Микко Римминен - Роман с пивом

• Название: Роман с пивом
• Автор: Микко Римминен
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0855-2

Дебютный роман молодого финского писателя Микко Римминена (род. 1975) повествует об одном дне из жизни трех приятелей, живущих в самом сердце Хельсинки — районе Каллио. Главные герои — Маршал, Жира и Хеннинен — проводят все свое время в бесцельных блужданиях по паркам и скверам родного района, потягивая пиво и предаваясь созерцанию и бесконечным разговорам ни о чем, в то время как перед ними, как на сцене театра, разворачивается привычная картина городской жизни во всем своем рутинном разнообразии.

---

— Я, пожалуй, пойду поищу Анну и Марьятту, — сказала Лаура.

— На хрена? — спросил Жира.

— Чего?

— Да ладно, не обращай внимания.

— Что ж они такие пугливые, Анна и Марьятта, чего они так сиганули-то, а?

Теперь, когда их имена были известны, этот вопрос казался вполне естественным, вообще удивительно, что за такое короткое время произошло два вполне естественных и одно экстраординарное событие.

— А кто их знает. Они весь день были какие-то мутные. Идиотки.

— Надо бы, это, проследить за ними, — сказал Жира и понял, что прозвучало это несколько излишне заботливо, а потому он тут же принялся лениво почесывать свой живот.

— Эти придурки забрали всю выпивку, что ж мне теперь делать?

— Отбирать у нас, стариков, они не посмели, — сказал Жира, — ты тоже можешь взять.

— Что же мы будем делать с Хенниненом? — спросил Маршал.

— Понятия не имею. Может, пойти спросить у какого-нибудь шерифа в конторе, а то я не знаю, куда его повезли.

— А может, лучше просто подождать его здесь, — сказала Лаура и усталым жестом отклонила протянутую ей Жирой бутылку пива, которую он достал из пакета. После того как бутылка не подошла, он стал, гремя, запихивать ее обратно в пакет.

— Да уж, — сказал Маршал, — сложно что-то сказать.

— Слушайте, а я вам рассказывал историю про пиво в пакете? — неожиданно спросил Жира, словно к нему после непродолжительного перерыва вновь подключили питание. — Просто вдруг вспомнил в связи с этим пакетом и пивом.

— Рассказывал, на хрен, я же сам там был, — сказал Маршал.

— Да, но она-то не слышала, забыл, как тебя зовут.

— Лаура, — сказала Лаура, которая в самом деле была Лаурой.

— Ну вот, прости. Так вот, Лаура — она не была и не слышала.

— По-моему, у нас и без твоих бородатых анекдотов есть над чем подумать.

— А мне кажется, это история будет очень кстати.

— Да рассказывай уже, — сказала Лаура.

— Ты же собиралась идти искать своих подруг, как их там зовут, я снова забыл. То есть Марьятту я, конечно, помню, у нас с ней было одно общее дело, но не с этой Марьяттой, а вообще с именем. То есть я, конечно, не имел в виду, что тебе надо уходить, ты вообще клевая, эх, ё-мое, похоже, я снова влип в ситуацию и теперь говорю, как какой-нибудь, на фиг, герой-любовник. В общем, боюсь, что буду не в состоянии слушать россказни Жиры. Вот.

— А я послушаю, — сказала Лаура.

— Вот и хорошо, — обрадовался Жира.

— Я хорошо умею слушать.

— Уж постарайся, детка, — сказал Маршал.

Но история была такая короткая, что долго рассказывать не пришлось. Суть была в том, что в каком-то кабаке незадолго до закрытия заказали полные кружки пива, и не зная, что делать, попросили принести полиэтиленовый пакет и вылили все пива туда в пакет, а потом шли по улице и сосали по очереди, через дырочку в уголке. История на самом деле была совсем коротенькая, и, рассказав ее, Жира весь как-то сжался и потускнел, он, наверное, думал, что ее хватит надолго, наверное, думал на целый роман хватит.

— Пожалуй, мне пора, — сказала Лаура. — Что-то совсем не хочется оставаться здесь с такими, на фиг, героями.

