опыт применялся при восшествии на престол нового правителя. И древние законодатели предписали постоянно держать пустое ведро возле трона для того, чтобы правители всегда помнили моральный вывод из этого простого физического явления!..