Олег Верещагин - Путь к звёздам

• Название: Путь к звёздам
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Тут находятся произведения большого подцикла, посвящённого истории Новой Земли - от ядерной войны до превращения нашей планеты в мощнейшую звёздную державу. (К этому циклу, собственно, так или иначе примыкает множество других произведений автора.)

---

   А через месяц после того подарка его убили во время стычки с бандой. Он с верха развалин указывал пулемётчикам цели трессерами, и его подстрелили насмерть. На такие похороны - на сожжение - никого не пускают, кроме "витязей" и кадетов. А тут вдруг Толька пришёл и показал ручку, как пароль. И сказал: "Вот у меня... это он подарил..." И Воженкин его молча пропустил - Толька так и стоял в первом ряду, держа - нет, сжимая - ручку, словно оружие.

   А с тех пор Сашке стало казаться, что Толька, похоже, всё-таки выкарабкается в кадеты...

   ...Казарма встретила Сашку привычным - оружейными запахами, тонкой струйкой хлорки, разговорами. Над центральным проходом через одну горели лампы. Кадетов сейчас тут было шестеро, остальные "в разгоне" - на работах, в патрулях, на занятиях, на каких-то заданиях... Ещё - на одной кровати спал мальчишка, тоже кадет, но приехавший с "поездом" из Нижнего Новгорода - точнее, проезжал его старший, "витязь", а парня подранили, и он остался тут долечиваться, чтобы на обратном пути присоединиться к своим опять. Митька Зайцев и Денис Кораблёв боксировали около двери запасного выхода - довольно лениво, правда. Борька Мигачёв что-то подрисовывал на своей картине - он под неё занял целую стену, просто взял и однажды, ещё год назад, нарисовал на штукатурке где-то добытыми красками солнце, лес и реку. Ругать его никто не стал, и он с тех пор частенько что-то добавлял к рисунку. То стога на лугу, то дом на берегу реки. Над ним даже не посмеивались - смотреть на рисунок было приятно, и иначе как "Картина" его никто и не называл. Тем более, что Борька на самом деле умел рисовать, как выяснилось. Он и для стенгазеты делал рисунки, и для поселковой стоштучной тиражки, и просто зарисовки в большой альбом. Васька Анохин и поляк Богуш играли в шашки. Тим Семибратов возился со своим автоматом, точнее - с планкой для прицелов.

   Сашке тут нравилось. Вернее... ему тут было спокойно. Тут все были свои, и в казарме у него было место - левый ряд, третья от входа кровать. Самая обычная кровать, панцирная сетка, в ногах - стул и столик-тумбочка с лампой для занятий, в головах - стойка для оружия, шкафчик для одежды и всего прочего. Личное место кадета Шевчука.

   Иногда, впрочем, Сашке казалось, что он спит и всё это видит во сне. А иногда наоборот - что он спал раньше и видел во сне, что в шестнадцатиэтажке на пятом этаже у него была своя комната. И компьютер. И стереоцентр. Иногда он вспоминал эту комнату очень подробно, а иногда - наоборот, не мог вспомнить простейших вещей. (Кажется, в мобильнике были какие-то фотографии, в основном из летнего лагеря, где он отдыхал в те дни... но мобильник лежал на складе, мобильники у всех кадетов отобрали "витязи", не объясняя, почему. Да и села давно батарея.)

   Нет, подумал Сашка, садясь за столик и стягивая свитер. Последний раз на мобильник я фотографировал уже потом, сильно потом, перед последним боем с настоящими вражескими солдатами.

   Да...

   ...ООНовский батальон был составлен из европейских солдат - дисциплинированных и хорошо обученных. Кроме того, они, видимо, понимали, что дисциплина и спайка - хоть какой-то залог возможности остаться в живых среди того, что творится вокруг. Может быть - Сашка потом иногда думал об этом - они в принципе и не хотели вступать в бой, просто пробивались... куда? Куда-то. На родину, была же где-то и у них земля, на которой они родились, где их кто-то ждал... А может - всё ещё продолжали выполнять какой-то приказ, кто знает? Не меньше пятисот человек, бронетехника, а том числе три танка "леопард". Ещё с ними было "усиление" из сотни кавказских боевиков - слишком тупых, чтобы понимать глобально происходящее и ненавидевших русских природной ненавистью бездельника и работорговца, ненавистью, смешанной с завистью и страхом. Тот ещё компотик.

   У Воженкина людей было меньше. Человек двести солдат из разных частей, столько же гражданских с разным (иногда очень серьёзным, впрочем) оружием. И обоз с теми, кто не мог воевать. Не с "детьми и женщинами", как это определялось раньше, а именно с теми, кто физически не мог воевать. А те, кого раньше называли детьми, и женщины почти все были вооружены...

