Гавриил Колесников - Поклонитесь колымскому солнцу

• Название: Поклонитесь колымскому солнцу
• Автор: Гавриил Колесников
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

Автор, геолог по профессии, много лет жил и работал на Колыме. Своеобразие и прелесть северной природы, характерные для нее интереснейшие явления, любопытные детали из жизни геологов и обитателей колымской тайги — все это составляет основное содержание книги.

---

Поздно вечером мы ели в совхозной столовой борщ из свежей капусты. Правда, заправлен он был консервированной тушенкой, но все равно казался очень вкусным. Ели мы и вареную картошку с солью… Все вышло, как нам хотелось.

Алевтина Ивановна, ставшая волей судьбы главным агрономом северного совхоза, рассказывала, что с картофельного, гектара они намерены снять тонн пятнадцать.

— Успеть бы только убрать и укрыть надежно. Всего в наших местах много: и тепла, и света, и влаги. Одного только не хватает: времени на уборку. Так досадно бывает — растишь, растишь, и вдруг все труды твои вмерзли в землю и пропали! А ведь мы этот картофель рассадой сажаем, а рассаду в горшочках с перегноем неделями холим.

— Это же египетская работа! — невольно воскликнул я.

— Конечно, трудное дело. По-другому мы не умеем пока. Холодостойкие и скороспелые сорта, но все равно далеко им до коренных северян. А картошку свою вы честно заработали, спасибо за помощь. Набирайте сколько унесете. Только не жадничайте — дорога у вас дальняя.

Мы набили рюкзаки отборными клубнями, взвалили мешки на спину и по утренней сентябрьской прохладе отправились домой. Прощаясь с Алевтиной Ивановной, я спросил, как же называется сорт картофеля, что несем мы в подарок своим разведчикам, она улыбнулась:

— Хорошо называется — «северянин»!

Скоростной рейс

Мы долго спорили о том, как назвать речку, где обосновались. Находчивость изменила нам.

— Значит, на Безымянной будем работать, — подвел Попов итог нашему громкому, но бесплодному спору.

Осели мы на Безымянной прочно и для сообщения с другим берегом срубили и связали небольшой крепкий плот. На другом берегу мы нашли обширную сопку с горелым стлаником и собирали его в запас, на зиму.

Сначала мы перебирались через Безымянную с помощью длинного шеста. Однако речка была хотя и неширокой, но быстрой, и плот наш при путешествии туда и обратно сносило почти на километр, а если дул попутный течению ветер, то и дальше. Очередной заготовитель топлива кричал SOS, мы зачаливали плот веревкой и на манер бурлаков, с нестройным пением «Дубинушки» тянули его вместе со стлаником к нашей таежной хате.

Бурлачить нам в конце концов надоело, и мы превратили наш плот в паром с ручной тягой. В нашем снаряжении нашелся тросик, необходимый разведчику для проходки глубоких шурфов — поднимать воротком бадью с грунтом. Мы перекинули тросик через Безымянную, потуже натянули и с его помощью благополучно передвигали плот с берега на берег прямо против своего жилья.

Но вскоре наш плот перешел в собственность одного якутского селения. И вот при каких обстоятельствах.

Я получил приказание девятнадцатого в одиннадцать ноль-ноль явиться к начальнику управления. Приказать легко — самолет сбросил нам тюк с почтой и улетел. Но как выполнить приказ, если он получен семнадцатого, а до управления больше ста верст и никаких дорог?

— Задача! — сказал Попов. — И не явиться нельзя: время-то какое…

Время было суровое, явиться я обязан, и непременно к сроку.

— На плоту и спускайся по Безымянной до якутского стана, а там лошадь наймешь. Иначе не успеешь.

Рискованно, но другого выхода не было. Через тайгу, по мхам и сопкам проплутаешь неделю. В конце концов, не я первый, не я последний. Первые северные геологи преодолевали на плотах даже колымские пороги. А Безымянная, что ж, быстрая, но смирная, в общем-то, река.

Пока плотник с Поповым прилаживали кормовое весло («гребь», как они его называли), я, не мешкая, снарядился в дальнюю дорогу. Снаряжение несложное: топор, ружье, спички, мешок с едой. Все это мы укутали в брезент и хорошо приторочили к плоту.

Провожать меня вышла вся партия, но за первым же поворотом я потерял товарищей из виду и остался один на стремнине быстрой таежной реки.

Плот хорошо слушался греби, и управлять им было легко. Двигался он очень быстро. Мелькали живописные берега Безымянной: зеленый тальник у самого берега, голые глыбы северного гранита по крутым склонам сопок, хмуро молчавшие лиственницы, веселый, пушистый стланик.

