Норман Мейлер - Призрак Проститутки

• Название: Призрак Проститутки
• Автор: Норман Мейлер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021875-3

Роман о людях, «которых не было», — и событиях, которые стали величайшими потрясениями XX века!

Роман о ЦРУ — во всем блеске его «дел» и всей неприглядной рутинности его повседневной работы…

Роман о тайнах прошлого века — под острым и злым пером великого Нормана Мейлера — писателя, «который не ошибается НИКОГДА»!

---

Я предложила каждому субъекту запомнить какой-то материал, затем через некоторое время спросила, что они запомнили. Я полагала, что вместе с точно зафиксированными в памяти кусками обнаружу поразительные провалы, и так оно и получилось, но я обнаружила также, что мой тест не срабатывает с сильными и безжалостными людьми, занимающими высокое положение. Они систематически взрывают выведенную мной схему. Они обладают ультраэго, как я это назвала. Они отлично помнят какой-то омерзительный поступок, причем это нимало не смущает их.

Возьмите, к примеру, неописуемо мощную психику таких чудовищ, как Гитлер и Сталин, живших с миллионами смертей на совести. Не менее непонятны люди более скромного уровня, ответственные за смерть тысяч. У меня мелькнула не очень приятная мысль, что Хью может принадлежать к этой категории. В личном плане ультраэго Хью опьяняюще воздействует на меня и, как я подозреваю, подпитывает тот импульс, который толкает меня стать одной из женщин в логовище Дракулы — возмутительное преувеличение, однако, может быть, и не совсем. Видите ли, я так и не отделалась от впечатления, что действия духовного подполья имеют отношение к нам здесь. В этой связи я больше всего думаю о человеке по имени Ноэл Филд. Бывают, знаете ли, дни, когда, подумав об Аллене Даллесе, я тотчас вспоминаю Ноэла Филда, который многие годы просидел в советских тюрьмах, и Аллен снова посадил его туда в 1950 году. В значительной мере с помощью Хью.

Поверите ли, мой дорогой супруг признался мне в этом. Как я выяснила, Аллен выглядел полным идиотом, когда Ноэл Филд появился снова в Цюрихе во время Второй мировой войны. По какой-то причине Аллен настолько доверял Филду, что снабдил своей личной рекомендацией фамилии ряда европейцев, предложенных Филдом для выполнения важных заданий при союзных войсках. Многие из них оказались коммунистами, а Ноэл, который более или менее знал об этом, ничего не сказал Аллену об их политической ориентации. (Подобно многим квакерам Ноэл Филд, боюсь, стоял на позиции вседозволенности в отношениях с коммунистами.) Ну, Аллен многократно заплатил за эту ошибку и не простил этого Ноэлу. А Хью вместе с Фрэнком Уизнером пришла в голову мысль, как заставить предприимчивого квакера заплатить за это. В 1949 году мы сумели через нескольких высокопоставленных советских чиновников пустить слух, что Ноэл Филд — сотрудник ЦРУ. Это была чистая дезинформация. Хью провернул это и, можете не сомневаться, не оставил американской подписи под документом. Я полагаю, Даллес, Уизнер и Монтегю решили, что, как только Филд отправится в очередную поездку в Варшаву по линии Красного Креста, его тут же посадят в тюрьму как шпиона и вместе с ним пострадает кое-кто из его коммунистических дружков. Однако вышло все много страшнее. К этому времени Сталин был уже безнадежно безумен. Филда посадили в варшавской тюрьме в одиночку, а почти всех коммунистов, с кем он имел дело, и их многочисленных помощников подвергли пыткам, в результате которых они признались в том, чего не совершали, и были либо посажены в тюрьму, либо расстреляны. Одни считают, что партия потеряла в этом деле тысячу убитыми, другие приводят цифру в пять тысяч. Когда я спросила Хью, он передернул плечами и сказал: «Сталин устроил еще одну Катынь».

Ну, не знаю, гордиться мне талантами мужа в этом деле или ужасаться, ЦРУ же занялось нынче левитациями, над чем можно посмеяться или возмутиться, в зависимости от точки зрения. За последние годы мы, конечно, финансировали не одну либеральную, но решительно антикоммунистическую организацию, поднимавшую шум и крик и требовавшую освободить американского мученика Ноэла Филда из советско-польского плена.

