Алекс Савчук - Прутский Декамерон

• Название: Прутский Декамерон
• Автор: Алекс Савчук
• Жанр: Современные любовные романы

Роман израильтянина «русско-молдавского разлива» Алекса, а, попросту, Саши Савчука, переносит читателя в те благословенные годы, когда автору и его друзьям было немного за 20, когда солнце было ярко, небо голубое, снег белый, вино стоило 90 копеек, хлеб 13, а любовь и виноград – только по любви. Любви и на такой короткий, но такой сладостный молдавский вечер, и на всю, как оказалось, короткую, молодость…

Повествование основано на биографии автора. Он сам, как и его герой, работал барменом в молдавском городке на берегу Днестра.

---

Наверное, мы где-то встречались с ней раньше, возможно, она сестра или дочь кого-либо из моих друзей или знакомых. Ее четкий профиль, живые глаза, тонко очерченное лицо, гордая осанка, осиная талия, длинные ноги, узкие лодыжки, стройные, не слишком развитые икры, даже разворот плеч – все это было мне неуловимо знакомо, и в тоже время сама девушка – незнакома.

Я уже хотел повернуться и продолжить свой путь, и в этот самый момент девушка бросила взгляд в мою сторону, очевидно, почувствовав мой, обращенный на нее взгляд. Несколько мгновений она всматривалась, потом сделала несколько шагов, затем сорвалась с места и побежала ко мне. Я, слегка растерявшись, стал оглядываться по сторонам, – как знать, может она бежит вовсе не ко мне, потому что, хоть убейте, я совершенно не помнил, откуда ее знаю и знаю ли вообще. Девушка подбежала и с криком: «Здравствуй, Савва, мой милый Савва!» повисла у меня на шее, радостно болтая в воздухе ногами.

Признаюсь, такого прежде в моей жизни еще никогда не было: никто из взрослых девиц, не считая, конечно, жены, вот так запросто не запрыгивал мне на руки. От неожиданности я чуть не уронил девушку, из-за чего мне пришлось обнять ее покрепче чуть пониже талии. Она же обвила руками мою голову и замерла так на несколько секунд, потом сползла с моих рук и, откинув слегка назад голову, поглядела на меня своими пронзительно синими глазами. В них светилась радость от встречи со мной, и даже, кажется, нежность, и, еще до конца не осознав, кто она, я понял, что она-то уж наверняка меня помнила.

– Савва, ты что же, не узнаешь меня? – взволнованно спросила она. – Неужели ты забыл свою Аленку, Лену, ну же, мы с тобой так дружили когда-то… Так любили друг друга.

– Ленка? Леночка! Аленка! – вскричал я, еще не веря своим глазам. Теперь я схватил ее в охапку и закружил на месте:

– Ленка! Девочка моя! Аленка! Прости меня. Ты ли это? Не могу поверить.

Моя растерянность прошла, уступив место радости встречи со «старой» знакомой.

Мы познакомились с ее матерью и с ней, 12-летней угловатой девочкой-подростком, тогда больше похожей на мальчишку, во время поездки к Черному морю ровно семь лет тому назад – у нас были путевки в один и тот же пансионат, в который мы вместе добирались небольшим служебным автобусом.

С самых первых минут нашего знакомства ее мать, еще красивая, но полноватая женщина лет 37–38, попросила меня, чтобы я присматривал за ее дочерью, – сама она с этим явно не справлялась.

На остановках Лена – это настоящее имя девочки, всегда выскакивала первой и мгновенно исчезала – уже через минуту ее можно было увидеть в сотне метров от нашего автобуса, общающейся с какой-нибудь лохматой, грязной собакой, или с серьезным видом наблюдающей, как на земле, возле лужи, за хлебную корку дерется стайка воробьев. Водитель автобуса приходил, садился за руль и объявлял, что мы должны отправляться, а Алена – так ее звала мать – все не показывалась.

Мать, Вера Степановна, измучившись от переживаний за дочь, с радостью поручила мне опеку над ней, дав мне любые полномочия, вплоть до наказаний. Я сразу же и воспользовался этим разрешением: когда мне надоело, что все в автобусе, включая меня, должны были эту негодную девчонку ждать, я нагнал Аленку, грубовато схватил ее за руку, а когда та, надув губы спросила: «А ты кто такой?» и стала вырываться, я ощутимо шлепнул ее по костлявой заднице, обещая, что это лишь начало и дальше будет еще хуже.

Все оставшееся время, пока мы добирались до курортного местечка в районе Одессы под названием «Каролина – Бугаз», девочка просидела возле матери, надувшись, чем та была чрезвычайно довольна и исполнилась ко мне благодарности.

Позже, когда нам, проживавшим в соседних домиках и посещавшим одну столовую, волей-неволей по нескольку раз на день приходилось встречаться, я каждый раз испытывал перед девочкой неловкость за то, что ее шлепнул, она же, проходя мимо, гордо поднимала голову, делая вид, что в упор не замечает меня.

Через пару дней, правда, она обратилась ко мне с просьбой. Заметив, что я неплохо ныряю, она попросила достать со дна какую-нибудь раковину, которые, как она видела, местные ребята, ныряя, доставали.

