Фредерик Марриет - Корабль-призрак

• Название: Корабль-призрак
• Автор: Фредерик Марриет
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-85210-094-3

Фредерик Марриет (псевдоним Капитан Марриет) — первооткрыватель морского приключенческого романа. Его произведения в XIX веке пользовались огромной популярностью не только в Англии, но и во многих странах. В России последний раз переиздавался в 1912 году.

---

Коммодор Авенсхорн объяснил Филиппу, что приказ адмирала он нарушил по необходимости: может погибнуть вся команда.

Через два дня они заметили землю, а приблизившись, увидели большой город, в гавани которого стояли испанские корабли. Они стали на якорь в устье реки и подняли английский флаг. Подошел бот, и находившиеся в нем поинтересовались, кто они такие и чего хотят. Коммодор выдал свой корабль за английский, поскольку знал о ненависти испанцев к голландцам. Узнай испанцы, что судно голландское, они наверняка бы отказали в помощи. Коммодор сообщил, что им якобы повстречался испанский корабль, превратившийся в груду щепок. Команда его болела цингой, он забрал больных моряков к себе на борт и изменил курс, чтобы доставить несчастных к ближайшему испанскому берегу. Затем коммодор обратился с просьбой прислать для больных свежих продуктов, отметив, что высадить больных сейчас на берег значит обречь их на гибель. Коммодор выразил также надежду, что губернатор пришлет кое-какое продовольствие и для остальных членов экипажа, подчеркнув, что он много слышал об отзывчивости испанцев.

Для проверки этой истории губернатором был послан офицер. Ему тут же предложили спуститься вниз, чтобы удостовериться во всем. Но тому оказалось достаточно одного вида матросов, пораженных страшной болезнью, лежащих с беззубыми ввалившимися ртами, животами, покрытыми желваками и нарывами, чтобы быстро повернуть обратно и подтвердить все соответствующим рапортом.

Два часа спустя подошел большой бот с овощами и свежим мясом. Эта поставка позволяла команде вдоволь питаться целых три дня. Продукты были тотчас же розданы. Коммодор сочинил благодарственное письмо, в котором писал, что состояние его здоровья не позволяет ему в данный момент лично отблагодарить губернатора и что визит свой он сможет нанести дней через восемь — десять. Затем они в течение недели переправят выздоравливающих на берег, и уже потом продолжат плавание. К письму коммодор приложил список фамилий некоторых испанских офицеров и лиц, занимавших высокое положение, которые якобы находятся на корабле.

Через несколько дней на судно снова было доставлено продовольствие. Когда продукты были перегружены, коммодор переоделся в форму английского офицера и отправился с визитом к губернатору. Там он рассказал пространную историю о страданиях спасенных ими людей, высказав предположение, что через пару дней пострадавшие будут чувствовать себя лучше и их можно будет переправить на берег. Наговорив губернатору массу комплиментов и заручившись его согласием, что тот прибудет к нему на корабль с ответным визитом на следующий день, если будет хорошая погода, коммодор возвратился к себе на корабль. Следующие два дня стояла сырая промозглая погода, и поэтому губернатор прибыл с ответным визитом лишь на третий день. Это было только на руку коммодору.

Возможно, нет другой такой страшной болезни, которая так быстро разрушает человеческое тело, как цинга. Но она также быстро и излечивается. При хорошем питании и уходе для выздоровления достаточно нескольких дней.

Неделю спустя команда «Дорта» была уже почти здорова. Коммодор встретил губернатора со всеми полагающимися его положению почестями. Но как только губернатор оказался в его каюте, коммодор заявил, что тот со всеми сопровождающими офицерами будет находиться у него в плену до тех пор, пока на корабль не будут доставлены живой скот и продовольствие. Авенсхорн не стал скрывать, что его судно — это голландский военный корабль и что у него на борту нет никаких испанцев, а только лишь голландцы, уже оправившиеся от болезни. Губернатору он пообещал вежливое обращение и не нарушил своего слова. Сравнив число вооруженных матросов на «Дорте» с простотой предъявленных требований, губернатор покорился. Он отдал распоряжение, и, прежде чем зашло солнце, с берега были доставлены быки и овощи. Когда животных и провизию перегрузили на судно, коммодор проводил губернатора в шлюпку под грохот салюта из тяжелых пушек, который звучал и когда губернатор поднимался на корабль. В городе, конечно, обратили внимание, что визит губернатора несколько затянулся, но тот никак не показал, что его обманули, и все сделали вид, что ничего не заметили.

Как только шлюпка с губернатором отошла, коммодор, радуясь, что команда спасена от неминуемой гибели, отдал приказ поднять якорь и выйти в море.

