Джон Мак-Киннон - По следам рыжей обезьяны

• Название: По следам рыжей обезьяны
• Автор: Джон Мак-Киннон
• Издательство: Мысль, Редакция географической литературы
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1985

Молодой английский натуралист, изучающий один из самых редких видов человекообразных обезьян — орангутана, посетил тропические леса островов Калимантан и Суматра, где наблюдал поведение животных в их естественных местах обитания. Длительное время, в одиночестве, ученый следовал за группами орангутанов, совершая многодневные путешествия по малонаселенным районам Индонезии и Малайзии. Встречи с местными жителями, обычаи и нужды которых автор сумел хорошо понять, помогли ему преодолеть многие трудности экспедиции.

Вопросы охраны природы, экономического развития районов экспедиции также не прошли мимо внимания ученого.

---

В моем гнезде оказалось на удивление уютно — нечего и сравнивать с жестким ложем из коры в нашем лагере. Я натянул поверх шорт пару брюк и надел непромокаемую куртку с длинными рукавами. Потом завернулся в пластиковый дождевик — заметно похолодало — и попытался уснуть. Надо мной сомкнулась тьма такой черноты, какой я еще не видывал. Деревья плотно закрывали от меня небо и приветливые огоньки звезд. Но, когда мои глаза привыкли к темноте, я с удивлением увидел в окружающей ночи светящиеся точки. Я было подумал, что это светится циферблат моего компаса, но оказалось, что компас аккуратно упрятан в мягкую глубину моего мешка. Я направил луч фонарика на светящуюся массу прямо у меня перед глазами, но там оказались только сухие сучья и палая листва. Погасив фонарик, я снова увидел, что подстилка из листьев светится белым светом. Поднял светящийся лист и стал его пристально рассматривать. Он был сплошь покрыт кружевной паутиной тончайших светящихся линий. У самого порога моего убежища мелкие грибы сверкали, как крохотные бакены, собранные в кучку. Повсюду — на земле и на стволах деревьев — горели россыпью зеленые и голубые огоньки, точь-в-точь как огни огромного города, когда пролетаешь над ним ночью в самолете. Одно из более крупных пятен двигалось и при ближайшем рассмотрении оказалось большой ползучей личинкой: светящиеся пятна у нее по бокам делали ее похожей на минипоезд, неспешно совершающий свой ночной путь. В ночной тьме реяли и другие огоньки — это светлячки порхали среди крон, посылая свое мерцающее признание в любви всем, кто мог расшифровать этот сигнал. Я думал, почему мне ни разу не пришлось читать об этой сказочно прекрасной иллюминации в ночных джунглях, и понял, что почти никому не приходилось это видеть — такие зрелища не для тех, кто ночует на помосте над землей и чьи глаза слепит лагерный костер.

Дрожащие трели древесных лягушек вплетались в хор ночных джунглей. Снизу раздавались похрапывания моих отдыхающих орангов, а издалека доносился странный стон — словно старик жаловался на мучительную боль. Сон мой оказался прерывистым — его нарушали то странные сновидения то минуты бодрствования. Мне казалось, что рядом движется какое-то животное, но я чувствовал себя в безопасности за своим колючим плетнем. Муравьи чудовищных размеров стучали лапками по листьям, но ни один не добрался до меня и не причинил мне вреда. Глубокой ночью начался дождь, я натянул плащ на голову и, свернувшись калачиком, прижался плотнее к защищавшему меня стволу.

Проснулся я окоченевшим. Сквозь призрачные стволы гигантских деревьев пробивался слабый сероватый свет. Где-то вдалеке пел одинокий гиббон, возвещая на весь лес наступление нового дня. Оказалось, что уже полшестого, и я был зверски голоден. У меня оставалась всего одна банка мясных консервов, и я ел ее медленно, смакуя каждый кусок, потом запил остатками воды. Закопав банки, собрал свои вещи. Не снимая брюк и куртки, чтобы хоть как-то спастись от пронизывающего холода и сырости и без того пропитавших всю мою одежду, я спустился по склону поближе к гнездам орангов и уселся в ожидании их пробуждения. Сучья на дереве почти над самой моей головой зашевелились, и сквозь утренний туман я едва разглядел силуэт маленькой коричневой обезьяны, которая тут же от меня ускользнула. Я поспешно устремился за ней, но она быстро перемахивала с дерева на дерево. Наконец она остановилась передохнуть, я уловил несколько легких движений, а затем все затихло. Она не могла уйти с дерева незаметно для меня, так что я остался на месте, подстерегая любое движение, которым она могла себя обнаружить. Прошел целый час, прежде чем обезьяна снова потихоньку скользнула прочь и быстро понеслась среди древесных крон. Она вскарабкалась на мертвое дерево, густо увешанное сетью ползучих растений, и исчезла в сплетении зеленых побегов.