Я полдня провел на пирсе, беспрерывно ныряя, и достал ей с десяток разных раковин, пока она, наконец, не была удовлетворена. Тогда девочка сменила гнев на милость и простила меня, при встречах она теперь кивала, а, будучи в это время вместе с матерью, даже здоровалась.

Так прошло несколько дней, пока не приехала другая, старшая дочь Веры Степановны, Аленкина сестра. Ее звали Мила, она провела у моря вместе с матерью и сестрой всего два дня, после чего уехала в Москву – поступать в театральный институт, учиться на актрису. Мила произвела на меня неизгладимое впечатление: моя сверстница – ей было всего 17 – была удивительно хороша – высокая, стройная красивая брюнетка с гордым, и я бы даже сказал, надменным взглядом.

Что и говорить – с первых же минут знакомства я влюбился в нее без памяти, как, впрочем, и вся мужская половина нашего лагеря.

Аленкиных сверстников в лагере и ближайшем окружении почти не было, малышка явно нуждалась в товарищах по играм, поэтому она стала привлекать к своим играм меня. Играя с ней, я все время старался быть поближе к тому месту, где мог видеть старшую сестру – Милу, но это мне удавалось редко, та то и дело куда-то исчезала, и за то короткое время, что она провела в нашем лагере, я смог понаблюдать за ней, наслаждаясь, всего несколько раз. Будучи очень впечатлительным по натуре и еще нецелованным юношей, я ужасно переживал, когда Мила, сестра, так и не удостоив меня хотя бы одним словом или взглядом за эти два дня, уехала; мать отправилась вместе с ней в Одессу провожать на поезд, поручив мне опекать свою младшую – Аленку. Никакого сходства в чертах родных сестер я не находил, сколько не вглядывался в Аленку – она, скорее, напоминала мне тогда гадкого утенка из известной сказки.

Мать девушек вернулась из Одессы только следующим утром, именно в тот день и произошло у нас Ч.П. Я проморгал тот момент, когда Аленка, верная себе, исчезла из поля моего зрения и отправилась купаться, а увидел ее лишь тогда, когда она, находясь в воде метрах в тридцати-сорока от берега, заверещала от страха. При этом она неуклюже размахивала руками и шлепала ими по воде.

Я сразу и не сообразил, что это именно она кричит, просто среагировал на крики и побежал к воде. Аленка тонула на малой глубине, там было что-то около полутора метров, впрочем, как известно, человеку для этого достаточно порой, чтобы воды было всего по колено.

Когда я добрался до нее, девочка почти скрылась под водой. Поймав Аленку за волосы, я выудил ее на поверхность и придерживая лицом вверх поспешил к берегу, два-три раза проплывая глубокие места, так как дно оказалось неровным. На берегу, не обращая внимания на окруживших нас людей, я быстренько провел все приемы по правилам спасения утопающих, и Аленка задышала, забилась в кашле, а затем в рыданиях; рядом, почти в судорожном состоянии находилась мать – Вера Степановна, которая только что прибежала к берегу, а до этого спокойно отдыхала в своем домике.

Когда полчаса спустя приехала «скорая помощь», Аленка уже ходила по берегу, радуя своим бравым видом маму, меня и окружающих, однако врач скомандовала немедленно погрузить девочку в машину, и я, конечно же, поехал вместе с ней; Вера Степановна осталась сидеть на песке, не имея сил сдвинуться с места.

Пару часов мы тогда провели в медпункте, затем столько же в местной больнице, врачи боялись, что у девочки в легких может оказаться вода и делали всевозможные проверки, но все, слава Богу, обошлось, и к ночи, когда обеспокоенная мать уже не надеялась увидеть свою дочь живой, мы попутной машиной приехали вместе с Аленкой на базу отдыха.

С того дня, и до самого нашего отъезда домой, мы с Аленкой были вместе, практически не разлучаясь: в столовой, у моря, на спортивной площадке и даже на рыбалке. Теперь и купаться мы ходили только вместе, я не оставлял Аленку одну. Она привыкла ко мне, могла преспокойно забраться ко мне на руки, вскарабкаться на спину, короче, была мне словно младшей сестричкой. При этом, глядя на Аленку, я часто вспоминал ее старшую сестру Милу, которая, сверкнув словно яркая звездочка на моем небосклоне, исчезла навсегда.

В оставшиеся дни отдыха я обучал Аленку плаванию, часами я держал ее на руках, терпеливо объясняя как себя вести на воде, и к окончанию нашего отпуска она уже довольно прилично плавала, потому что от природы была сильной и выносливой девочкой.

Вместе вернувшись с отдыха, мы потом еще долгое время общались, встречаясь где-нибудь в городе, разговаривали, вспоминали, шутили, но Аленка по-прежнему казалась мне гадким утенком – в свои теперь уже четырнадцать она еще не сформировалась, да и лицом оставалась несимпатичной.

Однако она была мне дорога хотя бы уже тем, что я спас ей жизнь, поэтому мы с ней и были теперь на всю жизнь, как одной пуповиной, повязаны.