Норман Мейлер - Призрак Проститутки

• Название: Призрак Проститутки
• Автор: Норман Мейлер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021875-3

Роман о людях, «которых не было», — и событиях, которые стали величайшими потрясениями XX века!

Роман о ЦРУ — во всем блеске его «дел» и всей неприглядной рутинности его повседневной работы…

Роман о тайнах прошлого века — под острым и злым пером великого Нормана Мейлера — писателя, «который не ошибается НИКОГДА»!

---

Этим письмом я хочу также сказать, что мне не хватает вас и ваших писем. Я терпелива. Я выжду еще три-четыре месяца, чтобы доказать Хью, что рецидивы мне не свойственны, совсем. Я вернулась к нормальной жизни, но хочу, чтобы он это увидел, а к осени — вашей весне — скажу ему, что хочу снова писать вам; и если он не разрешит — что ж, посмотрим. Так что наберитесь терпения.

Думайте обо мне как о своей кузине, — кузине, которая вас целует, но с которой вы не можете общаться. Охохонюшки! Hèlas![88] Я всегда буду особо любить вас, но, признаюсь, мне куда уютнее, когда вы от меня далеко.

Amitièes[89]

Киттредж.

P.S. Хью никогда не видел ни одного вашего письма. Я призналась ему, что мы переписывались, но только как студенты, которые были влюблены друг в друга, но не собираются развивать отношения. Это он может стерпеть: он ведь видел, как мы относились друг к другу, когда вы приезжали. Так что мое признание лишь подтвердило его проницательные наблюдения. Я не посмела сказать ему, насколько мы были откровенны друг с другом в других вопросах. Он никогда этого не понял бы и не простил.

Я опять солгала ему, сказав в тот вечер, когда приняла ЛСД, что уничтожила ваши письма. Видите, даже в безумии я понимала, что надо солгать.

14

Даже когда мы ужинали втроем, все происходило по протоколу. Ховард всегда сидел на одном конце их длинного красивого стола, а Дороти на другом. Оба они были абсолютные снобы, и тем не менее я понимал, что быть принятым такого рода людьми все равно как получить награду: ты буквально купаешься в душистых водах. Поскольку визит в Конюшню все еще вызывал у Ховарда неприятные воспоминания, тем приятнее было ему принимать меня — не только из-за того, что я Хаббард, но и потому, что я сумел кое-что украсть у Монтегю. Ховард все еще не понимал недостижимость некоторых желаний, например, занять определенное социальное положение. Я полагаю, одной из причин, по которой он нравился мне, была наша часто проявлявшаяся схожесть.

В конторе мне, конечно, приходилось расплачиваться за его знаки внимания. Одной из моих обязанностей было привозить вечером Ханту домой отчеты о работе, проделанной за день, который он провел, выпивая с уругвайцами в Жокей-клубе. Однако довольно скоро Порринджер и остальная команда интуитивно пришли к выводу, что я не столько выполняю задание, сколько хожу в гости на ужин. В те вечера, когда я работал куратором, Гэтсби, или Кирнс, или даже сам Овсянка отправлялись к начальству и ехали двенадцать миль вдоль Рамблы к пляжам Карраско, где жили Ханты в белом доме с красной черепичной крышей на расстоянии всего двух извилистых улочек от океана, но моих коллег не часто приглашали разделить вечернюю трапезу. Благосклонность к нижестоящим не принадлежала к числу добродетелей Дороти. Меня даже дрожь пробирала при мысли о том, что будет с Салли, если она попадет в ее коготки. Не приятнее было думать и о том, как будет чувствовать себя у них за столом Кирнс. У него была крошечная жена, и вместе они производили странное впечатление. От такой диспропорции у Дороти раздуются ноздри. А вот Джей Гэтсби окончил Цитадель, и его жена Теодора ходила в хороший центр просвещения для южных леди под названием «Аткинс Эмори» (или что-то вроде этого), так что Ханты вполне могли пригласить их вторично, но не больше.

Хуже того дня, который мы провели с Салли накануне визита Ховарда и Дороти на ответный ужин к Порринджерам, просто не было. Самое большое достоинство Салли — умение отключить свои умственные способности на тридцать полных сладострастия минут — вдруг исчезло. Я занимался любовью с женщиной, чье тело не отвечало на ласки, а мысли были полны страха перед приемом высокопоставленной пары. Хант мог ведь и бровью не поведя придумывать лозунги вроде MARXISMO ES MIERDA и отправлять возмутителям спокойствия картонки с распылителями «Кто? Я?», но он не получил бы удовольствия от ужина с людьми, которые не умеют сервировать стол. А Дороти была и того хуже. К тому, что в ее жилах текла кровь на одну восьмую индейцев сиу и ее предки были Гаррисонами, следует добавить, что у нее был титул, которого она лишилась, став миссис Хант. До Ханта Дороти была замужем за маркизом де Гутьером и жила в Чандернагоре, «фамильном поместье де Гутьеров, — как мог бы сообщить вам Ховард. — Это под Калькуттой».