Сначала мне было не до красот природы. Безымянная, капризно извиваясь, пробивала себе в тайге трудную дорогу, и я ни на минуту не выпускал из рук греби. Постепенно я приноровился к ритму движения и смотрел на быстро меняющиеся картины с профессиональным интересом разведчика, как бы листая живые страницы учебника геологии. Я увидел, что массивы серого гранита расчленены трещинами на причудливые угловатые глыбы. Даже гранит обречен, даже он не в силах противостоять времени; все шире эти трещины будет раздвигать замерзающая в них вода, все глубже и глуше будет гудеть в них ветер, крепко вцепятся в гранитную поверхность лишайники…

Начиналась долина какой-то древней реки, давно исчезнувшей с лика Земли. На ярком солнце расправленным серебром вспыхнуло зеркало большого ледяного поля: нерастаявшая наледь. Высоко взбиралась зимой наша Безымянная! А плот не останавливается. Подгоняемый попутным ветром, он скользит по реке быстрее ее течения. Что я для этого ветра? Парус! Плечи мои мешают его вольному размаху, и он сердито толкает меня вместе с плотом, ускоряя наше движение…

Голубеют гигантским топазом многометровые толщи материкового льда. Сколько он томится под своей галечной шапкой? По нашим людским понятиям — вечность: со времен ледниковой поры! Зеленый распадок прошивает шелковой серой лентой резвая речушка — младшая сестра нашей Безымянной. Ей тоже пока нет русского имени… Ярко-желтый глинистый обрыв сплошь просверлен небольшими круглыми отверстиями. Я не успеваю разглядеть их как следует и, когда уже исчезла Продырявленная кем-то стена, мелькнула догадка:, колония стрижей. Слева, у самого берега Безымянной, густо зачернели невысокие слоистые обнажения. Запомнить место! Здесь возможны выходы каменного угля… Впереди — крутой поворот. Пологим мысом — словно медведь уткнул морду в лапы — на Безымянную надвинулась сопка. Удваивай внимание, намереваясь с ходу обогнуть этого «отдыхающего медведя». Но вдруг мой послушный плот строптиво развернулся, перестал слушаться греби. Меня стремительно понесло обратно. В каком-то месте я снова повернулся к «медведю».

Суводь!

Ударяясь о мыс, река колесит здесь обширной водовертью. Думать некогда. Резким движением кладу гребь налево, плот прижался к противоположному берегу, и я стремглав обхожу коварного «медведя».

Колымские речки, пропиливающие себе русло в твердых горных пластах, обычно порожисты. Безымянная пока была ко мне милостивой. Но не успел я поблагодарить ее за это, как впереди глухо зарокотала сердитая белопенная кипень. Я ничего не мог изменить в том, что мне предстояло испытать, только крепко ухватился за гребь и поднял над водой рулевую лопасть, чтобы она не разлетелась в щепки, зацепившись за валуны. Со скоростью «Красной стрелы» плот несся к порогу. Вот он спрыгнул с ревущего буруна, резко крутанулся в не слишком, впрочем, сильном водовороте… и я снова оказался на быстрой глади Безымянной. К счастью, больше порогов мне не встречалось.

Внимание было напряжено. При непрерывной смене впечатлений время бежало незаметно. Когда я увидел рубленые избы якутского становища, мне показалось, что я только что оставил своих товарищей, а плыл я уже часов шесть.

У якутов я нашел и лошадь и попутчиков, а перед тем как девятнадцатого, в одиннадцать ноль-ноль, явиться «пред светлые очи» начальника управления, успел даже побриться и привести себя в порядок.

Горностай

Попов решил проверить петли, расставленные на зайцев. Петли стояли совсем близко к нашему дому, но мне не хотелось в тот день заниматься делом: было очень морозно, хотелось к теплу, к свету, к недочитанной книге. Но Попов в таких случаях неумолим, и мы пошли. Шел я неохотно, думал о другом и был поэтому невнимателен. Попов же по укоренившейся привычке старого охотника шагал с настороженной внимательностью.

Вдруг он молча остановил меня движением руки. В трех метрах от нас на окоченевшем уже зайце сидел горностай. Он изогнул свою змеиную — фигурку и зубами, тонкими и острыми, как иглы, рвал глаз мертвого зайца. Попов швырнул рукавицу. Зверек свалился с нашей добычи и мгновенно исчез — белый на фоне тускло блестевшего белого снега. Мне показалось, что в свете яркой луны мелькнул черный кончик его хвоста.

Мы подошли к петле. Попов освободил зайца, понюхал его и тут же отбросил в сторону.

— Что, протух на морозе? — пошутил я.

— Испортил, черт вонючий, зайца — струю пустил!

Хорошо защищенный от врагов своих снежно-белой окраской, острыми и сильными зубами, стремительностью гибких и быстрых движений, горностай обладает еще сверх этого свойством выпускать в минуту опасности противно пахнущую жидкость. Этой защитной жидкостью горностай и испортил нашего зайца…