Чель Весте - Кристиан Ланг - человек без запаха

• Название: Кристиан Ланг - человек без запаха
• Автор: Чель Весте
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-7516-0478-4

Книга известного финского писателя, поэта и журналиста Челя Вестё, который пишет по-шведски, автора знаменитого экранизированном романа «Воздушные змеи над Гельсингфорсом», ставшего классикой финской литературы. «Кристиан Ланг — человек без запаха» — последний на сегодняшний день роман Вестё. Главный герой — популярный телеведущий и писатель — понимает, что ем нравственные принципы устарели, и ему трудно приспособиться к новой жизни. А тут еще страстная любовь к экзальтированной женщине, которая заканчивается для Ланга трагически: он оказывается в тюрьме по обвинению в убийстве. На русском языке публикуется впервые.

---

— Это Ланг, но какой же он замотанный! — слышалось ему.

Другой голос говорил тихонько:

— Ланг сильно сдал, в нем нет уже прежнего куража.

И третий:

— Кажется, зимой у него сильно упал зрительский рейтинг?

Ланг пытался прятаться от этих голосов. Он скрывался в обрывках старых зрительных образов и мелодий, которые в ту весну и лето начали мелькать у него перед глазами и звучать в голове; это были очень старые образы и мелодии — из детства и ранней юности, и в них присутствовали отец и мать, старшая сестра, тогдашние приятели, девушки, в которых он был влюблен. Однако иногда все эти люди казались настолько чужими, а сценография и музыка такими незнакомыми, что Ланг сомневался: может, это не его воспоминания, а какой-то фильм, который он видел давным-давно.

В ту первую ночь у Сариты Ланг после нескольких месяцев молчания предавался ностальгическим воспоминаниям. Около двух часов ночи они вылезли из постели и, завернувшись в одеяла, снова сели за стол. Пока они пили кальвадос и ели запеканку, купленную Саритой в супермаркете, Ланг рассказывал ей о далеких временах, когда деньги нельзя было получить через дырку в стене — надо было успеть в банк до четырех, а иначе останешься без средств к существованию, поскольку кредитные карточки и чековые книжки были привилегией богачей. Он рассказывал, как люди общались друг с другом до эпохи автоответчиков, мобильных телефонов и электронной почты, что некоторые просто не отвечали на звонки, их невозможно было разыскать, и приходилось ждать по нескольку дней, а порой недели или месяцы, пока они не вернутся из своих дальних путешествий.

Мы стали такими бестактными и избалованными, — разглагольствовал Ланг, — нам все подавай сразу, мы не желаем ждать ни минуты, для нас нет ничего святого, другие люди для нас — просто неизбежность, из которой либо можно извлечь пользу, либо нет.

— Да, — сухо ответила Сарита, — они, к примеру, вполне годятся на роль гостей ток-шоу.

Потом они вернулись в спальню, в окно монотонно застучал дождь, и Ланг рассказал Сарите о том, как однажды, много лет назад, он с другом, то есть со мной, на каникулах подрабатывал грузчиком в фирме по перевозке пианино. По вечерам они надевали майки «Лакост» и шли на дискотеку в Финский институт торговли клеить загорелых девчонок с блестящими розовыми губами. Он рассказал о счастье, которое испытал, когда поселился отдельно от родителей и стал независимым — в то лето, окончив школу, мы с Лангом сняли двухкомнатную квартиру, — рассказал о толстых коричневых конвертах, которые они получали в конце каждого месяца.

— Конверты? — переспросила Сарита.

— Конверты с получкой, — Ланг улыбнулся своим воспоминаниям, — шуршащие хрустящие купюры, целая пачка.

— А, получка, — сказала Сарита, — ну и дура же я.

— Неправда, — нежно произнес Ланг.

Они снова занимались любовью. Ланг чувствовал в себе какую-то кошачью лень и истому.

— У меня есть подозрение, что на самом деле ты гораздо умнее меня, — сказал он.

— Ну нет, — возразила Сарита, — ты умен, Ланг, чертовски умен и не пытайся разуверить меня.

— Ерунда все это, — сказал Ланг, — я просто устал, страшно устал.

— Я знаю, — ответила Сарита, — это слышно по твоему голосу. Ты как огонь, который вот-вот угаснет. — Взглянув удивленному Лангу в глаза, она добавила: — Ты понимаешь, что отстал от времени. Это огорчает тебя и пугает, потому что твоя способность шагать в ногу со временем помогала тебе верить, что ты будешь вечно молодым и все время разным.

Ланг с ужасом посмотрел на Сариту. Сартр! — подумал он, она читает мои мысли, она тоже видела эти слова, в этой женщине есть что-то пугающее. Но он промолчал. Сарита лежала рядом, опираясь на локоть и теребя волосы на его груди.

— Ты боишься смерти, Ланг, — продолжила она. — И в этом нет ничего странного. Забравшись так высоко, человек расстается со многими иллюзиями, и, когда он уже не боится ничего, кроме смерти, можно подумать о самом главном.

— О чем же это? — спросил Ланг, и сердце его бешено заколотилось.