   ...Сашка помнил, что тогда почти всеми владела апатия и непонимание того, что надо делать дальше. Когда стало понятно, что боя с появившимся врагом не избежать - все даже как-то оживились, бой давал определённость и цель, снова делил мир на своих и врагов. А вот как назывался городок, в котором всё происходило - Сашка не помнил. В городке ещё кто-то жил, кто-то даже отстреливался от вошедших в город первыми кавказцев, но разрозненно.

   Воженкинцы прихлопнули муслимов разом, как гнилой помидор каблуком. По-тихому просочились на окраину, замкнули кольцо и за десять минут, не больше, перебили всех, никого не беря в плен, хотя желающих сразу нашлось очень много. Сашка тогда уже считал себя - да и был - ветераном...

   ...но с танками до этого он дела не имел. ООНовцы пошли в атаку штурмовыми группами, бронетехника поддерживала удар. Сашка до сих пор помнил - хотя это было не самым ярким и не самым жутким из того, что он увидел за последние годы - раскисшее заброшенное картофельное поле, утыканое серыми тростинками жухлых сорняков, серый дождь из противно беременного неба, ветер и склонённые фигуры. Тоже серые. Глупо это было. По грязи на поле нельзя было бежать. И ползти было нельзя без риска захлебнуться. Воженкин это увидел сразу и боялся только "брони". Поэтому приказал её сжечь...

   ...Сашка вызвался сам. Да много кто вызвался. Не от какой-то храбрости или ненависти к врагу - храбрость давно сталда обыденностью, а ненавидеть этого врага уже не имело смысла - просто момент боя забивал тоску и ужас жизни.

   Воженкин выбирал подростков - они были сильней детей и быстрей и гибче взрослых, всё разумно и логично.

   Они вчетвером спустились в овраг, уходивший через поле косой стрелой. Овраг был заполнен холодной густой жижей, доходившей до пояса, кое-где - до горла. Идти было трудно, чёрная гуща расталкивалась нехотя, липла и отвратительно разила чем-то. Сверху лило и лило, дождь тоже вонял - пластмассой и гнилью. Впереди шли Илья, сын отрядной врачихи, и Васька, он прибился к отряду только что, в городке. Артём - казачонок с юга - и сам Сашка - сзади. У Ильи и Сашки было по две "мухи"...

   ...Сашка не помнил, что он почувствовал - толчок опасности, заставивший его рвануть Артёма за рукав ближе к краю. Он сам тоже передвинулся - как мог быстро - туда и замахал рукой, ожесточённо шипя, Илье с Васькой, они даже обернулись... но опоздали. Надо было не оборачиваться.

   Наверху, в сером мокром небе, появились круглые чёрные головы с мутными бликами на месте глаз, плечи... Раздался непонятный истошный крик: "Нerre gud, ryssar!" [1]- и тут же - очереди, непохожие на сухой деловитый треск "калашниковых", звонкие, густые, почти музыкальные. Илья упал сразу, ничком, а Сашка крутнулся, неловко повалился набок, начал тонуть, выплёвывая мерзкую жижу и кровь - и, к счастью, ему попали ещё раз, в голову.

        Потом Артём махом выпустил в тех, наверху, полмагазина, и они исчезли, взорвавшись тёмными брызгами и ошмётками. Мальчишки, не сговариваясь, рванули на склон. Склон плыл, осклизал, проседал. Они ползли по нему наверх вечность. Сашка знал, что сейчас наверху появятся ещё круглые головы, раздастся красивая стрельба, и он упадёт в грязь и утонет, перестанет существовать. От ужаса хотелось перестать лезть и покориться склону, грязи внизу, дождю сверху - и пусть всё кончается, потому что невозможно жить среди такого ужаса... Артём, как видно, ощущал то же самое, потому что вдруг тонко монотонно завыл, не сводя с края оврага расширенных мокрых глаз - и этот звук был таким кошмарным, полным страха, ненависти, тоски, безнадёжности, что Сашка понял: схожу с ума...

   ...Они вылезли на край раньше, чем ещё двое добежали от грузно идущего в полусотне метров танка. Бежали - ползли, как мухи по старой клейкой бумаге. Артём, не переставая завывать на одной тонкой жуткой ноте, метнул им под ноги "лимонку", она густо, но очень тихо хлопнула, подняв небольшой фонтанчик грязи, тот, что бежал первым, сломался пополам, встал на колени и, уткнувшись головой в шлеме в жижу, застыл. Голова утонула по шею. Второй хотел выстрелить, но, кажется, заела винтовка, и Артём пустил в него всё, что оставалось в магазине, уложив наповал. Сашка между тем, перетащив себя через мылистый край, упал за лежавшие один на другом трупы первых двух ООНовцев, приготовил, спеша, но точными движениями, обе "мухи".

   Танк начал разворачиваться, но не успел. Первую гранату Сашка вогнал в борт кормы, вторую - в основание башни. "Леопард" сперва остановился, потом огрызнулся длинной, но неприцельной очередью из зенитного пулемёта... и вдруг сперва густо задымил, а потом разом вспыхнул. Пламя металось и по-змеиному шипело под дождём, но не гасло...