М. Бойцов - Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825

• Название: Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825
• Автор: М. Бойцов
• Издательство: Cовpеменник
• Жанр: История
• Год: 1991
• ISBN: 5-270-01369-Х

В сборник вошли первоисточники – мемуары, дневники, письма, материалы официальных расследований, относящиеся к событиям «эпохи дворцовых переворотов».

Перед читателем пройдут драматические эпизоды, начиная с интриг вокруг смерти Петра 1 и кончая убийством Павла I. Большинство материалов, включенных в книгу, не переиздавалось в годы Советской власти, некоторые – публикуются на русском языке впервые.

Составление, вступительная статья, комментарии М. А. Бойцова; 1991, художественное оформление С. Соколова.

---

Тайный советник и сенатор Трощинский сочинил манифест, в котором было сказано, что «государь император вследствие болезни принимает в соправители великого князя Александра Павловича». Но так как предполагалось, что Павел ни за что не согласится на эту меру добровольно, то было решено его к этому принудить и в случае крайней нужды отвезти его в Шлиссельбург. Князь Зубов и генерал Бенигсен взяли на себя личные переговоры с императором, а Пален и Уваров должны были заботиться о сохранении внешнего порядка.

Сообразно с этим Зубов, Бенигсен и два других Зубова во главе отряда заговорщиков были проведены в Михайловский замок дежурным адъютантом царя Аргамаковым. Участвовавшие в заговоре пьяные молодые офицеры были сильно возбуждены, особенно после того, как Пален на вопрос, что им делать, если император будет деятельно сопротивляться, загадочно ответил: «Quand on veut faire des omelettes, il faut casser des oeufs»[174].

Когда они подошли к покоям государя, находящийся на страже камер-гусар по требованию бывшего в этот день дежурным адъютантом Аргамакова им отворил двери. Один из пьяных офицеров-заговорщиков без всякой нужды ударил его по голове так сильно, что он изо всей мочи крикнул, и, хотя он тут же упал замертво, офицер хотел его прикончить из пистолета, но, к счастью заговорщиков, пистолет дал осечку. Уже при первом крике почти все заговорщики разбежались врассыпную; остались только Бенигсен, Зубов и четыре офицера. Бенигсен отворил дверь в спальню государя, который пробудился от крика и был на ногах. Когда Зубов увидел, что кровать пуста, то он подумал, что государь убежал, и был вне себя. Бенигсен же подошел ближе и нашел государя стоящим за испанскими ширмами с босыми ногами, в одной ночной сорочке и в колпаке и точно окаменевшим от ужаса. Зубов и Бенигсен подошли к нему с обнаженными саблями, и так как Зубов от страха и волнения совсем растерялся и не мог промолвить ни слова, то Бенигсен сказал: «Ваше во, вы арестованы». Государь ему на это ничего не ответил, обратился к Зубову и запальчиво спросил: «Que faites – vous, Platon Alexandrowitch?»[175]. В эту минуту один из офицеров доложил Зубову, что дворцовая стража собирается оказать сопротивление и что Палена еще нет. Зубов, ошеломленный, поспешно удалился. Бенигсен же остался непоколебимым и вторично обратился к государю с теми же словами, но снова не получил ответа; Павел с своей стороны сделал движение в сторону соседней комнаты, в которой хранилось оружие арестованных офицеров. Однако ему помешали некоторые из возвратившихся офицеров-заговорщиков, а Бенигсен поспешил запереть двери как этой комнаты, так и комнаты императрицы. Тогда государь закричал по-русски: «Арестован? Что значит арестован?» – и хотел прорваться силою, но тут на него набросились князь Яшвиль, майор Татаринов и многие другие пьяные офицеры, которых теперь была полна вся спальня. При этом ширмы опрокинулись, и все смешалось. Бенигсен еще раз закричал государю: «Тише, ваше величество, дело идет о вашей жизни», а тот снова ответил: «Арестован, что это значит – арестован?» На это один из офицеров воскликнул: «Уже четыре года назад следовало покончить с тобою!» На что государь ответил по-русски: «Что же я сделал?» В эту минуту в переднюю с большим шумом вошел Бибиков с ротою семеновцев, и заговорщики, испугавшись, снова собирались разбежаться. Тогда Бенигсен с обнаженною саблею встал в дверях и пригрозил зарубить всякого, кто тронется с места. «Теперь нет больше отступления!» – воскликнул он. Он приказал князю Яшвилю охранять царя и поспешил в переднюю, чтобы распорядиться нарядом часовых.

Через несколько минут, когда все было устроено и он собирался вернуться в спальню, к нему навстречу бросился, как бешеный, какой-то пьяный офицер со словами: «Il est acheve[176]!» Бенигсен оттолкнул офицера и закричал: «Стойте, стойте!» – и, хотя он видел государя поверженным на пол, он не хотел верить, что он убит, так как нигде не видно было крови.

