Ярослав Гашек - Собрание сочинений. Том третий

• Название: Собрание сочинений. Том третий
• Автор: Ярослав Гашек
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1984

В третий том Собрания сочинений крупнейшего чешского писателя Ярослава Гашека (1883–1923) вошли рассказы, путевые очерки, политические памфлеты 1913–1917 гг., юморески из книг «Бравый солдат Швейк и другие рассказы» (1912), «Гид для иностранцев и другие сатиры» (1913).

1913

Гид для иностранцев в швабском городе Нейбурге. (Перевод Д. Горбова).

* Экспедиция вора Шейбы. (Перевод В. Петровой).

Борьба за души. (Перевод Н. Аросевой).

* Новый год храброго зайца с черным пятном на брюшке. (Перевод Н. Замошкиной).

* Закрытое заседание. (Перевод Т. Чеботаревой).

Как я спас жизнь одному человеку. (Перевод М. Скачкова).

Барон и его пес. (Перевод Д. Горбова).

* О запутавшейся лягушке. (Перевод Л. Васильевой).

Как Балушка научился врать. (Перевод Д. Горбова).

** О курочке-идеалистке. (Перевод И. Граковой).

* Доброе намерение отца бедняков. (Перевод И. Ивановой).

* Благотворительное заведение. (Перевод В. Петровой).

Хулиганство библиотекаря Чабоуна. (Перевод М. Скачкова).

* В венгерском парламенте. (Перевод А. Соловьевой)

* Кобыла Джама. (Перевод Н. Замошкиной).

* Надьканижа и Кёрменд. (Перевод И. Ивановой).

Когда цветут черешни. (Перевод С. Востоковой).

После коронации. (Перевод Ю. Молочковского).

Из записок австрийского офицера. (Перевод Ю. Молочковского).

Бунт третьеклассников. (Перевод Д. Горбова).

* Как становятся премьер-министрами в Италии. (Перевод А. Соловьевой).

Перед экзаменом. (Перевод Д. Горбова).

Среди друзей. (Перевод Ю. Молочковского).

* Индейский рассказ. (Перевод Н. Николаевой).

Как гром служил господу богу. (Перевод М. Скачкова).

* Сыскная контора. (Перевод И. Ивановой).

* Несчастный случай в Татрах. (Перевод Л. Васильевой).

* Проект закона. (Перевод А. Соловьевой).

* Протест против конфискации. (Перевод А. Соловьевой).

Детективное бюро. (Перевод М. Скачкова).

Полицейский комиссар Вагнер. (Перевод М. Скачкова).

Бык села Яблечно. (Перевод Д. Горбова).

Об искренней дружбе. (Перевод Д. Горбова).

Идиллия в богадельне. (Перевод М. Скачкова).

Мой друг Ганушка. (Перевод Н. Аросевой).

Как бережливые спасли отчаявшегося. (Перевод Н. Аросевой).

* Предательство Балушки. (Перевод Н. Замошкиной).

* Как Цетличка был избирателем. (Перевод А. Соловьевой).

* Мытарства автора с типографией. (Перевод И. Ивановой).

* Любовное приключение. (Перевод И. Ивановой).

* Как Тёвёл вернул пятак. (Перевод Л. Васильевой).

* Репортаж с ипподрома. (Перевод Н. Замошкиной).

Любовь в Муракёзе. (Перевод С. Востоковой).

1914

* Короткий роман господина Перглера, воспитателя. (Перевод Н. Замошкиной).

* Супружеская измена. (Перевод Л. Васильевой).

* О двух мухах, переживших это. (Перевод Н. Замошкиной).

* Одежда для бедных деток школьного возраста. (Перевод В. Петровой).

Перед уходом на пенсию. (Перевод В. Чешихиной).

Приключения кота Маркуса. (Перевод В. Чешихиной).

* Кочицкая божедомная братия. (Перевод И. Ивановой).

В исправительном доме. (Перевод М. Скачкова).

