Евдокия Нагродская - Белая колоннада

• Название: Белая колоннада
• Автор: Евдокия Нагродская
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0281-4

"Преобладающей темой прозы Нагродской всегда была любовь, от любви плотской до христианской любви к ближнему. Её романы пользовались большим успехом в широких читательских кругах. Они написаны доступным языком и соответствовали вкусам, складывавшимся под влиянием символистов. В них рассматривается тема женской эмансипации, они не чужды мистике, отражают недоверие к чисто рациональному постижению жизни..."

Казак В. Лексикон русской литературы XX века.

---

— Деревья могли быть в кадках!

— Шел дождь, а я видела все это залитое солнцем.

— Так что ж! В эту минуту могло выглянуть солнце! — топнула Таля ногой.

Вдруг они обе словно опомнились.

— Послушайте, да о чем же мы спорим? Ведь ясно же, что это все мне показалось.

Таля вдруг неожиданно уткнулась в свою муфту и всхлипнула.

— Милая, деточка, не плачьте! О чем же вы плачете? — с испугом спросила Накатова.

— Так, мне жалко, что вы этого вот сейчас не увидите еще раз, это было так красиво, а вы мимо проехали — и не рассмотрели даже хорошенько, — бормотала Таля, поспешно доставая платок из муфты.

— Все это мне показалось! Конечно, жалко, но что же делать? — печально сказала Екатерина Антоновна.

— Конечно, нечего делать! Может быть, когда-нибудь и еще увидите. Вот-то хорошо будет!

— Но ведь это мне только показалось.

— А, не все ли равно! Вы видели эту колоннаду! Пусть бы мне жизнь моя казалась прекрасной, а на самом деле я бы лежала, прокаженная, в яме! В самой глубокой и тесной яме. И что бы мне за сладость была жить в прекрасном дворце и чувствовать себя в яме! Как нам кажется, так оно и есть.

Таля вытерла глаза и еще раз высморкалась.

— Что же, пойдемте домой, — ласково взяла она под руку Накатову.

— Пойдемте, — тихонько ответила Накатова. Они пошли молча, под руку.

Медленно и молча шли они в сгустившихся сумерках, тесно прижавшись друг к другу, и Екатерине Антоновне, никогда не имевшей детей, казалось, что рядом с ней идет ее дочка, маленькая, любимая, самое дорогое ей существо на свете.

— Вы, Таля, приходите ко мне, пожалуйста.

— Я приду непременно, — отозвалась та.

— Когда?

— А вот послезавтра, с лекций, часа в два.

— Так не забудьте смотрите, я буду вас ждать к завтраку.

— А где вы живете?

— Я живу… — начала было Накатова и вдруг опомнилась.

Что это с ней сделалось? Встретилась с какой-то курсисткой и приглашает ее к себе, восчувствовала какую-то особенную симпатию! С чего?

Какая-то полоумная девчонка!

Накатова оставила руку Тали и сухо сказала:

— Я живу на Литейном, дом 96, моя фамилия Накатова.

— Я непременно приеду.

— Буду очень рада, до свидания, — и, холодно пожав руку девушке, Екатерина Антоновна взяла первого попавшегося извозчика.

Она ехала домой, все больше и больше сердясь на себя:

«Эта девица, очевидно, дура или ненормальная, какую чепуху она говорила… Впрочем, и она, Накатова, хороша! Тоже могла показаться ненормальной. И что такое случилось с ней? Нервы это или начало какой-нибудь болезни? Боже мой, как это все глупо и как ей стыдно за себя».

Лопатов, придя к обеду, заметил, что она не в духе.

— Что с вами, Китти? — спросил он ласково.

Она слегка покраснела:

— Мне стыдно рассказывать вам, Николенька, как я невозможно вела себя. Я не поверила вам и отправилась сама искать белую колоннаду. Во время этих поисков встретила какую-то курсистку, и мы принялись за поиски уже вместе…

— Какая нелепость! Ну и что же? — смеясь спросил Лопатов.

— Конечно, ничего не нашли. Теперь я сама вижу, что это мне показалось, я припомнила подробности.

— Ну и слава Богу. Я так и думал, что ничего подобного не существует.

— Отчего «слава Богу»? Разве не лучше бы было, если бы существовало такое красивое здание?

— Ну на что это вам? Не все ли равно вам?

Екатерине Антоновне вдруг стало досадно: вот он, близкий, любимый, и так равнодушно отнесся к ней, а «та», чужая, заинтересовалась, искренно приняла участие, Она помолчала и вдруг неожиданно спросила:

— А вам не жаль, Nicolas, что вы не видали моей колоннады?

— Да что с вами, Китти, как подобный пустяк может занять такую серьезную женщину, как вы? — удивился он.

— Да, да, конечно, — все это глупости, — засмеялась она. — Всего глупее, что я пригласила к себе эту барышню. Смешная такая провинциалочка, из купеческой семьи.

— Ах, какой красивый у вас кабинет! — восклицала Таля, стоя посреди комнаты.

— Очень рада, что вам нравится у меня, — сказала Накатова, глядя на девушку.

