Вячеслав Фомин - Голый конунг. Норманнизм как диагноз

• Название: Голый конунг. Норманнизм как диагноз
• Автор: Вячеслав Фомин
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4438-0430-9

Кто были летописные варяги и почему Гитлер был норманнистом? Каково происхождение норманнской теории и за что ее современные сторонники так ненавидят гениального русского ученого Ломоносова? Как фальсифицируют историю России? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге доктора исторических наук Вячеслава Фомина, ведущего специалиста по русскому Средневековью. И друзья, и научные оппоненты называют его «современным лидером антинорманнизма». Автор в своей работе наносит сокрушительный удар норманнской теории происхождения Русского государства, полемизирует с ее адептами и жестко критикует «конунга» российских норманнистов Льва Клейна.

---

Параллельно с тем идет преднамеренная и настойчивая дискредитация чувства патриотизма, т. к. антинорманнистская позиция ученого преподносится лишь как проявление его неумеренного патриотизма (по Клейну, «ультра-патриотизма») и ненависти к немецким ученым. Читатели, слушатели, студенты, школьники, которым твердят такое постоянно, забудут затем детали этой позиции, но в их сознании, во-первых, прочно закрепится образ Ломоносова-неисторика, неспособного быть историком по причине того, что был, по словам Клейна, «страстным патриотом»[44], а во-вторых, им так ненавязчиво внушается, что быть патриотом – это «не есть хорошо».

Но без патриотизма не было бы России, как не было бы Франции, Германии, Англии, Америки. Как вообще не было бы сейчас ни одного государства и ни одного народа. «Патриотизм правит миром». Эти слова произнес великий французский патриот и великий француз Шарль де Голль, спасший не только Францию, но и ее честь. И спас потому, что любил свою замечательную Родину, как любят свои замечательные Родины все психически нормальные люди. Поэтому марать, оплевывать и слово «патриотизм», и светлое чувство любви к Родине, из-за которого на Руси и в России шли и не раз еще пойдут на великие самопожертвования, никому не позволительно. Ибо это основа нашего сегодняшнего и будущего бытия. Возможно, что если бы в канун Великой Отечественной войны так массово охаивали и осмеивали патриотизм, то у нас могло и не быть Великой Победы 9 мая 1945 года. Впрочем, как бы не было и всех нас – что норманнистов, ополчившихся на Ломоносова и на русскую историю, что антинорманнистов.

Наука без дискуссий немыслима, но научная дискуссия по любому вопросу должна вестись именно научно, и в ней не может быть места ни оскорбительно-пренебрежительному тону в отношении представителей противоположной точки зрения, ни жонглированию терминами «патриот» и «непатриот», дезориентирующему молодежь как в плане науки, так и в плане мировоззренческих ценностей. В такой дискуссии должны господствовать только факт и только доказательства. И, разумеется, очень уважительное отношение к истории и ее деятелям – и к самым большим, и к самым маленьким.

Вместе с тем весьма показательна реакция науки на отношение норманнистов к Ломоносову, ибо она молчит, за редчайшим исключением. Хотя такое глумление над Ломоносовым, имеющим для нашего самосознания сакральное значение, давно могло остановить Отделение историко-филологических наук нашей Академии. Остановить потому, что глумятся прежде всего над его историческими трудами, по которым русское общество впервые стало знакомиться со своим славным прошлым и из которых оно набиралось силы и духа для ярких побед второй половины XVIII – начала XIX в., включая разгром Наполеона. На кощунственную пляску на могиле Ломоносова также давно должен был решительно отреагировать МГУ, обязанный ему своим рождением и носящий его имя. Против такого издевательства и над своим великим земляком, и над нашей памятью и историей дружно могли подняться и ученые-архангелогородцы.

Тем более, что антиломоносовские настроения из сочинений «ломоносововедов»-гуманитариев проникают в сочинения представителей других наук. И уже там формируется пренебрежительно-негативное представление о Ломоносове-естественнике. Вот что пишет доктор наук и геолог Романовский: «Так что невспаханное поле русской науки того времени дало возможность Ломоносову стать первым разработчиком многих проблем физики, химии, геологии. Он и остался первым, но только в нашей национальной науке. К тому же у него не было ни учеников, ни научной школы, чтобы обеспечивало бы преемственность и гарантировало уважение к имени зачинателя»; «его имя сохранилось лишь в истории нашей национальной науки. История же мировой науки вполне может обойтись без него»[45].

Ломоносов: универсальный человек

И опять ложь, потому что история мировой науки не обошлась без Ломоносова, и современная ему мировая наука смотрела на него совершенно иначе, чем это делает сейчас «непредвзятый» ученый россиянин Романовский (видимо решивший, устав от непосильных научных трудов по изучению процессов терригенного седиментогенеза, пойти по легкому пути Герострата). Для этого достаточно ознакомиться с решением Шведской королевской академии наук, где сказано, что «химии профессор Михайло Ломоносов давно уже преименитыми в ученом свете по знаниям заслугами славное приобрел имя, и ныне науки, паче же всех физические, с таким рачением и успехами поправляет и изъясняет, что королевская Шведская академия наук к чести и к пользе своей рассудила с сим отменитым мужем вступить в теснейшее сообщество. И того ради Шведская королевская академия наук за благо изобрела славного сего г. Ломоносова присоединить в свое сообщество…» (в состав этой академии Ломоносов был избран в апреле 1760 г. единогласно).