— О том, как перестать бояться смерти, — ответила Сарита, — потому что это то же самое, что научиться умирать, а научиться умирать — это то же самое, что научиться жить.

— Не смей так говорить! — воскликнул Ланг.

— Почему это? — спросила Сарита, пытаясь поймать его взгляд.

— Потому что я не хочу об этом думать, — ответил Ланг.

— Ну конечно, — Сарита язвительно усмехнулась, — ты хочешь думать только о моем молодом теле.

— Да, и что с того? Я обычный человек, на кой черт мне твои истины! — Он помолчал немного и добавил: — Все мы боимся истины.

Вот тогда Сарита и произнесла слова, которые прозвучали для Ланга почти как колыбельная.

— Не волнуйся, — сказала она, — не волнуйся, мой усталый Ланг, отдохни лучше, ляг и отдохни.

Эти слова, говорил мне потом Ланг, окончательно сломили его. Он почувствовал, как тоска снова овладела им, и на этот раз он не сопротивлялся ей. Уткнувшись лицом в шею Сариты, он заплакал, тихо заплакал. И удивительно, говорил Ланг, что когда он позволил себе эту слабость, пусть и минутную, то тоска, к которой он так привык, вдруг показалась ему почти благодатью, счастьем и жизнью.

Пока темнота медленно рассеиваласъ и сменялась серым и дождливым рассветом, Ланг и Сарита лежали лицом к лицу, обнявшись и сплетя ноги, не смыкая глаз и не говоря ни слова. Иногда Ланг закрывал глаза и видел перед собой фрагменты тех самых образов, которые преследовали его раньше, но он не стал рассказывать мне, что это за образы, так как, по его словам, это было не важно, а важно то, что он лежал, обняв Сариту, чувствуя тепло ее тела, и эти образы не причиняли ему боль, как обычно, они просто сидели у него в голове, и все. А потом Ланг почувствовал, как в нем снова просыпается желание — усталое, вымотанное и изможденное, но все-таки желание. Сарита ответила на его осторожные прикосновения, и они снова занялись любовью, но на этот раз без исступления — их влечение было тихим и сокровенным. Лангу понравилось, как Сарита тогда назвала его по имени. На самом деле ничего особенного она не сказала, просто ее язык не произнес «т», и вместо «Кристиан» она шептала: «Криш-шан, успокойся, мой Криш-шан». Именно тогда, сказал мне Ланг, именно тогда он уже был уверен, что влюбился, и понял, что когда-нибудь расскажет Сарите о тех образах, которые преследовали его, — о сестре Эстелле в ту зиму, когда она в первый раз заболела, об отце, молчаливо и неприступно сидевшем за письменным столом в гостиной на Петерсгатан, — и о других воспоминаниях, о которых он никогда никому не рассказывал и о которых никогда не сможет написать, чтобы избавиться от них.

6

Три дня Ланг провел в квартире на Хельсингегатан. По утрам, когда Сарита отправлялась на восьмом трамвае в студию своего фотографа, которая располагалась в старом фабричном здании на Репслагарегатан, Ланг провожал ее до самой работы и потом дисциплинированно шел в свой кабинет на Виллагатан. Там он сидел, делая вид, что работает, и скучал по Сарите. На третий день утром он прошел пешком несколько кварталов до своего дома, чтобы переодеться. На автоответчике было одиннадцать сообщений. Он прослушал их и сделал несколько звонков, в частности своему продюсеру, бойкому парню по имени В. П. Минккинен, который имел собственную продюсерскую компанию, брился наголо и питал слабость к болезненно-худым женщинам.

— У нас проблемы, Ланг, — сказал Минккинен, — руководство канала решило, что мы слишком дорого им обходимся, и нам с тобой надо решать, что делать дальше.

— Придется отложить это до второй недели сентября, — ответил Ланг, — до тех пор я в отпуске, вернее, — соврал он, — до сентября я занят другими делами.

— Ланг, я не уверен, что наши работодатели будут ждать до сентября, — сладким голосом сказал Минккинен.

— Ничего, Ви-Пи, подождут, — отрезал Ланг и повесил трубку.

Он завернул в салфетку электрическую зубную щетку и таблетки от язвы, сунул сверток во внутренний карман льняного пиджака и пошел в «Сесто» купить замороженных раков, потом поехал на Хельсингегатан, открыл дверь ключом, который дала ему Сарита, и вошел в квартиру. Он налил в раковину воды и поставил туда оттаивать ведерко с раками. Похоже, Сарита заходила домой: на столе возле раковины стояла чашка с блюдцем — Ланг что-то не помнил, чтобы они были там утром, кроме того, над обеденным столом горела лампа, а Ланг был почти уверен, что перед уходом выключил ее. Может быть, подумал Ланг, входя в комнату Сариты и ложась на кровать, она зашла домой перекусить, а потом поехала на вокзал встречать сына. Он приезжал трехчасовым поездом из Таммерфорса[10], совершенно один, без провожатого, что Лангу показалось странным, ведь мальчику было всего шесть лет.