Позже, Гарри, в то страшное время, когда я в одиночестве переживала крах своей карьеры, я начала думать обо всех этих польских коммунистах, которые были ни за что казнены как предатели. Это был еще один пример порочного мастерства, с каким мы провели акцию во имя добра и, я полагаю, в конечном счете во благо, но какие же муки приняли жертвы! И я начала думать, не затронули ли мы некий уязвимый край космоса. Надеюсь, что это не так, но очень этого боюсь. Я с ужасом думаю о том, как герр Адольф отправил на тот свет миллионы, чтобы расчистить пространство. Они шли в газовые камеры, веря, что идут мыть свои грязные усталые тела. Приготовьтесь принять горячий душ, было им сказано. И были открыты роковые отдушины. Погружаясь в свое пасхальное безумие, я, казалось, слышала крики ярости этих жертв, и мне пришло в голову, что, когда смерть чудовищно несправедлива, она может наслать на человечество проклятие, которое мы не обязательно сумеем сбросить с себя. Окончательно. В иные дни, когда над Вашингтоном стоит нечеловечески ядовитый смог, я думаю, не вдыхаем ли мы гибельные миазмы, ниспосланные нам свыше. Видите, сколь еще не сбалансирован мой душевный мир. Что и побуждает меня думать о вашем агенте Шеви Фуэртесе. Как складывается его жизнь? В какой мере вы чувствуете себя ответственным за то, что с ним происходит? И с теми, кто окружает его?

Что-то я приняла уж очень назидательный тон, верно? И я знаю, что это несправедливо. Скажем, я немного нервничаю в связи с предстоящей мне авантюрой, которая тоже может оказаться совсем не пикником.

Не развлечете ли меня? Я знаю, это не такая уж большая просьба, но если Ховард в самом деле возьмет вас с собой на одну из estancias[117], не опишете ли вы мне это событие? Мне нравятся светские комедии, в которых вы участвуете, и я уверена, что любое описание того, как Хант веселится с богатыми уругвайцами, будет для меня подобно молоку с медом и, безусловно, куда лучше моих параноидальных фантазий, в которых я рисую себе, как вы проводите время в борделях.

Право же, нам приходится столько лгать, что откровенный рассказ о каком-то событии является бальзамом для души.

С любовью, дорогой мой человек,

Киттредж.

25

Я и сам не знал, хочу ли я слышать ложь. Письмо Киттредж растревожило меня, и я начал думать, не проявляется ли ультраэго в более мелких вопросах. В конце концов, ведь я, все еще считавший себя человеком честным, неотступно врал Хью Монтегю, Киттредж, Ховарду Ханту, Шеви Фуэртесу, Шерману Порринджеру и, самое скверное, Салли. Я совершил ошибку, много месяцев назад намекнув, что любовь в будущем на какой-нибудь обсаженной деревьями улице отнюдь не исключена. У меня, конечно, едва ли были большие запасы ультраэго, поскольку с Салли мне пришлось расплатиться за свою ложь. Все раскрылось в тот день, когда она увидела безголовый призрак, проскакавший по моему лицу при известии, что она беременна. После этого я уже мог говорить что угодно. Что бы я ни сказал, все подтверждало то, что она уже знала.

Наши прекратившиеся отношения начали возникать в моей памяти, как сгоревшее здание. На посольских приемах Салли взяла за правило держаться намеренно мерзко. А к этим приемам теперь и сводилась вся моя светская жизнь в Монтевидео. Гораздо чаще я сидел вечерами один в своем номере и с горечью думал: ведь я не могу похвастаться даже тем, что часто посещаю определенный бар. У нас это не поощрялось: сотрудники ЦРУ всегда могли стать потенциальным объектом похищения или пыток — во всяком случае, так считало начальство. Когда же не было вечерней работы или приема в посольстве, я не всегда знал, что с собой делать, — так обычно бывает с теми, кто работает по шестьдесят часов в неделю. К тому же теперь не было возможности поздно вечером пошалить с Салли. До того как она забеременела, часто выдавались вечера, когда Шерман был занят на работе и мы с Салли могли встречаться у меня в гостинице. А теперь на приемах она отводила меня в уголок и быстро шептала две-три фразы.

— Гарри, — говорила она, — Шерман стал в постели настоящим шалуном.

— Говорят же, что в браках бывают разные периоды.

— Да что ты знаешь о браке! — восклицала Салли и с сияющей улыбкой, обращенной к остальным гостям, добавляла: — Могу поклясться, ты у нас педик. В душе!

Душу-то она как раз мне и поранила. Мне доставляло такое удовольствие слышать, когда она говорила, что ни с одним другим мужчиной ей не было так хорошо. А сейчас я с трудом сдержал слезы. Явная несправедливость всегда на меня так действует.

— Ты никогда не выглядела более привлекательно, — сказал я и отошел. Я вскоре увидел ее снова на очередном приеме в русском посольстве. Когда прием переместился в сад, мы опять остались наедине с нашими советскими коллегами. В конце вечера мы собрались все вместе — Хант, Порринджер, Кирнс с Гэтсби, а также Нэнси Уотерстон и я, — и Ханту удалось добиться исполнения давно задуманного желания. Ткнув пальцем Вархову в грудь, он сказал: