Роберт Коули (ред.) - А что, если бы

• Название: А что, если бы
• Автор: Роберт Коули (ред.)
• Издательство: ACT, Terra Fantastica
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011554-7

«А что, если бы?..» — вопрос, который задает любой исследователь, занимающийся историей. Кому не хочется иногда переиграть прошлое в надежде понять и изменить настоящее?

Перед вами сборник эссе, написанных видными американскими учеными и повествующих о ключевых моментах истории.

Авторы охватили почти три тысячи лет — от древней Ассирии до наших дней. Для каждой «критической точки» они приводят свой анализ вероятных последствий изменения хода событий и пытаются построить картину нового мира. Иные выводы могут показаться забавными, другие — пугающими, третьи заставят читателя призадуматься.

Книга будет интересна как специалистам, так и любителям истории.

---

После смерти Филиппа в 1598 году (в возрасте 71 года) власть унаследовал его единственный оставшийся в живых сын — Филипп III. Отсутствие старшего, более зрелого и опытного претендента, возможно, объяснялось тем, что наследственность испанских Габсбургов была испорчена продолжавшимися не одно поколение близкородственными браками. Старший сын Филиппа, дон Карлос, заключенный в темницу из-за психической ненормальности, мог похвастаться лишь шестью прапрадедами (и прапрабабками) вместо шестнадцати! Генофонд его сводного брата, короля Филиппа III, был не намного лучше: его мать, Анна Австрийская, доводилась своему мужу Филиппу II племянницей и кузиной. Эндогамия — или, как могли бы сказать враги династии, инцест — проистекал из желания объединять наследственные владения и не допускать их дробления. Упомянутый выше дон Карлос был потомком браков между представителями трех поколений правящих династий Испании и Португалии. При всей своей внешней успешности (в 1580 году два королевства объединились) такая политика таила в себе семя саморазрушения. Неудивительно, что спустя еще два поколения эндогамных браков испанские Габсбурги попросту вымерли! Покорение Англии не могло улучшить генофонд испанского правящего дома, а значит, преемникам Филиппа Второго просто-напросто досталось бы больше земель, которые все равно пришлось бы вскоре потерять. Контрафакт второго порядка наводит на мысль, что даже при условии полного успеха Армады, мировая гегемония Испании не продлилась бы долго.

Во всяком случае, победа Филиппа в 1588 году вошла бы в историю как пример исключительно скоординированной операции. Исследователи отмечали бы идеальный выбор места для вторжения, тщательное планирование, привлечение огромных ресурсов, прекрасное дипломатическое обеспечение, позволившее нейтрализовать всех возможных противников, — а также блестящее исполнение, результатом которого, невзирая на все препоны, стало соединение прибывшего из Испании непобедимого флота с непобедимой армией из Нидерландов. Если бы, несмотря ни на что, в понедельник 8 августа ветераны герцога Пармского начали поход на Лондон, то в наши дни вторжение в Англию считалось бы шедевром стратегии. Все нынешние американцы говорили бы по-испански, а день 8 августа отмечали бы как национальный праздник во всем мире.

Комментарии ко второй части

 Военное счастье изменчиво, и результат сражения зачастую может зависеть лишь от воли случая — что и является любимой темой авторов множества военных альтернатив. Но авторы таких версий, как правило, забывают о том, что для выигрыша войны одной-единственной победы бывает недостаточно. Более того, случаются ситуации, когда сторона, желающая всего лишь сохранить статус-кво, может одержать хоть десять побед — но это ее не спасает. Другой же стороне, желающей изменить ситуацию в свою пользу, достаточно одержать всего одну победу, и по теории вероятности рано или поздно это произойдет...

Увы, если победа готов при Адрианополе и была случайностью, то лишь в плане реализации одного из вариантов большой закономерности. Ведь к тому времени Рим уже одряхлел и просто не мог не пасть под натиском более молодых и энергичных народов. Не сокрушенный готами, он все равно рухнул бы лет через двадцать или пятьдесят под натиском каких-нибудь вандалов или лангобардов.

В то же время за триста-четыреста лет до того подобная проигранная битва оставалась бы всего-навсего проигранной битвой — не победили сейчас, победим в следующий раз, когда сменят командующего и пришлют подкрепление из метрополии...

У народов и империй, как и у людей, существует возраст — от юности до старости. Удар, после которого юноша отделается ушибом, ломает кость старику. Никто ведь не пытается утверждать, что если бы у его восьмидесятилетнего деда не оторвался тромб во время операции, то он прожил бы еще сто лет — однако на национальном уровне столь нелепые прогнозы почему-то воспринимаются всерьез.

Немного логики — и все построения профессора Барри С. Страусса рассыпаются в прах. Двести тысяч готов, включая женщин и детей? Но если во времена Христа в Риме проживало около миллиона человек, то даже через 350 лет во всей Италии должен был набраться этот самый миллион — а ведь в Римской империи имелись и другие провинции. Но при этом готы требовались императору как солдаты! Неужели во всей империи не было своих новобранцев?

Совершенно верно, не было. Римские граждане к помянутому времени воевать решительно не хотели, а желали лишь хлеба и зрелищ. Те же, кого все-таки удавалось поставить в строй, и становились теми самыми недисциплинированными солдатами, чья несдержанность определила судьбу империи — только не в данном конкретном сражении, а в принципе. А если Рим после потери 20 — 25 тысяч человек испытывал нехватку людских ресурсов, это говорит еще об одном: естественная убыль населения не восполнялась за счет прироста. Так какое будущее может быть у страны, мужчины которой не желают ее защищать, а женщины не стремятся заселять ее новыми жителями?

Обычно цивилизации, дошедшие до этой степени дряхлости, падают под ударами энергичных соседей куда раньше. Над Римской же империей мироздание словно поставило эксперимент: а что будет, если дать ей догнить до естественного конца? Результат оказался впечатляющим — каждый раз, когда мы говорим о разложении империи, нам бьет в ноздри запах именно этого гниения...

В картине же дальнейшего анализа особое умиление вызывает Мартин Лютер, брошенный на съедение львам за свои тезисы — раз в Риме когда-то так поступали с несогласными, значит, при любых обстоятельствах будут поступать именно так. Разумеется, уцелей Империя каким-то чудом, ее император-христианин воспринимал бы этих львов как ужасный пережиток язычества. Впрочем, неумение западных авторов отделять суть явления от его атрибутов известно давно и хорошо...

В оценке результатов битвы при Пуатье это неумение проявилось еще ярче. Не очень понятно, зачем вообще мусульманам тащиться в унылую Европу, где и климат похуже, и богатств поменьше, чем в землях халифата. Ладно, решим, что это был великий поход во славу истинной веры. Хотя вообще-то мусульмане, чтящие Ису и Мириам как пророков наравне с Мухаммедом, обычно позволяли христианам исповедовать их веру всего лишь за небольшой дополнительный налог; таким образом, вопрос исповедания переходил в чисто экономический аспект — решающий для ментальности нынешних западноевропейцев. Так что сами обратились бы, без всяких джихадов и газаватов...

Но вот заявление, что Аахен стал бы резиденцией халифа, вгоняет в изумление этим совершенно детским европоцентризмом. Да зачем халифу этот занюханный городишко, где идет дождь и не растут финики, если в его венце есть такие жемчужины, как Багдад и Дамаск[133]! Честное слово, историк, до такой степени пренебрегающий географией в своих выкладках, вряд ли достоин звания профессора.

Оглядываясь на мусульманскую Испанию, автор видит Альгамбру и университет в Кордове, но умудряется не заметить, что за века господства мусульман коренное население почему-то не только не обратилось поголовно в ислам, но потом все-таки устроило Реконкисту. Да и с изысканными касыдами и газеллами все не так просто — почему-то под просвещенным мусульманским влиянием испанцы продолжали сочинять свои простонародные романсеро, обучив им и завоевателей (кто не верит, пусть откроет соответствующий том из советской «Библиотеки всемирной литературы» и найдет там раздел «Мавританские романсеро»). Все-таки тогдашние европейцы кое-чем важным отличались от нынешних, покорно позволяющих американскому влиянию размывать остатки их собственной культуры.

Говоря же об исламе, который стал бы единственной мировой религией, автор как бы забывает не только о восточном православии, но и обо всем Дальнем Востоке с его буддизмом, синтоизмом и прочим конфуцианством. Похоже, что для современного представителя западной цивилизации в ее протестантской разновидности все, что не есть его религия, является варварством, если только вообще существует. «Вне видимости — вне сознания...»

Но оставим Европу и перейдем к монголам. Увы, ссылку на работы Л.Н. Гумилева большинство историков до сих пор воспринимает как некорректную, ибо «это же не серьезное исследование, а фантастический роман» (хотя вряд ли кто из отечественных исследователей столько занимался именно «монгольским вопросом»). Но, правдива или нет «черная легенда о желтом крестовом походе», в одном спорить с Гумилевым невозможно: с XIII века и по сей день западные историки представляют монголов исчадиями ада лишь потому, что никто и никогда так не пугал западную цивилизацию, как армии, пришедшие из долины Керулена. Впервые была явлена сила, перед которой основное оружие западной цивилизации — деньги и интриги — было пустым звуком, а основная западная ценность, то есть примат личности над обществом, едва не обратилась в основную причину гибели европейской цивилизации. Что мог противопоставить Запад с его продажностью и вероломством народу, в чьем законе было предусмотрено наказание за неоказание помощи терпящему бедствие! Яса — единственный дошедший до нас свод древних законов, в котором существует такая статья.