Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 2

• Название: Закат и падение Римской Империи. Том 2
• Автор: Эдвард Гиббон
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-275-01702-1(т.2)

Во втором томе своего монументального труда Э. Гиббон обращается к бурной истории Римской империи первой половины IV в. Автор блистательно описывает эволюцию христианства, отношение к нему римского государства, реформы, произведенные императорами, и, наконец, триумф новой религии. Под пером историка оживают характеры Константина Великого, его сыновей, молодого Юлиана Отступника, Ария, Афанасия Александрийского — людей, определивших лицо этого непростого периода римской истории.

---

Земное могущество церкви было основано на удачном сочетании милосердия с строгостью и на благоразумном распределении наград и наказаний, согласном с требованиями как политики, так и справедливости. Епископы, отеческая заботливость которых распространялась на управление и здешним миром и загробным, сознавали важность этих прерогатив и, прикрывая свое честолюбие благовидным предлогом любви к порядку, тщательно устраняли всяких соперников, которые могли бы помешать исполнению пра вил церковного благочиния, столь необходимых, чтоб предотвратить дезертирство в войсках, ставших под знамя креста и с каждым днем увеличивавшихся числом. Из высокомерных декламаций Киприана мы естественно делаем то заключение, что учение об отлучении от церкви и о покаянии составляло самую существенную часть религии и что для последователей Христа было гораздо менее опасно пренебрежение к исполнению нравственных обязанностей, чем неуважение к мнениям и авторитету их епископов. Иногда нам кажется, что будто мы слышим голос Моисея, приказывающего земле разверзнуться и поглотить в своем всепожирающем пламени мятежную расу, отказывавшую в повиновении священству Аарона; а иногда мы могли бы подумать, что мы слышим, как римский консул поддерживает величие республики и как он заявляет о своей непреклонной решимости усилить строгость законов. «Если такие нарушения будут допускаться безнаказанно, — так порицает карфагенский епископ снисходительность одного из своих собратьев, — если такие нарушения будут допускаться, то настанет конец сил епископов, настанет конец высокому и божественному праву управлять церковью, настанет конец самому христианству». Киприан отказался от тех светских отличий, которых он, вероятно, никогда бы не достиг; но приобретение безусловной власти над совестью и умом целого общества — как бы это общество ни было в глазах света ничтожно и достойно презрения — более удовлетворяет человеческую гордость, нежели обладание самой деспотической властью, наложенной оружием и завоеванием на сопротивляющийся народ.

В этом, хотя, быть может, и скучном, но важном исследовании я постарался раскрыть второстепенные причины, так сильно содействовавшие истине христианской религии. Если в числе этих причин мы и нашли какие-нибудь искусственные украшения, какие-нибудь побочные обстоятельства или какую-нибудь примесь заблуждений и страстей, нам не может казаться удивительным то, что на человечество имели чрезвычайно сильное влияние мотивы, подходящие к его несовершенной натуре. Христианство так успешно распространилось в Римской империи благодаря содействию именно таких причин — благодаря исключительному усердию, немедленному ожиданию жизни в другом мире, притязанию на совершение чудес, строгой добродетельной жизни и организации первобытной церкви. Первой из них христиане были обязаны своим непреодолимым мужеством, никогда не слагавшим оружия перед врагом, которого они решились победить. Три следующие затем причины снабжали их мужество самыми могущественными орудиями. Последняя из этих причин объединяла их мужество, направляла их оружие и придавала их усилиям ту непреодолимую энергию, благодаря которой незначительные отряды хорошо дисциплинированных и неустрашимых волонтеров так часто одерживали верх над недисциплинированной массой людей, незнакомых с целью борьбы и равнодушных к ее исходу. Некоторые фанатики, странствовавшие по Египту и Сирии и пользовавшиеся легкомысленным суеверием черни, представляли в различных религиях политеизма едва ли не единственное духовное сословие, основывавшее все свое влияние и весь свой кредит на своей священнической профессии и глубоко заинтересованное в безопасности и в цветущем состоянии своих богов-покровителей. А служители политеизма как в Риме, так и в провинциях были большею частию люди благородного происхождения и с большим состоянием, принимавшие на себя, в виде почетного отличия, попечение о каком-нибудь знаменитом храме или о каком-нибудь публичном жертвоприношении; они очень часто устраивали на свой собственный счет священные игры и с холодным равнодушием исполняли древние обряды, сообразуясь с законами и обычаями своего отечества. Так как они занимались обычными житейскими делами, то их усердие и благочестие очень редко одушевлялись теми интересами или теми привычками, которые носят на себе церковный характер. Ограничиваясь тем, что касалось их собственных храмов или городов, где они жили, они не имели между собою никаких сношений ни по делам управления, ни по вопросам, касающимся церковных уставов, и, признавая над собой верховную юрисдикцию сената, коллегии первосвященников и императора, довольствовались возложенной на них нетрудной задачей охранять спокойствие и достоинство всех видов богослужения. Мы уже видели, как были разнообразны, подвижны и неопределенны религиозные мнения политеиста. Он почти бесконтрольно предавался тому, что создавала его суеверная фантазия. Случайные обстоятельства его жизни и положения определяли и предмет и степень его благочестия, а пока он поклонялся попеременно тысяче различных богов, его сердце едва ли было способно искренно и глубоко привязаться хоть к одному из них.

