Лидия Ивченко - Кутузов

• Название: Кутузов
• Автор: Лидия Ивченко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03527-0

Эта книга — о великом русском полководце и дипломате Михаиле Илларионовиче Кутузове (1745–1813). Последний из плеяды «славных екатерининских орлов», герой Очакова, Измаила, Мачина, он выжил после серьезнейших ранений, чтобы в конце земного пути совершить главный свой подвиг: возглавив русскую армию, разгромить и изгнать иноплеменное воинство, вторгшееся в Россию под предводительством Наполеона в 1812 году.

Привлекая богатый документальный материал, автор биографии развенчивает многочисленные мифы о своем герое, созданные его недоброжелателями и поднятые на щит некоторыми современными исследователями, показывает Кутузова как человека и семьянина, повествует о непростых отношениях полководца с императором Александром I.

---

День 21 октября, судя по переписке, был насыщен событиями. Александр I и король Пруссии Фридрих Вильгельм III ратифицировали Потсдамский договор: король принимал на себя вооруженное посредничество между воюющими державами, результатом которого должно было стать восстановление мира на континенте либо продолжение военных действий, но уже с участием Пруссии, оскорбленной нарушением ее нейтралитета. За французами оставалось все, что причиталось Франции по Люневильскому договору; уничтожались только те распоряжения Наполеона, которые, собственно, и привели к созданию Третьей коалиции. Император Франции должен был возвратить наследственные земли сардинскому королю, вернуть независимость Голландии, Швейцарии, Неаполю, Германской империи, обеспечить независимость Итальянского королевства и неприкосновенность Турции. Однако, как рассуждал С. М. Соловьев, «это значило бы признаться, что испугался коалиции, уничтожить обаяние, которое он производил над французами, — обаяние силы, не знающей препятствий, и это после того, как народ, находившийся под таким обаянием, провозгласил его императором». Конвенция убедила Наполеона лишь в одном — он должен поскорее уничтожить армию Кутузова, трудности которой возрастали. 21 октября Кутузов дал предписание Д. С. Дохтурову представить сведения о требующей замены амуниции: «в случае худого состояния вещей, хотя бы оные не выслужили положенных сроков, снабжать новыми на перемену старых», «медицинских чинов принимать из вольнопрактикующих с назначением приличного им жалования», «Его Величеству угодно, чтобы во всех полках находилось всегда комплектное число унтер-офицеров, почему при убыли таковых, дабы ваканции без промедления замещены были, Его Величество предоставляет производить в сие звание достойных из рядовых самим шефам» (заметим, в числе произведенных могли быть и бывшие крепостные), «снабдить кавалерийские полки торбами по примеру употребляемых в Цесарии, в коих помещается овса на несколько дней», «торбы требовал я из австрийских магазейнов и оные в кавалерийские полки отпущены будут по полному комплекту»55. В тот же день Дохтурову сделано предписание: «<…> Его Императорское Величество <…> высочайше повелеть изволил, дабы я наистрожайше предписал, чтобы шефы, невзирая на то, что в нижних чинах есть такие, кои по маловременной службе не так тверды в строю против протчих, выводили бы без исключения в строй всех тех, кои состоят в наличности при полку <…>». Последнее означало, что государь осознал, что, как бы ни портили красоту строя новобранцы, война — это не парад. Гнев Кутузова обрушился в тот же день на его родственника: «К стыду господ начальников, у кого сие случилось, должно отнесть, что полки вчерашнего числа пустым слухом до того были встревожены, что в Вятском мушкетерском полку без приказу сами собою зарядили ружья и потом, дабы разрядить оные, начали стрелять. Совсем должно быть несведущу в военном деле, сколь таковые выстрелы могут быть вредны и опасны в военное время для соблюдаемого в войсках порядка, дабы в подобном случае не взять надлежащих мер, которые бы до выполнения сего не допустили. За таковую оплошность и нерасторопность Вятского мушкетерского полка полкового командира полковника Бибикова арестовать»56. Правда, в тот же день порадовал своего ровесника Д. С. Дохтурова известием о том, что государь «всемилостивейше пожаловать изволил войскам моей команды, шедшим форсированным маршем, по 50-ти копеек на каждого человека»57. Несмотря на принимаемые меры, обмундирование солдат не удалось привести в удовлетворительное состояние. И. Бутовский писал в воспоминаниях о пребывании армии в Ольмюцком лагере: «Прибыл император Александр, нам велено было покатать шинели, чтобы представиться государю в мундирах, но как увидели, что у нас вместо штанов