Норман Мейлер - Призрак Проститутки

• Название: Призрак Проститутки
• Автор: Норман Мейлер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021875-3

Роман о людях, «которых не было», — и событиях, которые стали величайшими потрясениями XX века!

Роман о ЦРУ — во всем блеске его «дел» и всей неприглядной рутинности его повседневной работы…

Роман о тайнах прошлого века — под острым и злым пером великого Нормана Мейлера — писателя, «который не ошибается НИКОГДА»!

---

Конечно, в кафе вполне могла быть установлена кинокамера, которая засняла то, как Борис передал мне что-то написанное, я это прочел, а затем он поджег бумагу в пепельнице, и мы оба, замерев, смотрели, как она горит. В таком случае, если я не сообщу об этом эпизоде Ханту и Омэли, а в отделе Советской России действительно сидит «крот», который увидит мой отчет о пикнике, я могу стать жертвой шантажа.

Поэтому я решил упомянуть в отчете, что мне была дана записка. Однако упоминание об отделе Советской России опустить. Если КГБ вознамерился посеять у нас подозрение в наших собственных людях, он не достигнет цели. Остальное содержание записки довольно туманно. И я решил рискнуть.

Зачем? Этот вопрос обрушился на меня с такой силой, будто я получил удар под дых. В самом деле, зачем? Почему не сказать правды? Если это внесет разброд в работу отдела Советской России — что ж, они такое наверняка уже переживали. Однако я знал, что решения я не изменю. Тесное общение с Омэли не только походило на пребывание в одной комнате с заразным больным, я был просто не готов противостоять его дотошной паранойе. Передавая информацию, я не мог не быть ею запятнан.

И все же я не в состоянии был понять, что мною двигало. Свое слово сказал какой-то упрямый, глубоко сидящий во мне инстинкт.

Уже настало воскресенье, было десять часов вечера, и дольше откладывать звонок Ховарду Ханту было нельзя. Я вышел на улицу и отыскал телефон-автомат. На проспекте 18 июля было так же тихо, как в четверг в полночь на берегу Грин-Бей в Висконсине.

— Где тебя черти носили? — Так начался разговор.

— Пил с нашим другом.

— До сих пор?

— Признаюсь, Ховард, я вернулся в отель в семь часов, начал было звонить, чтобы сказать, что перезвоню снизу через десять минут, но, Бог мне судья, заснул с трубкой в руке.

— Не может быть.

— Вы когда-нибудь пили с русскими водку на равных?

— Да. И успешно. Ты что же, не знаешь, что перед началом надо выпить оливкового масла?

— Ну вот теперь буду знать.

— Хорошо. Один вопрос. Это было успешно?

— Не могу ответить стопроцентно утвердительно.

— Вот дерьмо.

— Тем не менее материала достаточно много.

— Достаточно, чтобы прямо сейчас засесть на всю ночь?

— Сомневаюсь.

— В таком случае отложим это до завтра. Но ты сейчас же приезжай в посольство. Нэнси ждет, чтобы распечатать пленку.

— Что ж, хорошо.

— И побудь там, чтобы помочь ей разобрать неясные места.

— Конечно.

— Я знаю, мальчик, это открытая связь, но намекни: чего хотел наш друг?

— Это установят люди более умудренные, чем я.

— Есть шанс, что твой приятель поплывет с нами?

— Двадцать процентов вероятности.

— Двадцать процентов, — повторил Хант. Я представил себе, как он сидит в своем кабинете в Карраско и барабанит длинными пальцами по столу. — Это несколько разочаровывает, — сказал он.

— Тем не менее есть новые цветочки в букете.

— Завтра нам предстоит работенка, — сказал Хант. — Выспись как следует.

— Я и намереваюсь так поступить… после трехчасового бдения с Нэнси.

— Ничего, Гарри. Ты уже хорошо похрапел, пока я вышагивал по своему кабинету, тревожась и обдумывая, что сказать у твоей могилы.

Мои отношения с Нэнси на протяжении тех часов, что она распечатывала пленку, были столь же официальными, как и после нашего единственного поцелуя, — для нее, я уверен, это была грустная пустота, но, так или иначе, к двум часам ночи распечатка была окончена, как и сопровождающий ее мой отчет. Я отправился к себе в отель, а Нэнси, верная уставу невоспетых солдат, осталась зашифровывать и отсылать текст. Наши группы из пяти букв будут расшифрованы в Вашингтоне еще до зари.

Халмар Омэли, предупрежденный то ли Хантом, то ли своим инстинктом параноика, явился за двадцать минут до моего ухода, так что времени у него было достаточно, чтобы прочесть мой отчет и просмотреть распечатку: Нэнси как раз заканчивала последнюю страницу. У него была невероятно странная манера знакомиться с текстом. Он напоминал генерала Гелена, что-то бормотавшего, склонясь над шахматной доской, читал и приговаривал: «Вот чертово хулиганье, чертово хулиганье». Но являлось ли это похвальным отзывом об операции или изумленным неодобрением, я не мог понять. Уже уходя, я заметил, как Нэнси быстро, словно птичка, ныряющая в листву (ибо я не должен был это видеть), нежно улыбнулась Халмару. И я подумал тогда, что разумнее волноваться по поводу пустоты в моем сердце, чем в сердцах других людей.

