Мария Нуровская - Дело Нины С.

• Название: Дело Нины С.
• Автор: Мария Нуровская
• Жанр: Детектив

Писательницу Нину С. обвиняют в убийстве гражданского мужа. И у нее действительно было много причин, чтобы это сделать. Более того, она даже призналась в том, что виновна. Однако комиссар полиции ей не верит. Поиски правды заведут его далеко…

«Дело Нины С.» – книга во многом автобиографичная. Мария Нуровская снова говорит о женщинах, о том, к чему приводит слепая любовь, а главного героя зовут так же, как мужчину, который разбил ей сердце. Убийство на страницах книги – месть писательницы человеку, пытавшемуся сломать ей жизнь.

Перевод: О. Катречко

---

Ну, а тетя Зоха всегда ужасно любила верховодить. У нее-то действительно дела шли хорошо, был

частный стоматологический кабинет на Аллеях Ерозолимских [4] , на углу улицы Познаньской, и еще у нее вроде как было реноме. Об этом своем реноме она постоянно говорила, поэтому мы с Лилькой проверили в словаре и узнали, что это «слава, известность, репутация, спрос». От французского renommée. Лилька учила этот язык, я предпочитала английский. Мама позволила нам самим выбрать один западный язык, кроме обязательного в школе. И Лиля выбрала французский, потому что, по ее мнению, он был изящ ным. Она собиралась заниматься романской филологией, но, как часто бывает в жизни, закончила совсем другой институт и более важным языком для нее стал английский, который она прежде презирала.

Возвращаясь к теме нашего дома… Дедушка построил его в Брвинове, в дачном поселке под Варшавой, по проекту известного архитектора Марцони. Кто бы к нам ни приходил, принимался вслух расхваливать поразительные пропорции нашей виллы и вообще саму виллу. Я этих восторгов не разделяла, потому что наш дом попросту рассыпался, что было видно невооруженным глазом. У мамы не было денег на ремонт, дедушка получал скромную пенсию профессора университета, и лишь изредка за небольшие гонорары он писал рецензии на кандидатские диссертации. Мы еще учились в школе. Поэтому бедной маме приходилось тянуть все на себе. Увы, она так

часто это повторяла, и у нас с сестрой все переворачивалось внутри, когда она начинала жаловаться на свою судьбу. Лилька однажды посоветовала ей выйти замуж за богатого человека, и тогда ее муж отремонтирует нам дом. Но мама ответила на это: «Не будь нахалкой».

«Я только лишь практична, – огрызнулась моя сестра, – и уж наверняка устроюсь в жизни получше, чем ты».

На что мама ответила: «Посмотрим».

Как показала жизнь, в этом была большая доля правды. Уже в раннем детстве Лилька умела позаботиться о себе, я обычно лезла в самую лужу, а она, наоборот, обходила ее стороной, чтобы не намочить туфельки.

Кроме деда Своровича, мужчины в нашей жизни отсутствовали. Кажется, у тети Зохи был какой-то муж, но он очень быстро исчез, поэтому мы его не запомнили. Ничего также не было известно о нашем отце. Однажды Лиля, которая была посмелее, спросила у мамы, почему у других детей есть папа, а у нас нет. И мама ответила, что мы еще слишком маленькие, чтобы это понять, и она скажет, когда нам исполнится шестнадцать лет. Нам показалось, что ждать столько лет слишком долго, поэтому мы сами пытались выйти на его след. Но и дедушка, и тетка словно воды в рот набрали, а поиски писем в мамином столе и просмотр альбомов с фотографиями ничего не дали. Мы нашли какие-то фотокарточки школьных друзей мамы, а по-

том институтских, но ни на одного из них мы не были похожи.

«Может, это какой-нибудь иностранец, – ломала себе голову Лилька, – и поэтому он исчез».

«Может, он китаец или японец, потому что у нас раскосые глаза. Ты сама говорила, что мы без грима подходим на роль мадам Баттерфляй», – продолжила я развивать эту мысль.

Лилька постучала пальцем по лбу: «Ты говоришь мало, Гапуша, но уж как скажешь, то хоть стой, хоть падай».

Ну и вот, этот неизвестный нам отец присутствовал, однако, в нашей жизни в виде некоей загадки. Нам не оставалось ничего иного, как только ждать, когда мама выполнит свое обещание в день нашего шестнадцатилетия. И это произошло. Были два праздничных торта со свечками и задувание этих свечек. Явилась тетя Зоха с подарками, Лилька получила новую теннисную ракетку, а я – альбом о породах собак. Я как-то раз обмолвилась, что, может, стану ветеринаром, и тетя это запомнила. Ну и конечно, по случаю своего прихода тетя должна была сказать что-то неприятное. Она заглянула на кухне в хлебницу, так я называю контейнер для хранения хлеба, и заявила, что у нас вечно зря пропадает еда, как будто мы миллионерши, потом вынула несколько засохших булок и положила в свою сумку – для голубей, как сказала она. Лилька божится, что в детстве тетка хотела удалить ей совсем хороший зуб, чтобы сэкономить на пломбе. Не знаю, как там на самом деле бы-

ло, но Лилька не согласилась на это, и тете волей-неволей пришлось ей этот зуб вылечить, и она, конечно, утверждала, что зуб долго не простоит. С тех пор прошло немало лет, но моя сестра вроде бы не ходит щербатая.

