Болеслав Прус - Возвратная волна

• Название: Возвратная волна
• Автор: Болеслав Прус
• Жанр: Проза

---

Когда Адлер читал описания этих кутежей, набросанных наспех под свежим впечатлением, в его трезвом практическом уме начинало шевелиться что-то вроде поэтической фантазии. Минутами он видел то, что читал. Но видения тут же исчезали, вспугнутые мерным гулом машин и шумом ткацких станков.

У Адлера было теперь лишь одно желание, одна надежда и вера: продать фабрику, получить миллион рублей наличными и с этой кучей денег отправиться вместе с сыном путешествовать.

- Он будет наслаждаться жизнью, а я буду по целым дням смотреть на него.

Пастору Бёме совсем не нравились его планы, достойные погрязших в разврате старцев Содома или Рима времен Империи.

- Когда вы исчерпаете все наслаждения и все деньги, что вам останется? - спрашивал он Адлера.

- Ну! Такие деньги не скоро исчерпаешь, - отвечал фабрикант.

III

Наступил день возвращения Фердинанда.

Адлер, как всегда, встал в пять часов утра. В восемь он выпил кофе из большой фаянсовой кружки, на которой голубыми буквами было написано:

Mit Gott fur Konig und Vaterland*.

______________

* С богом за царя и отечество (нем.).

Потом он сделал обход фабрики, а около одиннадцати выслал на железнодорожную станцию коляску за сыном и бричку за его багажом. Потом он уселся на крыльце перед домом, сохраняя обычное выражение тупости и апатии, хотя с нетерпением поглядывал на часы.

День был жаркий. Аромат резеды и акации смешивался с едким запахом дыма. Неумолчному гулу фабрики вторил двусложный крик цесарок. Небо было чистое, воздух напоен покоем.

Адлер вытирал потное лицо и поминутно менял положение на железной скамейке, которая всякий раз скрежетала, словно от боли. Старый фабрикант не притронулся сегодня в полдень к своему мясному завтраку и не пил пива из большой кружки с цинковой крышкой, хотя делал это изо дня в день уже лет тридцать.

В начале второю во двор въехала коляска, в которой сидел Фердинанд, и пустая бричка.

Фердинанд был голубоглазый блондин высокою роста и крепкого сложения, но несколько худощавый. На голове у него красовалась шотландская шапочка с двумя лентами, а на плечах - легкий плащ-накидка с пелериной.

Увидев его, фабрикант поднялся во весь свой богатырский рост и, раскрыв объятия, зарычал:

- Ха-ха-ха! Ну, как поживаешь, Фердинанд?

Сын выскочил из коляски, взбежал на крыльцо, обнял отца и, расцеловав его в обе щеки, спросил:

- Разве сегодня шел дождь, что у тебя засучены брюки?

Отец поглядел на брюки.

- И как этот сумасшедший всегда все подметит! - сказал он. - Ха-ха-ха! Ну, как поживаешь?.. Иоганн! завтрак...

Он снял с сына плащ и дорожную сумку и подал ему руку, как даме. Входя в переднюю, он еще раз глянул во двор и спросил:

- Что ж это бричка пустая? Почему ты не привез вещей со станции?

- Вещей? - повторил Фердинанд. - Ты, верно, думаешь, что я женился и таскаю с собой сундуки, корзины и коробки... Мои вещи вполне умещаются в ручном саквояже. Две рубашки - цветная для дороги и белая для гостиных, фрачная пара, несессер, галстук и несколько пар перчаток, - вот и все.

Говорил он быстро, громко смеясь. Он несколько раз подряд пожимал руку отца, продолжая болтать:

- А как ты поживаешь?.. Что тут слышно?.. Говорят, что твои дела с ситчиками и бумазеями идут блестяще. Но чего же мы стоим?

Они быстро позавтракали, чокнувшись, как полагается, и перешли в кабинет отца.

- Я заведу тут французские порядки и прежде всего французскую кухню, сказал Фердинанд, закуривая сигару.

Отец презрительно поморщился.

- Зачем нам это? - спросил он. - Разве у немцев плохая кухня?

- Немцы свиньи!..

- А? - переспросил старик.

- Я говорю, что немцы свиньи, - смеясь, продолжал сын. - Они не умеют ни есть, ни развлекаться...

- Постой! - прервал его отец. - Ну, а ты кто?

- Я? Я - человек, космополит, или гражданин мира.

То, что сын назвал себя космополитом, мало трогало Адлера, но поголовное причисление немцев к разряду столь нечистоплотных животных задело его.

- Я думал, Фердинанд. - сказал он, - что эти семьдесят девять тысяч немецких рублей, которые ты истратил, хоть немножко научили тебя уму-разуму.

Сын бросил сигару в пепельницу и кинулся отцу на шею.

- Ах, папа, ты великолепен! - воскликнул он, целуя отца. - Что за неоценимый образец консерватора! Настоящий средневековый барон!.. Ну-ну, не сердись. Нос кверху, духом не падать!