Адмиральский приказ предусматривал, что пунктом сбора будут Фолклендские острова, если корабли потеряют друг друга. К ним и направил коммодор свой корабль. Через две недели они подошли к островам, но флотилии там не застали. Спустя несколько дней на горизонте был замечен корабль адмирала и три остальных.

Выяснилось, что, как только «Дорт» скрылся, адмирал сразу же последовал данному коммодором совету и направил корабли к берегу. Но ему не повезло. Он послал на берег вооруженных матросов, приказав силой захватить несколько голов скота. Эта операция стоила нескольких убитых и раненых. Но им удалось все же захватить и небольшое количество овощей, в которых больные так остро нуждались.

Едва адмиральское судно стало на якорь, адмирал тут же приказал поднять сигнал, чтобы коммодор прибыл к нему на борт. Когда коммодор явился, адмирал обвинил его в неповиновении приказу. Коммодор не отрицал своей вины, но доказывал насущную необходимость такого шага и просил адмирала по возвращении доложить об этом деле Дирекции Компании. Но адмирал был облечен неограниченной властью. Он мог вести не только допрос, но и вершить суд и применять наказание, если на флотилии возникало неповиновение или мятеж. Ничего не ответив коммодору, он приказал заковать его в цепи и содержать на нижней палубе. Затем он велел просигналить, чтобы на борт прибыли все капитаны. Прибыл и Вандердекен. Адмирал созвал военный суд. Приговор суда мог быть только один: коммодор виновен в нарушении приказа. Филипп тоже был вынужден подписать протокол. После заседания адмирал назначил коммодором Филиппа, проявив осмотрительность, поскольку никто лучше его не годился на эту должность. Затем капитанов отпустили. Филиппу хотелось переговорить с осужденным, но охрана не разрешила, и ему пришлось удовлетвориться лишь дружеским кивком коммодора.

Чтобы команды могли полностью поправиться, корабли еще три недели находились возле Фолклендских островов. Мясо уже кончалось, но на островах было много съедобных растений и большое количество пингвинов, которые тысячами собирались на одном из островов. Мяса и яиц пингвинов добывалось вполне достаточно. И хотя эта пища скоро надоела, она все же помогала выздоровлению людей. Вскоре на кораблях больных цингой не осталось. Все это время коммодор был закован в цепи. О его судьбе строились разные догадки. Все понимали, что его жизнь находится в руках адмирала, но никто не верил, что он применит власть к столь высокопоставленному офицеру. С другими капитанами Филипп не общался, и поэтому не знал, что происходит. Лишь иногда, появляясь на адмиральском корабле, он позволял себе задать вопросы о коммодоре, но ответом ему было молчание. Беспокоясь за его судьбу, он перестал их задавать. Флотилия приближалась уже к Магелланову проливу, но никому не были известны намерения адмирала в отношении коммодора.

Прошло четырнадцать дней, прежде чем, отойдя от Фолклендских островов, они подошли к Магелланову проливу. Вначале флотилия шла при попутном ветре, но затем он сменился, и теперь корабли боролись как с ветром, так и с течением, и больше отходили назад, чем продвигались вперед. От напряжения и холода люди начали заболевать. Было ли все продумано адмиралом заранее или это был выход затаенной злобы оттого, что плавание превратилось в пытку, остается загадкой. Но вот по его приказу флотилия легла в дрейф, и он призвал к себе на борт капитанов, объявив им, что осужденный должен понести наказание. Приговор гласил, что коммодор является дезертиром и должен быть высажен на берег, имея с собой провизии только на одни сутки, и, таким образом, обречен на страшную смерть от голода. В те времена голландцы, как видно из многочисленных описаний их путешествий, нередко прибегали к такому наказанию, но оно, однако, редко применялось к офицерам.

Филипп высказался против такого решения, его поддержал Крантц, хотя оба понимали, что этим вызывают к себе ненависть адмирала. Остальные капитаны, с завистью поглядывавшие на Вандердекена и Крантца, поддержали адмирала.

— Вы знаете, адмирал, — сказал Филипп, — я подписал документ о нарушении коммодором приказа. Но этот поступок достоин прощения, поскольку коммодор совершил его во имя спасения команды. Ведь и вы по той же причине повторили его. Не наказывайте его так строго. Пусть это дело уладит Компания, а коммодора отправьте под арестом в Голландию сразу же, как только мы придем в Индию. Достаточно уже того, что он отстранен от командования. Сделайте так, и вас никто не обвинит в мстительности. О какой доброте мы можем говорить, коль сами совершаем такую несправедливость? Можем ли мы надеяться на помощь провидения в борьбе с ветром и течением, если так жестоко обращаемся с ближним?