Когда появилось в мире христианство, даже эти слабые и неполные впечатления в значительной мере утратили свое первоначальное влияние. Человеческий разум, неспособный без посторонней помощи усваивать тайны религии, уже успел одержать легкую победу над безрассудством язычества, и когда Тертуллиан или Лактанций старался доказать его ложь и нелепость, они были вынуждены заимствовать у Цицерона его красноречие, а у Лукиана его остроты. Зараза от сочинений этих скептиков распространялась не на одних только читателей. Мода неверия перешла от философов и к тем, кто проводит жизнь в удовольствиях, и к тем, кто проводит ее в деловых занятиях; от аристократов она перешла к плебеям, а от господина к домашним рабам, которые служили ему за столом и с жадностью прислушивались к вольностям его разговора. В торжественных случаях вся эта мыслящая часть человеческого рода делала вид, будто относится с уважением и с должным приличием к религиозным установлениям своего отечества, но ее тайное презрение сквозило сквозь тонкую и неуклюжую личину ее благочестия; даже простой народ, замечая, что его богов отвергают или осмеивают те, кого он привык уважать за их общественное положение или за их умственное превосходство, начинал сомневаться в истине того учения, которого он держался с слепым доверием. Упадок старых предрассудков ставил весьма многочисленную часть человеческого рода в тяжелое и безотрадное положение. Скептицизм и отсутствие положительных верований могут удовлетворять лишь очень немногих людей, одаренных пытливым умом, но народной массе до такой степени свойственны суеверия, что, когда ее пробуждают из заблуждения, она сожалеет об утрате своих приятных иллюзий. Ее любовь к чудесному и сверхъестественному, ее желание знать будущее и ее сильная наклонность переносить свои надежды и опасения за пределы видимого мира были главными причинами, содействовавшими введению политеизма. В простом народе так сильна потребность верить, что вслед за упадком какой-либо мифологической системы, вероятно, немедленно возник бы какой-нибудь другой вид суеверия. Какие-нибудь более новые и более модные божества вероятно очень скоро поселились бы в покинутых храмах Юпитера и Аполлона, если бы мудрость Провидения не ниспослала в эту решительную минуту подлинное откровение, которое было способно внушать самое разумное уважение и убеждение и которое в то же время было украшено всем, что могло привлекать любознательность, удивление и уважение народов. Так как при господствовавшем в ту пору настроении умов многие почти совсем отбросили свои искусственные предрассудки, а между тем по-прежнему были способны к религиозной привязанности и даже чувствовали в ней потребность, то даже менее достойный благоговения предмет был бы способен занять вакантное место в их сердцах и удовлетворить беспокойный пыл их страстей. Всякий, кто стал бы развивать далее нить этих размышлений, не стал бы дивиться быстрым успехам христианства, а, напротив того, может быть, подивился бы тому, что его успехи не были еще более быстры и еще более всеобщи.

Весьма верно и уместно было замечено, что завоевания римлян подготовили и облегчили успехи христианства. Во второй главе этого сочинения мы постарались объяснить, каким образом самые цивилизованные провинции Европы, Азии и Африки были соединены под властью одного государя и мало-помалу связаны между собою самыми тесными узами законодательства, нравов и языка. Жившие в Палестине иудеи, с нетерпением ожидавшие земного избавителя, отнеслись с такой холодностью к чудесам божественного Пророка, что не было найдено нужным обнародовать или по меньшей мере сохранять какое-либо еврейское Евангелие. Достоверные рассказы о жизни Христа были написаны на греческом языке, в значительном отдалении от Иерусалима и после того, как число новообращенных язычников сделалось чрезвычайно значительно. Лишь только эти рассказы были переведены на латинский язык, они сделались вполне понятными для всех римских подданных, за исключением только сирийских и египетских крестьян, для которых были впоследствии сделаны особые переложения. Построенные для передвижения легионов большие общественные дороги открывали христианским миссионерам легкий способ переезда от Дамаска до Коринфа и от Италии до оконечностей Испании и Британии; к тому же эти духовные завоеватели не встречали на своем пути ни одного из тех препятствий, которые обыкновенно замедляют или затрудняют введение чужестранной религии в отдаленной стране. Есть полное основание думать, что прежде царствований Диоклетиана и Константина христианскую веру уже проповедовали во всех провинциях и во всех больших городах империи; но время основания различных конгрегаций, число входивших в их состав верующих и пропорциональное отношение этого числа к числу неверующих, — все это прикрыто непроницаемым мраком или извращено вымыслом и декламацией. Впрочем, мы постараемся собрать и изложить дошедшие до нас неполные сведения касательно распространения христианской веры в Азии и в Греции, в Египте, Италии и на западе, и при этом мы не оставим без внимания действительных или воображаемых приобретений, сделанных христианами вне пределов Римской империи.