Он схватил отца за руку, вытащил его на середину комнаты, поставил навытяжку, как солдата, и продолжал:

- С такой грудью...

Он похлопал его по груди.

- С такими икрами!..

Фердинанд ущипнул отца за икру.

- Будь у меня молодая жена, я бы запирал ее от тебя в комнате за решеткой. А у тебя еще хватает смелости придерживаться теорий, от которых за версту несет мертвечиной!.. Черт побери немцев вместе с их кухней! Вот лозунг века и людей поистине сильных.

- Сумасшедший! - прервал его, смягчившись, отец. - Кто же ты такой, если ты не немецкий патриот?

- Я? - с притворной серьезностью ответил Фердинанд. - С поляками - я польский промышленник; с немцами - польский шляхтич Адлер фон Адлерсдорф; с французами - республиканец и демократ.

Такова была встреча сына с отцом, и таковы были духовные ценности, приобретенные за границей за семьдесят девять тысяч рублей. Молодой человек только и выучился во всем находить то, что делало жизнь приятной.

В этот же день отец и сын отправились к пастору Бёме.

Фабрикант представил ему Фердинанда как раскаявшегося грешника, который истратил много денег, но приобрел зато жизненный опыт. Пастор нежно обнял крестника и посоветовал ему идти по стопам своего сына Юзефа, который неустанно трудится и полон готовности трудиться до конца своей жизни.

Фердинанд ответил, что действительно только труд дает человеку право занимать место в обществе и что он сам потому лишь до сих пор был несколько беспечен, что провел юность среди народа, который кичится своим легкомыслием и праздностью. В заключение Фердинанд добавил, что один англичанин успевает сделать столько, сколько два француза или три немца, и что поэтому он проникся за последнее время особенным уважением к англичанам.

Старый Адлер был поражен глубиной, искренностью и силой убеждений своего сына, а Бёме заявил, что молодое вино должно перебродить и что тот перелом в лучшую сторону, который он своим опытным глазом подметил в Фердинанде, стоит более семидесяти тысяч рублей.

Когда торжественные речи окончились, пастор, его жена и друг уселись за стол и за бутылкой рейнского завели разговор о детях.

- Знаешь, милый Готлиб, - говорил Бёме, - я начинаю восхищаться Фердинандом. Из такого, прямо сказать, вертопраха получился, как я вижу, истинный муж, verus vir. Суждения его выказывают жизненный опыт, самосознание - тоже, словом - основа здоровая...

- О да! - подтвердила пасторша. - Он мне очень напоминает нашего Юзефа. Помнишь, отец? Ведь Юзеф, когда был у нас в прошлом году на каникулах, говорил об англичанах совершенно то же, что и Фердинанд. Милое дитя!..

И добрая худенькая жена духовного пастыря вздохнула, оправляя лиф черного платья, сшитого, видимо, в расчете на большую толщину.

Фердинанд тем временем гулял по саду с красивой Аннетой, восемнадцатилетней дочерью Бёме. Они знали друг друга с первых лет жизни, и девушка ласково, даже горячо встретила товарища детства, с которым так давно не виделась. Они гуляли около часу, но лень был жаркий, у Аннеты, должно быть, разболелась голова, и она отправилась в свою комнатку, а Фердинанд вернулся к старикам. На этот раз он говорил мало и был не в духе, чему никто не удивлялся (и меньше всего пастор и его супруга), считая, что молодому человеку куда приятней общество хорошенькой девушки, чем самых почтенных стариков.

Когда Адлеры вернулись домой, Фердинанд сообщил отцу, что собирается завтра съездить в Варшаву.

- Зачем? - закричал отец. - Неужели тебе за восемь часов уже наскучил дом?

- Ничуть! Но ты должен принять во внимание, что мне нужны белье, костюм, наконец экипаж, в котором я мог бы делать визиты соседям.

Однако эти доводы не убедили отца. Он сказал, что за бельем пошлет в Варшаву экономку, а насчет экипажа напишет сам знакомому фабриканту. Несколько сложней обстояло с костюмами; но в конце концов решили послать портному фрачную пару, по которой он подберет все, что нужно.

У Фердинанда совсем испортилось настроение.

- Нет ли у тебя, папа, хоть какой-нибудь верховой лошади на конюшне?

- А зачем она мне? - ответил фабрикант.

- Но мне она необходима, и надеюсь, что хотя бы в этом ты мне не откажешь...

- Конечно...

- Я хотел бы завтра же поехать в местечко и узнать, не продает ли кто-нибудь из помещиков хорошую лошадь. Думаю, что ты не будешь против.

- Ну конечно.

На следующий день в десять часов утра Фердинанд уехал в местечко, а несколько минут спустя во дворе показался Бёме со своей бричкой и лошадкой. Пастор, казалось, был необыкновенно возбужден и торопливо вбежал в комнату. Между его маленькими бачками и длинноватым носом с обеих сторон пылал яркий румянец.