висели одне обгорелые тряпки, то снова приказали раскатать и надеть шинели. Опустивши полы шинелей, мы тронулись в поход». В начале кампании австрийское правительство выполняло свое обязательство по снабжению русских войск. Однако после капитуляции генерала Макка под Ульмом положение, естественно, изменилось. Русские войска стали ощущать недостаток в продовольствии, увеличивающийся изо дня в день: «От самого Браунау мы никогда досыта не наедались, а, соединяясь с имперцами, близки были к совершенному голоду <…> достать что-либо съестное нельзя было ни за какие деньги. <…> В Ольмюцком лагере иногда бывало на весь батальон полбочки муки, и с какою радостию мы получали в полу шинели отпускаемую дачу: подбежав к огню в той же поле растворяли ее водою, месили и пекли в золе без соли лепешки, которые ели с неизъяснимым наслаждением. Изредка отпускались печеные хлебы, на роту доставалось десятка по два, по три; фельдфебель и каптенармус, стараясь выгадать для себя получше кусок, чертили мелом эти продолговатые небольшие хлебы по числу людей с особым искусством и, поставив в ранжир роту, начинали выдачу перекличкой, отделяя каждому ломтик по черте; каждый, приняв его, целовал, перекрестясь, и прятал за пазуху в шинель: в такой редкости был насущный хлеб!»58 Чем это грозило армии? «Лишенные качественного питания солдаты добавляли в пищу растительные вещества, некоторые из которых — ягоды белладонны, корни и листья болиголова (омег), корни и листья вороньего глаза, семена и листья белены, листья послена — представляли серьезную угрозу солдатскому здоровью, а также психике, вызывая у людей припадки „бешенства“. <…> Чисто армейским явлением было отравление медью котлов; о необходимости покрывать котлы полудой Кутузов не уставал упоминать в своих приказах по армии»59. 23 октября 1805 года Кутузов доносил государю: «Не могу утаить от Вашего Императорского Величества, что войска весьма изнурены. От самого Браунау стоят в лагере без палаток, пропитание только от одного дня к другому, и в том часто бывает недостаток более суток, потому что иногда нет времени и принять оной. Артиллерийские лошади в крайнем изнурении, и я писал к князю Долгорукову в Вену, чтобы на первый случай достал, по крайней мере, 500 лошадей. Все тяжелые орудия держу я позади себя в двух и трех маршах. Подводы ни одной в этой земле достать уже не можно и отвозить больных крайняя трудность, на что уже употребил часть понтонных фур, истребя находящееся на них дерево»60. Мы приводим документы, показывающие, что Кутузов отнюдь не производил впечатление человека робкого десятка, боявшегося сказать лишнее слово перед государем. Кутузов, как главнокомандующий, много на себя берет, требуя предоставить ему не только военную, но и дипломатическую информацию, сообразно которой он самостоятельно принимает решения на театре военных действий. В его письмах прорывалось недовольство тем, что его считали возможным держать в неведении, полагая, что у него под рукой есть все, чтобы реализовать ожидания союзных держав, в то время как у Кутузова не хватало всего: информации, продовольствия, подвод для перемещения полковых обозов, которые, вопреки строгим указаниям, стали забирать у населения. Наконец, в приказах и письмах Кутузова звучат ноты неудовольствия кадровым составом: «комиссариатская часть малолюдна», «провиантских чиновников недостаточно», те, что есть, «по молодости и неопытности не в силах обнять лежащую должность» и т. д. Кутузов сам постоянно отдает приказы, где достать сено на корм лошадям, «солому для шалашей и подстилки солдатам» и как их распределить в войсках. Кутузов обращает внимание: «Распутность, в которую чрез слабость начальников пришли пехотные солдаты, ибо на кавалерию никакой жалобы до меня не доходило, сие распутство время прекратить; на сие по службе способы обыкновенные: цепь около лагеря каждого полку, перекличка, никогда поодиночке рядового не отпускать без офицера». «Всех офицеров, которые сказываются больными, свидетельствовать и показывать в рапортах, чем они больны, ибо мне известно, что многие себя показывают от лени»61. Кроме того, полководец взял на себя труд самому отдавать лозунги «такого рода, чтобы австрийскими войсками и нашими с равною удобностию могли быть выговариваемы». 23 октября последовал довольно жесткий приказ: «Всем колонным начальникам на марше их колонн посылать команды для очищения дороги от обозов, дабы на марше отнюдь никакой остановки не было и буде встретится, что повозки в два ряда съедутся и движение марша сделают чрез то затруднительным, то оные сбрасывать на сторону, несмотря, чьи б то ни были, равным образом поступать и с цесарскими фурами»62.