Мало-помалу туман разошелся, запели птицы, и джунгли наполнились жизнью. Семьи гиббонов хором перекликались, ревниво охраняя границы своих владений. Стаи птиц-носорогов с криками гонялись друг за другом в лианах наверху, и стрекотание цикад становилось все громче по мере того, как воздух согревался. Сняв куртку и брюки, чтобы просушить их, я сидел на открытом месте под лучами утреннего солнца, так что от моей одежды поднимался легкий парок, и ждал, пока моя обезьянка подаст признаки жизни. Я только мельком видел ее в утренней дымке, но был уверен, что это Милли и что вся семья собралась вместе на ночевку. Так я просидел в ожидании два часа. А не почудилось ли мне, что она вскарабкалась именно на это дерево? Может быть, она все же незаметно улизнула? Меня мучили беспокойство и неуверенность. Я вскочил и поспешил туда, где видел в последний раз Маргарет и Миджа. Обшарил все кругом. Там оказалось несколько свежих зеленых гнезд, где оранги могли пронести ночь, но теперь они пустовали. Я вернулся к дереву Милли, но оттуда не доносилось ни звука. Может быть, она все еще пряталась там, а может, удрала, пока я уходил, я решил, что ждать бесполезно, и стал взбираться обратно на гребень, идя по направлению к дому. Косые лучи солнца, скользя и отражаясь от мокрой блестящей листвы, сливались в ослепительные узоры, и джунгли предстали передо мной в новом очаровании, которое я раньше не замечал. Но вскоре я вынужден был вернуться к более прозаическим мыслям — утренняя сырость пробудила целые полчища пиявок, и я чувствовал холодный шлепок каждый раз, когда пиявка, прятавшаяся в листве низкого подроста, прицеплялась к моим ногам.

Я очень радовался тому, как складывается моя жизнь. Я нашел своих рыжих обезьян и уже успел собрать за несколько часов сведения об их движении, но надеялся, что они скоро привыкнут к моему присутствию и я смогу наблюдать за их естественным поведением. Более того, я доказал, что могу ночевать рядом со своими подопечными и снова следить за ними, когда они покидают поутру свои гнезда. Если мне удастся найти в джунглях воду и пропитание, я смогу следовать за одной группой животных несколько дней подряд.

Я вторгся в расположение двух семейств обезьян-тонкотелов. Это было совершенно неописуемое зрелище — черные лица, над которыми ярко-огненные волосы дыбятся острым пучком на макушке, смахивая на шляпы крестьян, работающих на полях пади[5]. С громкими воплями тревоги обезьяны кинулись прочь. К полудню я снова был на слоновой тропе, которая вела вдоль Сегамы прямо к моему лагерю.

Глава 3 Оранг-отшельник

Наконец-то прибыли мои помощники с основными припасами и вместо палатки воздвигли небольшой домик на сваях. Они срубили в лесу длинные шесты и связали лианами длинные полосы коры, так что получился прочный помост футах в трех над землей. В хижину, покрытую большим полотнищем брезента, вела широкая лестница. С одной стороны к хижине примыкала пристройка из коры, крытая тростником, — кухня, где хранился наш весьма своеобразный набор закопченных котлов и сковородок. Кухонная утварь была уже пущена в ход, и над коптящим пламенем тушилась в котелке свежая рыба.

Товарищи обрадовались моему возвращению: они очень беспокоились, когда я прошлой ночью не вернулся. Я попытался принять участие в их веселой болтовне на своем ломаном малайском языке. Ликад, младший из них, с гордостью показал мне груду сомиков, которых они успели наловить. Тулонг, крепкий коренастый мужчина, старше Ликада лет на десять, показал мне на небольшое фиговое дерево на той стороне реки. Его ветки были густо усеяны круглыми красными плодами, и я видел, как вода под деревом плещется и кипит — это рыбы сражались за сладкие падающие плоды.

Мы отлично поужинали жирной рыбой с гарниром из молодых верхушек папоротников, растущих по берегам реки. Какое наслаждение — согреться и высушить одежду у костра! Болтали мы без умолку. Им хотелось узнать, где я побывал и отыскал ли я орангутанов. То и дело заглядывая в словарь в поисках нужного слова, я с запинками поведал им о своих приключениях. Они все понимали и подбадривали меня, утвердительно кивая головами. Ликад прервал меня, заметив, что маленькая речка, о которой я рассказывал, называется Тингги и что там много плодов дуриана[6] — тех самых колючих плодов, до которых так падки мои оранги. Те образцы, которые я принес, — это еще незрелые плоды, но спелые дурианы удивительно вкусны, и дусуны часто отправляются в джунгли собирать урожай. Ликад сказал, что местное население не больно-то любит орангов — они пожирают плоды недозрелыми и будущий урожай от этого страдает.

Вечером мы отправились на рыбную ловлю. Утлая лодчонка ходила ходуном при малейшем моем движении, пока я не приспособился и не научился расслабляться, тихонько покачиваясь вместе с ней. Мы пошли на веслах вверх по реке, миновали мелкие перекаты и вышли в прозрачную воду маленького, укрытого в джунглях притока — Малой Боле. Закинув длинные бамбуковые удочки с короткой леской и наживкой из фиг, мои помощники живо натаскали с десяток рыб. Тулонг одолжил мне свою удочку, и я тоже попытал удачи. Нельзя сказать, чтобы мне особенно повезло, но парочку мелких рыбешек я все же вытащил. Мы неторопливо сплавились по течению к нашему лагерю. Тулонг вытащил на берег лодку и крепко привязал ее.