Великий Л. Эйлер в отзывах на его исследования отмечал, что «все записки г. Ломоносова по части физики и химии не только хороши, но превосходны, ибо он с такою основательностью излагает любопытнейшие, совершенно неизвестные и необъяснимые для величайших гениев предметы, что я вполне убежден в истине его объяснений; по сему случаю я должен отдать справедливость г. Ломоносову, что он обладает счастливейшим гением для открытий феноменов физики и химии; и желательно бы было, чтоб все прочие Академии были в состоянии производить открытия, подобные тем, которые совершил г. Ломоносов». И другие научные авторитеты той эпохи, например, француз Ш.М. Кондамин, немцы Г. Гейнзиус, И.Г.С. Формей, Г.В. Крафт отзывались о работах Ломоносова очень высоко. Его учитель Х. Вольф 6 августа 1753 г. написал ему, не скрывая искреннего восхищения трудами своего русского ученика: «С великим удовольствием я увидел, что вы в академических «Комментариях» себя ученому свету показали, чем вы великую честь принесли вашему народу. Желаю, чтобы вашему примеру многие последовали».

И примеру Ломоносова действительно следовали многие, в том числе и за рубежом. В издававшихся в Голландии научных журналах Journal des savants, Journal encyclopédique, Nouvelle bibliothèque germanique, имевших широкое распространение по всей Европе Journal des savants (число только читателей Journal des savants насчитывало около 10 000), давалась информация о результатах научных изысканий Ломоносова, печатались пространные отзывы на его статьи, которые постоянно публиковались в «Комментариях Петербургской Академии наук». Тем самым они становились известными его европейским коллегам. Получали коллеги и сами «Комментарии», выходившие на латинском языке. Получали и пользовались идеями и результатами опытов Ломоносова.

С веками за рубежом о Ломоносове не забыли. Вот что говорил о нем в 1912 г. американский историк науки Г. Сартон, знавший историю последней куда лучше геолога Романовского с его терригенным седиментогенезом: что он «действительно, является предшественником Лавуазье со всех точек зрения…» и что он «предугадывал законы сохранения материи и движения». Число защитников Ломоносова из иностранных ученых не ограничивается только Сартоном. Так, в 1960 г. коллега Ломоносова бельгийский доктор химических наук Р. Леклерк отмечал, что «универсальный человек» Ломоносов «опровергает теорию флогистона и формулирует закон сохранения массы и энергии» и что «он не ограничивается столь модной в то время интуицией. Он проверяет в лаборатории». Причем Леклерк, полагая, что именно работы русского ученого «окончательно опровергли теорию флогистона», задается вопросом, «почему же от нее отказались лишь после Лавуазье». И отвечает, что, во-первых, «Ломоносов слишком опередил свое время и потому был не понят». Во-вторых, «здесь играло роль влияние немецких ученых, державшихся особенно за теорию флогистона».

В 1921 г. академик В.А. Стеклов сказал, что Ломоносов родился великим человеком, но родился не вовремя, «опередив свой век более чем на сто лет, и потому в тех проявлениях своего гения, которые дают ему право на действительное величие, не был оценен по достоинству не только своими современниками, но и сто лет спустя: об ученых трудах Ломоносова скоро забыли, не поняв их важности и значения». Эти слова, как и слова Леклерка, позволяют в какой-то мере понять объективно-субъективно сложившуюся несправедливость, лишившую Ломоносова многих научных приоритетов. И одна из задач ученых и прежде всего, конечно, соотечественников Ломоносова, как раз и заключается в том, чтобы ликвидировать эту несправедливость, а не приумножать ее.

И вместе с тем молодежи в качестве прекрасного примера для подражания рассказывать, какую гигантскую работу проделал над собой в их лета Ломоносов. Как говорил в 1911 г. В.И. Вернадский, «на заре новой русской истории из глухой деревушки северного Поморья поднялась мощная и оригинальная фигура М.В. Ломоносова. Ни раньше, ни позже в нашей стране не было своеобразной, более полной творческого ума и рабочей силы личности. Еще в 1731 г. Ломоносов был полуграмотным крестьянином, через 10 лет он стоял – по тому, что было ему известно и что было им понято, – в передовых рядах человечества»[46]. Можно не сомневаться, что наши молодые люди, приняв слова Вернадского и разумом, и сердцем, не убоятся тягот учения и многого достигнут. Достигнут, верой и правдой служа Отечеству, как верой и правдой служил ему Ломоносов – великий русский мыслитель и патриот (а беззаветное служение им «любезному Отечеству», «пользе и славе Отечества» очень не нравится современным норманнистам).