Роман Назаров - Очарованный якут

• Название: Очарованный якут
• Автор: Роман Назаров
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009

Опубликовано в журнале «Дружба Народов» 2009, № 4.

---

— Бога не надо бояться, Рома.

Остановились. Покурили.

Небо зловеще затянуто, давит сверху, вздумало насмерть род человеческий придавить. А горизонт на востоке весь почернел, будто заболел немочью невиданной, неслыханной. По курсу — через овраг — собор Христорождественский, так один купол и виден, за всю природу отдувается, светит блекло, не сдается.

— Слушай, — говорю, — Радий, а ты не пробовал. хм. украсть, например? Или. грабануть кого?

— Что ты, Рома, говоришь?! — Он даже опешил от моих слов.

— А что такого? Так же легче! Вычислишь, допустим, бабушку с кошельком, женщину, кого послабее, проводишь её до укромного места, где она идти будет, а рядом — никого. По голове чем-нибудь — бах! Деньги забираешь и уходишь! И все! Работать не надо.

— Нет-нет-нет! — как будто я его ударил. — Рома. Это. Нельзя.

— Хотя бы думал об этом? — пытаю и проверяю.

— … - что-то такое зашептал, молитву, наверное.

Короче, смотрю на него, сканирую — да какой он вор?! Какой он грабитель?! «Мама умерла у меня, Рома, и земля из-под ног ушла». Пораженный и очарованный жизнью якут.

Ветер поднялся.

Пошли, согнувшись, быстрым шагом.

Ветер усилился, захлестал по лицу и рукам. У-ух! Март тяжелый в этом году, недовольный чем-то. Но это он зря, весна своё возьмет. Размышляю. Радий пыхтит за правым плечом. Только подумал я о погоде — снег повалил, будь он неладен.

Сидим в комнате. Я смотрю на него, он — на меня. За окном — пурга мартовская, снег с дождем хлещет, по карнизу барабанит. Мама ушла к тете Шуре Максимовой, подружке. Вечером придет, увидит Радия — скандала не избежать. Ругаться ой как не хочется.

— Спроси, Рома, о чем хочешь.

Я, конечно, был очарован им. Он сам был — очарованный, поддавшийся толчку извне, полетевший незнамо куда и незнамо зачем. «Спроси, Рома, о чем хочешь». Так не говорят здесь, в Александрове, под наглой деньжищной Москвой, за сто первым километром. Здесь разговариваешь с человеком и с первых секунд сердцем чувствуешь, что собеседнику твоему наплевать на тебя, а если не наплевать, то, во всяком случае, он в любой момент готов победить тебя, быть выше тебя, применяя нецензурную брань, повышая голос, бессознательно (а порою и сознательно) уничижая тебя. А Радий за четыре дня ни одного матерного слова не произнес! Голоса не повысил!

Он, естественно, был не у себя дома, возможно, очень боялся навредить кому бы то ни было. Невыгодно. С практической точки зрения. С другой стороны, когда я видеокамеру на него наставил (японскую старенькую, пленка 16 мм), он поначалу так резко головой крутанул, словно я ему пощечину залепил. Затем с каждой минутой записи, с каждым вопросом моим он все хмурился и хмурился, отворачивался и отворачивался. Сердился, в общем.

— Расскажи о себе, Радий. О жизни, что-нибудь.

— Вот так я не могу. Под давлением. Философствовать перед камерой. Рома, не надо.

— Не приходилось ни разу сниматься?

— Нет. Никогда не рисовался.

— А фотографироваться?

— Мало. Мама фотографировала в детстве.

— Во-от, видишь. Но пользоваться фотоаппаратом умеешь?

— Это компьютер. — Показывает головой на монитор, стоящий на столе. — Дилетант я, Рома. Как дау́н.

— Как кто?

— Дау́н. Техника эта. Не умею.

Весь извертелся, искрутился. Видит — я не унимаюсь. Собрался. Попытался успокоиться. Перестал вертеться, смотрит точно в объектив.

— Слушай. Про хобби хотел спросить тебя. Множество людей чем-нибудь да увлекаются, имеют к чему-то душевную, так сказать, потребность. Ну, марки собирают. У тебя какая потребность? По жизни.

— У меня есть один дар. Умение любить. Это факт.

Кивает в знак утверждения головой.

-. Я не ослышался?

— Умение любить, я тебе сказал.

Такой нотки я от него еще не слышал. «Я тебе сказал».

— Это. такое сказать. Такое даже священник о себе не скажет.

— Да. Это не марки собирать.

— И как это умение любить проявляется?

(Глупый вопрос задал, сам знаю).

— Ну, Рома. Маму любить, Бога любить.

Крестится.

— И всех остальных?

(Опять не то спросил).

— Да, Рома. Один, вот так я, сирота казанская.

— Хм. Хорошо! Скажи мне, пожалуйста, Радий! В чем смысл жизни?

(Уж тут я совсем).

Хмурится, отворачивается.

— Спроси что полегче. Умение любить. Это дар, в первую очередь…

А тут Серёга с работы пришел. Пьянющий. Камеру пришлось выключить.