А теперь самое важное. Вечер, мы – на кухне: мама, Лиля и я. Моем посуду после ужина. Болтаем о том о сем, и Лилька под конец заводит разговор: «Помнишь, что ты нам обещала?»

Мама посмотрела на нее: «Что такое?»

«А то, что, когда нам исполнится шестнадцать лет, ты наконец расскажешь нам об отце».

Мама сразу же погрустнела: «Разве теперь это имеет для вас какое-то значение?»

«Мы ждали! – ответила Лилька. – Ведь правда, Гапуша?»

Я утвердительно кивнула.

«Я была еще совсем молодая…»

«Знаем, знаем, тебе было девятнадцать лет, когда ты нас родила», – прервала ее Лилька.

«Собственно говоря, и он был не старше».

«А почему он нас не хотел?» – снова встряла Лилька.

«Потому что он о вас не знал».

И тут мама рассказала нам историю своей первой любви к парню по имени Якуб. Они встречались еще в юности и незадолго до окончания лицея начали сожительствовать, как выразилась мама. Конечно, они предполагали, что останутся вместе навсегда и произнесут сакраментальное: «Я не покину тебя до самой

смерти». Но сразу же после выпускных экзаменов Якуб был вынужден покинуть Польшу.

«Вынужден или захотел?» – уточнила Лилька.

«Вынужден, был шестьдесят восьмой год, и некоторые люди стали в Польше нежелательными».

«Какие люди?»

Мама помолчала минуту.

«Евреи».

Мы переглянулись с Лилькой, и у обеих, наверное, в глазах был один и тот же страх.

«Евреи? – спросила тихо моя сестра. – Этот Якуб был евреем?»

«Был поляком еврейского происхождения».

«И почему эти люди должны были уехать?»

«Это был политический вопрос, тогдашние власти хотели сколотить себе на этом капитал».

«На том, что какой-то восемнадцатилетний парень покинет Польшу? Это и был тот капитал? Ну, это несерьезно…» – И Лиля пожала плечами.

«Очень даже серьезно и навредило нашей стране».

И снова мы все втроем замолчали.

«И почему ты не поехала с этим Якубом, если вы так любили друг друга?» – спросила Лилька: она всегда была смелее меня и говорила за нас двоих.

«Не могла, – ответила мама. – Я проводила его на Гданьский вокзал [5] , потому что с этого вокзала уезжали целые семьи, которым было объявлено, что они уже не поляки. Он обещал, что напишет. Но не написал».

«Он обязательно бы написал, если бы ты сказала ему о нас», – с упреком в голосе воскликнула Лилька.

«Я тогда еще не знала, что беременна», – услышали мы.

Когда мы уже лежали в кроватях, я не без удовлетворения сказала:

«Вот видишь, я была права, пусть он не китаец, зато еврей».

«Ведь он был этим евреем только так, для видимости, идиотка, – ответила Лилька. – Ты не слышала, что нашего папу выгнали из Польши!»

– Дело в том, пан комиссар, что я не могу короче. Вы сами сказали, что, когда речь идет о человеческой жизни, важна каждая, даже малейшая, деталь… «Только без крайностей», – подумал он.

(магнитофонная запись)

Этот разговор о нашем отце происходил так давно, словно в другой жизни.

Мы обе с Лилькой сейчас почти сорокалетние женщины, а я десять лет назад стала вдовой. Я не люблю так о себе думать, но в соответствии с законом именно так оно и есть. В соответствии с законом… Я возненавидела это определение, потому что в нашей жизни появился человек, который в соответствии с законом забрал у нас наш родной дом, и мы ничего с этим не могли поделать.

Я помню летний солнечный день, мы сидели с мамой на веранде, она прилепила листок подорожника

себе на нос и прикрыла глаза. Я наблюдала за ней украдкой. Она была такая красивая. Я знаю, что у нее бывали романы, но никогда ни одного из своих партнеров она не пригласила домой, не представила дочерям… Или же мне только так казалось, может, до Ежи Барана у нее никого не было, может, он появился в ее жизни, как запоздалый прохожий. В марте следующего года мама поехала в Германию собирать материалы для книги…

– Это был март двухтысячного года, пан комиссар.

– Простите, а на каких годах мы остановились? – спросил он.

– На восьмидесятых…

(магнитофонная запись)

Надо признаться, что в нашей семье встрясок хватало. Моя тетя по этому поводу выразилась так: «Все не в той очередности, как у нормальных людей…»

Весна тысяча девятьсот восемьдесят пятого. Я ее очень ждала. Обожала цветущие каштаны, но они тогда еще не зацвели, потому что, несмотря на май, было исключительно холодно. В нашем доме тоже повеяло холодом, и даже более того – подернулось льдом. Мама плакала, Лилька плакала, дедушка нервничал, потому что не понимал, что такое случилось. А случилось то, «что яблоко от яблони падает недалеко», как говорила тетя Зоха.