«Какая она хорошенькая и славная», — мелькнуло у нее в уме, когда она глядела на юное смеющееся личико, раскрасневшееся от мороза, с сияющими глазами и смеющимся ртом.

Уголки этого рта как-то забавно приподымались вверх. Разрыв больших, светлых глаз был тоже кверху, и брови от переносицы поднимались к вискам. Это розовое личико все словно летело вверх, даже завитки непокорных русых волос летели куда-то.

— Славная комната! — между тем говорила Таля, усаживаясь на кресло, предложенное хозяйкой, и опять оглядываясь кругом. — Вы именно и должны жить в такой комнате.

— Почему? — спросила, улыбаясь Екатерина Антоновна.

— А потому, что вся комната такая же, как вы: красивая, спокойная, немного гордая и разумная.

— Вы меня считаете разумной? — удивилась Накатова. — А я, представьте, была уверена, что вы меня приняли за сумасшедшую.

— Почему? — удивилась в свою очередь Таля.

— А как я искала белую колоннаду? Согласитесь, что это было смешно.

— Не знаю. Мне было не смешно, — покачала Таля головой. — Я не люблю людей без колоннады.

— Я вас не понимаю?

— Я не люблю людей, которые… Ну… которым никогда ничего «не кажется». Я не умею вам объяснить, но всегда лучше, когда человек думает: а вот есть где-то что-то хорошее, доброе, красивое. Может быть, здесь этого и не увидишь, а только «там», — Таля неопределенно махнула рукой, — но все равно, оно есть!

— Где это «там»? В будущей жизни? — улыбнувшись, спросила Екатерина Антоновна.

— Конечно, — уверенно отвечала Таля. — А то как же иначе? Если в это не верить, так сейчас ерунда получается. Точно тараканы бегают — хлоп! И нет. Так зачем же они думают, чувствуют, видят? Я уверена, что жизнь есть приготовление, переход к другой, более важной жизни, и я должна готовиться к ней добросовестно и стараться быть доброй, хорошей, и даже жизнь свою отдать за других, если понадобится… А если эта жизнь и есть одна только, так, наоборот, надо как можно слаще и лучше ее прожить, хотя бы во вред другим.

— Значит, вы ждете иной жизни, а эта вас не радует?

— Как не радует? — всплеснула руками Таля… — Да я все люблю. Если бы я думала, что она одна и есть, то, конечно, я бы не могла на нее радоваться, а так… так я все люблю! Вот идешь по улице и радуешься. И на туман, и на дождь, и на то, что извозчик ждет, даже на то, что сегодня вторник или среда, потому что на душе есть главная радость — будущее счастье, а человеку всегда все кругом мило и радостно, когда он какого-нибудь счастья ждет… Вот невесте перед свадьбой, может быть, тоже и дождь и извозчики милы. А главное, то радует, что все это любить хочешь и любить можешь!

— Всех нельзя любить, есть очень много дурных людей, Таля.

— Что же, они, значит, не знают этого света душевного, они сами несчастны. Я не могу себе представить счастливого злодея, веселого, радостного, и мне его жаль, и я его тоже любить буду.

— Значит, не надо противиться злу?

— Что?!

Таля даже привстала с кресла:

— Злу надо противиться всем сердцем, всей душой, всеми чувствами! Злом только не надо противиться злу, а жизнь свою отдать, сопротивляясь ему, и можно и должно. Но от этого я не меньше люблю жизнь! Я ее очень люблю. Она хорошенькая, хрупкая, маленькая! 

Вот что мы знаем,
Вот что мы любим,
За то, что хрупко, —
Трижды целуем!

И я трижды все целую и в три раза больше люблю каждый вершок земли!

Таля вскочила, взмахнула руками и засмеялась счастливым смехом. Екатерина Антоновна с лаской смотрела на нее, и ей хотелось сказать этой девочке что-нибудь милое, ласковое, но раздались шаги, и в комнату вошел Лопатов.

За завтраком Таля, сначала притихшая, разговорилась.

Она рассказывала о какой-то выставке картин, о балете, в который ей достала билет одна приятельница, о Карсавиной, которая «сказка, а не женщина», о шляпке, которую она видела в магазине.

После завтрака она заторопилась уходить.

— Вы приходите еще, Таля, — сказала Екатерина Антоновна, целуя ее.

— Приду, приду, и вы ко мне приходите, я на Васильевском острове живу, 14-я линия.

— Хорошенькая девочка, только уж очень глупенькая, — сказал Лопатов.

— Да, она, кажется, глупенькая, — нерешительно согласилась Екатерина Антоновна.

Накатова устала.

Сегодня целый день они с Николаем Платоновичем ездили искать квартиру. Теперешняя ее была мала, и никак нельзя было выкроить из нее приличного кабинета.

Екатерине Антоновне было очень грустно покидать свое жилище. В этой квартире она жила со смерти мужа вот уже лет пять. К ней она привыкла и устроила ее по своему вкусу. Ей не хотелось переезжать в другую часть города, менее чистую и спокойную и более отдаленную от центра, но та была удобнее для ее будущего мужа.