В понедельник, к середине утра, Ховард был уже в великом возбуждении. Кислятинам удалось ликвидировать несоответствие в возрасте Мазарова. Теперь их досье «Советский персонал» было в порядке. Хант то ли не хотел, то ли не мог сообщить мне подробности, лишь сказал:

— Мазарову не тридцать два и не тридцать семь, как он утверждает, а тридцать девять. Намотай себе на ус: он птица более высокого полета, чем мы думали. Рангом выше Вархова.

— Насколько я понимаю, Финские Мики пришли к выводу, что Борис является здесь вторым человеком по линии КГБ.

— Так оно и есть, но Советы, должно быть, специально путают карты. Устроили сумку кенгуру.

Хотя я никогда раньше не слышал этого выражения, метафора явно указывала на то, что речь идет об операции, когда человек Номер Один тщательно скрыт.

— А как же насчет Жени и Вархова? — спросил я.

— Этому еще надо дать оценку. Но одно твердо зафиксировано. Наш Мазаров — один из ведущих экспертов КГБ по Америке.

— Тогда почему же он тут сидит?

— Это, пожалуй, главная загадка, верно? — сказал Ховард.

Если мое посещение Бориса и Жени повлекло за собой тяжелый перекрестный допрос, то пикник подверг меня восемнадцатичасовому сидению с Халмаром, а потом два дня я отвечал по восемнадцать часов на вопросы Вашингтона. Не раз я был близок к тому, чтобы признаться в «отвратительном упущении», как я это именовал (в самых затаенных уголках моего мозга), так как снова и снова возникали вопросы, связанные с запиской Бориса. Насколько я уверен, что запомнил весь текст? Запомнил на шестьдесят процентов? На семьдесят, на восемьдесят, на девяносто, на девяносто пять, на сто? Я совершил ошибку и ответил — на восемьдесят процентов. Кислятина, словно физически ощущая топографию виновности, задала тогда следующий вопрос: «Судя по вашим воспоминаниям, записка состояла из трех предложений и трех предупреждении в одно слово. Если вы считаете, что на восемьдесят процентов помните текст, не упустили ли вы четвертого предложения?»

На это я ответил: «Вероятность нулевая».

«Повторяем вопрос: на 50 %, 40 %, 30 %, 20 %, 10 %, 5 %, 0 %?»

«Вероятность нулевая».

«В записке Бориса отсутствует цель. Чем вы это объясняете?»

Я сидел у машинки, подсоединенной к шифровальной машине. Из Вашингтона поступал зашифрованный вопрос, проходил расшифровку, включалась моя машинка, расшифрованный текст в виде пятибуквенных групп поступал на нее, а я уже научился читать их с листа как обычный текст. Как только я отстукивал ответ, мои пятибуквенные группы отправлялись в обратный путь — проходили зашифровку и поступали в Кислятину на Аллее Тараканов. А я сидел и ждал, когда моя машинка снова застучит. Я провел за этим занятием несколько часов, и у меня возникло ощущение, будто я играю в шахматы с партнером, сидящим в другой комнате. И все это время Халмар Омэли читал через мое плечо вопросы и мои ответы.

Когда машинка отстучала: «В записке Бориса отсутствует цель», я повернулся к нему.

— Как это понимать?

У Омэли была раздражающая улыбка: зубы его сверкали, как и очки.

— Понимайте так, как сказано.

В крайнем раздражении я отстучал в ответ: КАКЭТ ОПОНИ МАТЬ?

ТОЧНО ТАККА КСКАЗ АНО — пришло в ответ.

— Ну, в таком случае у нас проблема, — сказал я. — Не могу же я отвечать, если не понимаю вопроса.

В Йеле я терпеть не мог студентов, которые, как Халмар Омэли, держались с видом превосходства. Голова у них всегда была наклонена под каким-то странным углом. Они слушали вас с полуулыбкой. И словно нюхали исходящий от вас низменный запах. На ваш вопрос они либо отвечали вопросом, либо отделывались отговоркой: «Понимайте как сказано». Если же они все-таки вникали в суть предмета, то уж не оставляли у вас сомнений в своей просвещенности.

— Перед нами, — сказал Халмар, — высоко рангированный сотрудник КГБ, эксперт по американским делам, который заигрывает с куратором низшего ранга в стране, имеющей малое, а то и вовсе нулевое геополитическое значение. Затем указанный офицер КГБ подставляет себя, высказывая вышеупомянутому маленькому куратору соображения крайнего толка, делая аллюзии и крайне неортодоксально сопоставляя свою страну и партию с корыстными мужем и женой. При этом он поносит марксистские догмы. Все это могло бы гарантировать его отзыв и заключение в тюрьму, если бы мы передали запись беседы в КГБ и там ей поверили. Теперь вам ясно?