* История с биноклем. (Перевод Л. Васильевой).

Букет и к незабудок на могилу национально-социальной партии. (Перевод В. Чешихиной).

Урок закона божьего. (Перевод Д. Горбова).

Как я торговал собаками. (Перевод Д. Горбова).

Роман Боженки Графнетровой. (Перевод Д. Горбова).

* Весенние настроения. (Перевод Н. Николаевой).

* Визит в город Нейбург. (Перевод Л. Васильевой).

Дело о взятке практиканта Бахуры. (Перевод В. Чешихиной).

Страстное желание. (Перевод М. Скачкова).

Маленький чародей. (Перевод В. Мартемьяновой).

* Великий день Фолиманки. (Перевод Н. Замошкиной).

* Небольшая история из жизни Река. (Перевод А. Севастьяновой).

Сказка о мертвом избирателе. (Перевод Д. Горбова).

* Сатисфакция. (Перевод Н. Николаевой).

Страдания воспитателя. (Перевод Д. Горбова).

* Штявницкая идиллия. (Перевод Л. Васильевой).

* Писарь в Святой Торне. (Перевод Л. Васильевой).

Опасный работник. (Перевод В. Мартемьяновой).

* Колокола пана Гейгулы. (Перевод Н. Николаевой).

* О прекрасной даме и медведе из Зачалянской долины. (Перевод В. Петровой).

1915–1917

Жертва уличной лотереи. (Перевод И. Граковой).

Сыскная контора пана Звичины. (Перевод В. Мартемьяновой).

* Моя дорогая подружка Юльча. (Перевод Н. Замошкиной).

* Ярмарка на Филипа и Якуба. (Перевод Т. Чеботаревой).

История с хомяком. (Перевод М. Скачкова).

Судьба пана Гурта. (Перевод Н. Аросевой).

Повесть о портрете императора Франца-Иосифа I. (Перевод М. Скачкова).

Итог похода капитана Альзербаха. (Перевод Н. Аросевой).

По стопам полиции. (Перевод П. Богатырева).

* Бравый солдат Швейк в плену. (Перевод Н. Зимяниной).

У кого какой объем шеи. (Перевод М. Скачкова).

Школа для сыщиков. (Перевод П. Богатырева).

Двадцать лет тому назад. (Перевод П. Богатырева).

Разговор с горжицким окружным начальником. (Перевод Ю. Молочковского).

* Идиллия в Мариновке. (Перевод И. Ивановой).

* — Издательство «Художественная литература», 1984 г.

** — Издательство «Детская литература», Москва, 1983 г.

---

Вечером, когда стемнело и я хотел зажечь свет, ни одна спичка не загорелась.

— Нет ничего проще, — услышал я в темноте пояснения Томаша. — Если мы хотим, чтобы спички не зажигались, мы должны окунуть их в раствор квасцов и высушить. Этот фокус всегда пользуется успехом.

В тот же вечер — я отлучился в клуб сыграть партию в шахматы — он успел весьма искусно раскроить один из моих рассказов так, что получилась бумажная лента длиной общей сложностью в восемьдесят метров. Это трюк японских фокусников, но я не уверен, что используют они для таких надобностей рукописи чужих рассказов.

— Лента была еще длинней, — сказал мой чародей, странно покашливая, — но я не смог вытянуть ее всю изо рта. Кажется, половину я все-таки проглотил.

— Вот видишь, Томаш, — произнес я укоризненно, — ты уже начинаешь глотать мои рукописи.

— Я почитал их немножко, ничего особенного. — В голосе Томаша слышались критические нотки. — Я решил, что об этом никто не пожалеет.