Кутузов, по его словам, «знал войну», скорость движения революционной армии и новые правила поведения на марше его не обескураживали, хотя тучи сгущались над его головой все более и более. В тот же день пришло письмо от императора Франца: «Мой дорогой генерал-аншеф граф Кутузов! <…> Крайне необходимо, чтоб вы защищали, как можно долее, правый берег Эннса; но если важные обстоятельства заставят вас оставить его, то ваше отступление должно проводиться как можно медленнее и направляться к Кремсу, где я приказал построить тет-де-пон, который если даже не будет еще готов к вашему приходу, однако его должно защищать любой ценой. <…> В случае же, если вы будете вынуждены оставить позицию при Эннсе и отступить к Кремсу, генералу графу Мерфельду приказано состоять при вашей особе в качестве генерал-квартирмейстера». Однако граф Мерфельд недолго состоял при особе Кутузова. Эннса войска обеих армий достигли без происшествий. На берегу они разделились: Кутузов остался с армией при впадении этой реки в Дунай, направив графа Мерфельда к Штейеру с приказом возводить береговые укрепления. Мерфельд подвергся нападению французов, овладевших переправой, что вынудило Кутузова оставить свой участок обороны. Затем граф Мерфельд получил приказ своего двора следовать к Вене, по словам историка, «оставив Кутузова на произвол собственных сил». Кутузов принял решение оставить Эннс и немедленно уходить к Амштеттену. Наполеон шел за ним следом, стараясь прижать Кутузова к берегу Дуная. Он приказал маршалу Мортье починить мост у Линца, разобранный русскими войсками, перейти на другой берег, не допустив переправы русских. 24 октября авангард маршала Мюрата нагнал при Амштеттене арьергард под командованием князя Багратиона, куда кроме девяти батальонов нашей пехоты (6-го егерского, Азовского мушкетерского и Киевского гренадерского полков) и Павлоградского гусарского полка входили батальон кроатов и несколько эскадронов гессенгомбургцев. Нападение было настолько сильным, что прискакавший в арьергард Кутузов понял, что Багратиону устоять не удалось63. По-видимому, его войска были атакованы на марше, не успев занять место в строю. Положение выправил генерал-майор М. А. Милорадович, соперник князя Багратиона на пути к славе со времен Итальянского и Швейцарского походов Суворова. Совсем как в апреле 1799 года в бою при Лекко, Милорадович явился на поле битвы, когда, по словам А. И. Михайловского-Данилевского, «князь Багратион отступал». Милорадович лихо повел вперед батальоны Апшеронского и Смоленского полков, запретив им заряжать ружья и напомнив, как Суворов учил их в Италии действовать штыками. С тех пор Милорадович остался начальником арьергарда. Либо Кутузов решил дать отряду Багратиона время оправиться, либо Кутузов, «правая рука» Суворова под Измаилом, поначалу остался недоволен князем Багратионом, «правой рукой» Суворова в Итальянском и Швейцарском походах! По рассказу А. И. Михайловского-Данилевского, «Амштеттенское дело ознаменовалось особым ожесточением. Раненые, после перевязки, спешили возвращаться в бой. Французы говорят, что взятые в плен русские кидались яростно на конвойных»64. Рапорт Кутузова Александру I от 25 октября о сражении при Амштеттене заканчивался словами: «И сей день отпор, сделанный неприятелю, честь делает российским войскам. <…> Точный урон с нашей стороны мне еще не известен. Убиты подполковники: Киевского гренадерского полка Щербинин и Мариупольского гусарского Ребиндер, ранен генерал-майор Берх (Берг) и многие другие. Есть некоторые отменно отличившиеся, о которых Вашему Императорскому Величеству со всеми обстоятельствами и представлено будет. Сегодня получил от императора римского повеление, не ходя по Венской дороге, повернуть от Сен-Пельтена на Кремс и там занять твердый пост при переходе через реку. Неприятель восстановил сожженный чрез Дунай мост при Линце, так что будет пользоваться обоими берегами Дуная»65. Последнее предложение как будто между прочим оказалось приписанным к победному рапорту, но в нем скрываются главные заботы главнокомандующего русской армией на чужбине. И, конечно, сам за себя говорит приказ от того же числа, из которого становится ясно, почему Кутузов не сразу сообщил государю об «отменно отличившихся». «Во всех подаваемых рапортах о действии против неприятеля, — поучает Кутузов своих молодых сослуживцев, — ежели отделен будет от полку баталион, рота или эскадрон или, неотделенно будучи, в линии отличится каким-либо подвигом, то именовать его всегда так: такого-то полка, такого-то баталиона, или такого-то рота или эскадрон, то и то сделал, в нем такие-то отличились именно, дабы ясно видно было Императорскому Величеству, чьи баталионы, роты, эскадроны и которых полков»66.