Серёга, Сергей Васильевич. Высокий, худой. Полтинник в прошлом году стукнуло. Хохол. Букву «г» смягчает в «х» как и все хохлы, где бы ни обитали, понятно — на генетическом уровне. Нос красивый, с изящной, еле заметной горбинкой. Глаза аквамариновые, грустные. Грусть и обаяние усиливаются за счет бровей «брежневских», густых. Сутулится, кашляет (бронхит курильщика). Художник, поэт, друг. Запивашка классический. Каждый день не обходится без бутылки портвейна. А если желудок совсем прихватит — пиво со сметаной. Типа, помогает, расслабляет кишечник. Хорошо еще закусывает (когда есть) чесноком и салом. Живет у меня, в комнате моей, пятый месяц. С женой поругался, с Людмилой Николаевной. Крепко поругался. Практически ушел из семьи, правда, Машу, дочку-школьницу, навещает. Покупает ей с зарплаты гостинцы.

На картинах не проживешь, на стихах — тем более. Серёга работает в Арсаках, «на деревяшках». Часто и ночует там — дежурит. Денежку зарабатывает. Часть отдает маме моей (не знаю сколько, без меня договаривались), часть — Маше что-то покупает, остальное — на себя. Мне перепадает, конечно же. Кстати, Серёга ноутбук месяц назад приобрел, слабенький, но MP3 слушать можно, видео в нескольких форматах, в Word'е писать.

И вот он с дежурства пришел — никакой. Бутылку «Портвейн № 72» на стол поставил и завалился спать. Это он зря так много пьет. Мама однажды не выдержит, выгонит его, не посмотрит, что мой друг.

Радий не испугался, вежливо поздоровался. Серёга в ответ: «Бр-мр-вр!». Уехал.

Что там Санек возвещал? «Он придет к тебе, а ты — никакой, в стельку пьяный валяешься, а Он, может, именно к тебе пришел.»

— Так что же мне делать-то с тобой, Радий? — спрашиваю, вздыхая.

— Что-то ведь надо с тобой делать, а?

Радий тоже вздыхает.

— Уехать мне надо отсюда. Не могу больше.

— Хорошо. Как? — Вопрос «как?» выкрикнул ему прямо в лицо, с раздражением.

Молчит. То ли задумался, то ли собрался плакать.

Серега: «Вр-мр-бр!»

— Очевидно, — продолжаю я, — что нужно купить билет просто-напросто. Вопрос — куда? Куда тебе надо, Радий? В Орехово-Зуево?

— Нет! Что ты, Рома! — испуганно.

— В другой монастырь. какой-нибудь? Сергиев-Посад?

— Н-нет. — морщится.

— В Москву? В Новгород? В Воронеж? В Питер?

(Честное слово, как с маленьким вожусь).

— В Воронеж. Жить там, у него.

— У друга.

— Да какой он мне друг! Ой дурак я! Сам виноват!. — Радий вроде как и восклицает, но подавленно, измученно.

— О! — саркастически. — Дошло наконец-то.

— Видишь, Рома, не знаю.

— Домой хочешь вернуться?

— Да, конечно же, Рома! — Обрадовался, как будто если бы я не спросил, то сам бы не догадался.

— Якутия большая? Какой там город? Якутск? А еще?

— Нерюнгри, Рома.

— Как-как?

— Нерюнгри, — еще тише произнес.

— А ты сам откуда?

— Из города Мирного. От Нерюнгри до Мирного две тысячи километров.

— Хорошо. До Ню. До Нерюнгри через какой город удобнее добираться? Ханты-Мансийск? Новосибирск? Какие в ту сторону по железке города есть?..

— Что ты, Рома. Тюмень.

Серёга: «Бррр-мррр-вррр!»

— Отлично! — кричу. — Тюмень! Там можешь на работу устроиться? Жить? Заработать и вернуть долг?

— Обязательно, Рома, конечно. За день в Тюмени можно заработать тысячу рублей.

— За день!!! Так. Я ловлю тебя на слове! Всё. Едешь в Тюмень. Договорились?

— Да, Рома, конечно же.

— Значит, осталось собрать тебе на билет. Сколько до Тюмени билет, самый дешевый?

— Полторы тысячи, наверно.

— Что значит — «наверно»? Ты наверняка должен знать! «Наверно»! Ничего себе!

Серёга: «Увхрмр!» И присел на тахте. Откашлялся, вытер мокроту полотенцем. Смотрит на меня, на Радия. На непочатую бутылку портвейна. Соображает.

Тут вышла не очень приятная сцена.

Серёга, когда повалился на постель, на самом деле не «уехал», как я выразился, не отключился, а слышал наш разговор. Не подробно, а лишь интонации. Возможно, я показался ему слегка агрессивным. Не получилось уснуть. Сел. Оглядел нас. Пошел к окну курить с вопросом по пути: «А в чем дело?». Я ему начал рассказывать. Где встретил Радия, что о нем узнал. Добавил, что я все-таки принял решение помочь ему, и если у Серёги есть, ну, сто-двести рэ (под мою ответственность), не мог бы он поделиться.

— А Радий заработает в Тюмени и вышлет долг, — заключаю я. — Да, Радий?