В этот вечер я больше уже ни о чем его не расспрашивал. А утром, собираясь уйти, произнес убедительную речь, в которой призывал Томаша быть послушным, угрожая, что иначе произойдут ужасные вещи. А если ему захочется подготовить какие-нибудь фокусы, то он должен сперва спросить у меня совета. После длительного допроса Томаш, тронутый, по-видимому, моей притворной добротой, признался, что собирался в мое отсутствие соорудить семейную пушку, сняв для этого в ванной печную трубу. Эта пушка должна быть чрезвычайно грозным орудием, поэтому он не сообщил мне никаких подробностей. Естественно, что ключ от ванной комнаты я решил взять с собой, а Томашу пообещал продать его в Турцию, в рабство, если эту свою домашнюю пушку он не выбросит из головы. Тогда он попросил позволения взять хотя бы одно сырое яйцо и клялся ничего с ним не делать: не разбивать и ничего им не измазать, — просто он хочет кое-чем меня порадовать. По сравнению с пушкой яйцо было сущим пустяком, и я разрешил.

Удивил он меня несказанно. Едва я переступил порог, Томаш сообщил, что вел себя очень прилично, показал мне яйцо и попросил покатать его по столу. Яйцо действительно было как заколдованное. Всякий раз оно, описав дугу, возвращалось ко мне.

— Ничего особенного, — заявил этот несносный мальчишка, — в яичке проверчивается дырка, пол-яйца высасывается, внутрь вливается ртуть, а дырка залепляется хлебным мякишем.

— Но откуда ты взял ртуть?

— Из барометра, — невинно признался он. — Тоже очень просто. Нужно только отломить верхний конец у стеклянной трубочки, — и бери себе сколько хочешь.

Я хотел было наказать его, но он дерзко твердил, что я сам позволил ему взять яичко и он-де предупреждал меня, что сделает его волшебным.

На следующий день я запер его в уборной: больше мне ничего не оставалось.

Правда, в этот день он не сотворил ни одной из своих проказ. А утром попросил, чтобы я освободил его, и дал мне слово вообще никогда больше не шалить.

Я сказал, что сегодня придет наш домохозяин — посмотреть, не требуется ли почистить печь, что мальчик должен вести себя хорошо и что я целый день буду дома.

Томаш был разочарован. Хозяин пришел утром и какое-то время возился в печке. Перепачкав себе руки и лицо, он спросил, нельзя ли у нас умыться.

Прошло немало времени, прежде чем Томаш отыскал полотенце, потом он куда-то убежал с ним, но вскоре вернулся и подал домовладельцу.

Тот долго тер себе лицо и вдруг, заглянув в зеркало, в ужасе обнаружил, что чем старательнее он вытирается, тем больше чернеет его лицо. Он уже смахивал на араба.

Томаш из угла делал мне знаки, чтобы я молчал.

— Что это такое, черт возьми? — воскликнул перепуганный домовладелец. — Господи боже мой, что тут творится?

Томаш, сидя в своем углу, прямо заходился от смеха. Мы оба накинулись на чародея — господин домовладелец схватил его за волосы, я — за уши — и учинили допрос с пристрастием.

— Если у вас возникнет желание вымазать кому-нибудь лицо, разотрите чернильный орешек с железным купоросом, посыпьте на полотенце и подайте тому, кто только что умылся. Я этот порошок уже давно приготовил для кого-нибудь из ваших гостей. В большой компании это особенно…

Он не договорил, так как впервые по его штанишкам прогулялась палка, которую я приобрел за день перед этим событием, предвидя, что мне придется-таки обломать ее о его бока.

Теперь я грустно брожу по улицам. Вспоминаю рекомендацию старого Дж. Христ. Виглеба, как в полнолуние неприметно спровадить своего недруга на тот свет…

Изо дня в день кружу я около антикварного магазина и в немом восхищении замираю перед витриной, где выставлена одна старая гравюра, на которой изображено, как в 1572 году на главной площади Лиона сжигают чародея Бужлье. И каким-то волшебным теплом веет на меня от этой картины.

Великий день Фолиманки

Ничто уже не воскресит былой славы Фолиманки. Этот сад, простирающийся над всей нусельской долиной под крепостными стенами Карлова, с домом внизу, у Ботича, окруженным огромными деревьями, имел славную историю.