Самое убийство произошло следующим образом. От падения ширм император совершенно пришел в себя и без умолку громким криком звал на помощь. Он с силою оттолкнул державшего его Яшвиля и пытался вырваться. При этом они оба упали на землю. В это страшное мгновение гвардейский офицер Скеллерет (?) сорвал с себя шарф и обвил им шею императора, а Яшвиль крепко держал голого, с отчаяньем боровшегося императора. Многие заговорщики, сзади толкая друг друга, навалились на эту отвратительную группу, и таким образом император был удушен и задавлен, а многие из стоявших сзади очевидцев не знали в точности, что происходит.

По совершении ужасного злодейства все были страшно угнетены и расстроены. Подоспевший Бенигсен с страшными угрозами против убийц порицал их поступок, но тотчас же овладел собою, тщательно удостоверился, не осталась ли еще искра жизни и нельзя ли спасти императора, и, убедившись, что все кончено, велел положить тело на кровать. Он сообщил созванной прислуге, что государь умер от удара, и приказал им одеть его в мундир. Затем он отрядил офицера к князю Зубову, который в это время стоял перед прибывшим на смену дворцовым караулом вместе с братьями и великим князем Александром Павловичем и безуспешно побуждал их кричать «да здравствует Александр!». Но как только получилось известие о кончине императора Павла, солдаты тотчас же стали кричать «ура!» новому царю. Александр был, по-видимому, вне себя от отчаяния, узнав о нежданной кончине своего отца, но затем оправился, передал генералу Бенигсену командование над войсками и поручил ему охрану Михайловского замка, в котором в то время проживала царская семья.

Пален, который теперь вдруг снова нашелся, получил приказ уведомить императрицу о кончине императора Павла. Императрица пришла при этом известии в страшный гнев и грозила убийцам своего мужа жесточайшими карами, заявляя, что в смерть от удара нисколько не верит. Она непременно пожелала увидеть тело, и когда ей в этом было отказано, то направилась в покои к своей снохе, супруге Александра, где обнаружила не столько горесть по поводу кончины супруга, сколько совершенно другие чувства, которые вскоре определились яснее. Когда генерал Бенигсен передал ей от имени императора Александра просьбу проследовать в Зимний дворец, куда он вместе с великим князем Константином уже направился, императрица воскликнула: «Кто император, кто называет Александра императором?» Когда же Бенигсен на это ответил, что Александра называет императором голос народа, то она отвечала: «Ах, я его никогда не признаю». Не получая на это никакого ответа, она тихо прибавила: «Пока он мне не даст отчета в своем поведении во всей этой истории».

После этого она взяла Бенигсена под руку и повелела ему ей повиноваться и отвести ее в комнату императора. Но Бенигсен, все еще боявшийся солдат, с которыми Павел очень хорошо обращался и которые были ему преданы, остался непоколебимым и удержал императрицу на месте. Тогда она стала грозить ему будущею местью, а затем заплакала и, по-видимому, несколько успокоилась. Бенигсен вторично предложил ей отправиться в Зимний дворец, причем и молодая императрица присоединила свои просьбы. Но это не понравилось императрице-матери, и она на нее набросилась со словами: «Que me dites-vous? – ce n’est pas a moi a obeir – allez, obeissez, si vous voulez[177]!»

Так как она ни за что не хотела оставить Михайловский замок, не увидав тела своего супруга, то Александр приказал Бенигсену согласиться на это, если это можно сделать без всякой опасности. Бенигсен же попросил прислать вторично Палена.

Между им и императрицей-матерью произошла бурная сцена. Пален, однако, принимал все вспышки гнева императрицы вполне хладнокровно и заявил, что, если бы даже он обо всем знал наперед, то все-таки благо государства и императорской семьи в достаточной степени оправдывает случившееся. Он всячески старался успокоить императрицу соображениями разума и политики, но все было напрасно. Тогда он опять отправился к императору с докладом.

Вслед за тем императрица снова схватила Бенигсена за руку и старалась принудить его к повиновению суровыми словами и угрозами. (Madame, on ne joue pas la comedie[178].) Но Бенигсен с твердостью отказывался вести ее в комнату покойного императора, пока она вполне не успокоится. Тогда лишь она обещала владеть собою, если только ей покажут тело.

Бенигсен обещал ей это, подал ей руку и повел ее в сопровождении дочерей, за которыми она послала, в комнату, в которой император лежал, одетый в гвардейский мундир…

Здесь произошла сцена совершенно театральная. Прежде чем войти в комнату, где лежал покойник, императрица несколько раз садилась и восклицала по-немецки: «Gott, helfe mir ertragen!»[179]. Войдя в комнату, она громко вскрикнула, бросилась на колени перед кроватью, на которой лежал труп, и целовала руки императора; затем попросила ножницы и отрезала у него прядь волос. Тогда она встала и заставила великих княжон проделать то же самое. Теперь она уже, казалось, собралась уходить, но вдруг она круто повернулась, приказала дочерям уйти, а сама снова бросилась на колена перед кроватью и сказала: «Я хочу быть последнею!» Затем только она вернулась в свои покои и облеклась в глубокий траур.