Я так и не знал, де Гутьеры — французы индусского происхождения или индусы французского происхождения, и хотя я время от времени слышал слово «маркиза», едва ли мог бы правильно его написать. Но воздадим Дороти должное: она была аристократка. Брюнетка с большими черными глазами, крупным прямым носом и губами, умевшими выражать все нюансы неудовольствия, она, как ни странно, была привлекательна и почти всегда давала понять, что знает себе цену.

Каковы бы ни были достоинства и недостатки дома Хантов, я расплачивался за их гостеприимство на работе, погружаясь в холодную атмосферу, какой окружили меня коллеги. Не важно. С этим можно было мириться. Я довольно много узнавал о том, как видится Ханту его резидентура. Ужины в Карраско проходили по установленному Дороти этикету, и за столом не полагалось говорить о делах, но за полчаса до ужина меня неизменно усаживали в кабинете Ховарда и использовали в качестве резонатора. Из улья мыслей Ханта вырывались раздумья длиной в несколько минут о недостатках Гэтсби и Кирнса. Я редко комментировал его высказывания о плохо натянутых барабанных перепонках в нашей резидентуре. Я знал, что все это делается, чтобы подготовить меня к новой работе. Порринджер служил связным с журналистами и редакторами, которым мы платили, чтобы они печатали наши материалы в прессе Монтевидео. Однако на прошлой неделе Порринджер больше писал для журналов, чем читал. «Хрущев — палач Украины» была тема его писаний.

И я увидел, из чего будет складываться моя работа. Контакты Порринджера с журналистами останутся при нем — они такая же священная его собственность, как сорок акров земли для оклахомского фермера, на меня же возложат значительную долю писания и редактирования. Литания Ханта о далеко не совершенной работе Гэтсби и Кирнса была — я это понимал — отражением их жалоб на то, что я ничего не делаю. Старая игра в каждой резидентуре, как я начал понимать, состояла в том, чтобы сбросить нудную работу на новичка, сидящего за соседним столом, и Хант, который наверняка понимал, во что обходится быть его фаворитом, очевидно, решил перевалить на меня большую часть канцелярской работы. Следовательно, когда я согласился приложить руку к материалу, который Порринджер посылал трем своим лучшим журналистам — ЛА/РЦУ, ЛА/ТИФУНДИИ и ЛА/МПИОНУ, Хант добился своей цели и мог теперь об этом поразглагольствовать.

— Гарри, — сказал он мне сейчас, — что ни говори, а пропаганда составляет половину нашей деятельности. Иногда я считаю, что это лучшая ее часть. — Он открыл ящик стола и тут же закрыл его, точно хотел проверить, не поставили ли ему Советы подслушивающее устройство. — Как ни неприятно мне это говорить, — продолжал он, приложив руку ко рту, словно боясь, что его могут услышать чужие уши, — но немало наших газет на родине перепечатывают нашу дезинформацию. Журналиста легче купить, чем лошадь.

В дверь кабинета постучала горничная. Пора ужинать. Конец делам и переход к истории. Дороти, куда менее разговорчивая, чем Ховард, всегда внимала его монологам за столом, используя их, как я думаю, для медитации. Ведь она все эти сказки уже не раз слышала.

А я не слышал и считал, что Хант хорошо рассказывает. Приведу лишь одну из очень многих.

— Было это в Токио около двух лет назад…

— Скорее полтора года назад, — поправила Дороти.

— За часами смотришь ты, — согласился Ховард. — Хорошо, полтора года назад китайские коммунисты имели наглость объявить, что они открывают в Японии свою первую торговую ярмарку. Будут показывать оборудование для машиностроения. Они подняли большую волну. Мы-то знали, что к чему, и все-таки! Что, если они действительно конкурентоспособны? У американцев было немало вложено дукатов в этот горшок, так что мы, безусловно, не хотели, чтобы японцы стали смотреть в сторону Китая. Ну, я умудрился влезть в их рекламу и понял, что китайские комики выглядят весьма жалко. Это были плохие копии наших машин. А несколько хороших образцов были изготовлены вручную. Они явно не могли нанести серьезного урона нашему департаменту, нет, сэр, всемогущий доллар не будет потрачен на соревнование с ними. Тем не менее я решил подложить бомбу под их выставку.

— Воспользовались «Кто? Я?»? — спросил я.

— Ни в коем случае. Тут требовалась тонкая работа. Поэтому я разрешил провести стильную операцию. Однажды вечером с самолета над Токио были разбросаны сотни тысяч листовок. «Приходите на Китайскую торговую выставку, — приглашали они. — Бесплатный вход, бесплатное пиво, бесплатный рис, бесплатное сашими». — И захохотал. — Гарри, выставку наводнили толпы токийцев, размахивавших этими листовками. Организаторам пришлось закрыть двери. У них же все было платное. Пресса была жуткая. Китаезам пришлось быстренько убираться из города. Думается, тем, что я сижу сейчас в кресле шефа, я в какой-то мере обязан этой истории. Ну конечно, мне следует, наверное, поблагодарить и Дороти. — Он поднял бокал в ее честь. — Дружище, — сказал он, — вот ты смотришь на хозяйку и что ты видишь?