Ныне чреда домов спускается к самому Ботичу, и что осталось от Фолиманки и всей усадьбы?

Воспоминания влюбленных, что ходили под стенами, собирая фиалки.

Воспоминания студиозов, что по утрам долбили здесь римское право.

Но все это пшик по сравнению с воспоминаниями тех, кто пережил достопамятный 1897 год. Тогда совокупно выступали полки нусельских, михельских и вршовицких обитателей против дружин с Виноград, объединенных с военной мощью городских училищ и начальных школ Карлова, с добровольцами Святоштепанской школы и Вышеградского Градка.

Решалось, чьей державой на вечные времена быть Фолиманке.

Владелец-немец, господин Плешнер, в расчет не принимался. О нем никто и думать не думал.

Он держал, правда, сторожа да двух собак. Сторож, старенький господин Полачек, по целым дням играл на шарманке на мосту через Ботич и наверх ему не хотелось.

А псы, вместо того чтобы сторожить, целыми днями шныряли по Нуслям в поисках пропитания, и когда однажды ночью воры обокрали имение, они увели и собак.

Но собаки любили свое отечество и вернулись, чтобы бездеятельно наблюдать, как наверху мальчишки гоняются по саду, а сам сад приходит в запустение.

Это была прекрасная идиллия.

Поначалу мальчишки жили в мире и согласии.

Библия повествует, что в раю бок о бок мирно жили тигр и кролик.

И здесь, на Фолиманке, бок о бок мирно жили нусельцы и виноградцы, вместе лазили на черешни, вместе дружно играли в разбойников и курили «драмки».

Это был подлинный рай по Овидию, золотой век:

Aures prima sata est aetas, que vindice nullo[29].

Споров не было. Совместной рукой были истреблены ирисы и заросли ландышей. Сломаны деревья и из веток устроен палисад перед малой пещерой в скале. Туда натаскали соломы, уворованной в имении из стогов, и там, на свежем воздухе, спали дети природы, которые по тем или иным причинам опасались показаться дома.

Обычно сия ночлежка бывала переполнена в дни, когда выдаются школьные аттестаты, этот вечный камень преткновения в добрых отношениях между усердными школярами и их родителями.

В такие дни многие почитали за благо эти отношения нарушить и на некоторое время прервать.

Фолиманка была жестока к родителям и нежна к беглецу. Последний бывал накормлен самоотверженной заботой всех, с кем общался, — будь он, скажем, виноградцем, хлеб ему нес нуселец, а из Вршовиц доставляли холодную печеную картошку.

Так и жили они в мире и согласии. Беглецы, когда им это надоедало, один за другим заявляли, что возвращаются в объятия родителей.

Возвращения блудных сыновей сопровождались, конечно, жестокой процедурой. Спускались штанишки и заботливые отчие колени принимали в свои объятия беглого сына, а в отцовской руке свистела розга.

После порки обретенному дитяти давали вволю поесть, отмывали, вручали чистый воротничок, и он снова вступал в лоно семьи.

И не было случая, чтобы беглец во время экзекуции признался, где был, где спал все это время.

Грешили на стога у Стршижкова, на страговские каменоломни, возводили поклеп на тайники в бржевновских скалах, где они якобы спали вдали от дома и семьи.

Получавшие прощение бродяги не выдавали свою Фолиманку, свое новое отечество, которое всегда, как только печаль воцарится в обителях просвещения, радушно принимало их в свои выстланные соломой недра.

Но случилось то, чего никто не ждал. Случилось то, что в каждом, кто из завсегдатаев Фолиманки услышал об этом, возбудило презрение и гнев.

На Фолиманке в ту пору ночлежничал Вратислав Майер с улицы Коменского на Виноградах.

Ночлежничал в тяжкие дни, жестокие времена, когда папаши подписывают аттестаты сыновей.