Она встала и пошла прочь к кустам, которые совсем недавно проглотили ее подруг. Жира остался сидеть на месте с таким видом, словно всерьез задумался над тем, ушла ли она из-за пива в пакетике или просто ушла.

Одинокий порыв ветра принес фрагмент визга с американских горок ближайшего луна-парка. Маршал негромко вздохнул, словно бы в подтверждение чему-то или просто так, затем лег на спину и задумался о предстоящем нелегком выборе, который, в сущности, сводился к тому, отдать ли предпочтение Хеннинену или девушкам, которые на самом деле были откровенно несовершеннолетние и теперь уже откровенно далеко ушли, а потому, как следует из этих вышеупомянутых причин, в настоящий момент были абсолютно недоступны, с другой стороны, об окончательном месте пребывания Хеннинена тоже не было ни малейшего понятия, и вряд ли в ближайшее время этот вопрос мог как-то проясниться, к тому же если серьезно задуматься, то было во всем этом еще одно обстоятельство, а именно то, что лежать на траве было, как это ни странно, до ужаса приятно, по телу расползлась сонная нега, а в небе пролетела чайка, и все казалось таким умиротворенным, хотя в голове и появилась мысль и не только появилась, но даже пыталась там утвердиться, что летела она совсем не ради удовольствия, а искала себе пропитание или намеревалась что-нибудь разорить или разрушить, но в небе было еще и солнце, и оно какое-то время недвижно висело, всматриваясь в даль, а потом со скрипом закатилось за крышу соседнего дома, прикинувшись пожаром и заглянув напоследок в окна верхних квартир.

Где-то совсем неподалеку завыли сирены пожарных машин, и стало вдруг совершенно непонятно, что же это такое вокруг, и все происходящее смешалось в один большой ком, так что и сказать невозможно, во сне ли все это или наяву или, может быть, в каком-то совершенно новом измерении, пожарные машины продолжали выть, и казалось, а не солнце ли это что-то там подожгло, а может, именно из-за них, из-за машин, стало вдруг очевидным, что ты не где-нибудь, а в парке, лежишь на траве, а все вокруг окутано густой и черной полуреальной пеленой, так что парка и не видно даже, но ты его чувствуешь, чувствуешь, как некую форму, и все же, пожалуй, это был сон, не может такого происходить наяву, и в голове снова зароились всякие мысли о том, что случилось за день, и стало вдруг казаться, что плывешь над каким-то древесным складом, а там внизу доски, доски, а между ними лежит голый Хеннинен, фу-ты, черт! — но на самом деле он был не совсем голый, на нем были массивные генномодифицированные черные туфли, там же вместе с Хенниненом были и те двое полицейских, но они накопили какой-то удивительный заряд сияния и теперь светились, как электрические лампы, и стегали Хеннинена блестящими полуметровыми кабачками, жалкое это было зрелище, этот сон, такой, о котором хочется кому-нибудь рассказать, сразу как проснешься, но который, как ни старайся, невозможно передать словами, и вот уже публика начинает засыпать в середине третьего предложения, но заменить это третье предложение никак нельзя, ведь оно начинается где-то в туманном сумраке на пересечении яви и сна, там, где все похоже на одну большую вращающуюся воронку, и даже сейчас, в этот вот самый момент, было непонятно, что же там происходит, на какое-то время разум все же соглашался на сдельную работу, и тогда события приобретали вдруг некую очередность, опирались, так сказать, на реальную основу, а уж как только процессор начал работать безостановочно, действительность стала снова постепенно восстанавливаться — вначале вернулась темнота, а потом и все земное, воющие пожарные, воющие «скорые», воющие полицейские, а вместе с ними и все другие, тоже воющие, а потом вдруг раз — и стало светло.

Пожарные все еще выли, но было уже совсем светло. Прошло некоторое время, прежде чем с трудом удалось открыть глаза, хотя «открыть» не совсем верное слово, они и так были открыты, но было слишком светло.

— Ого, — сказал Маршал. Это был возглас, который произносят в том случае, когда действительность не соответствует возлагаемым на нее ожиданиям, а именно это в данном случае и произошло.

Затем поблизости стало что-то проявляться. Это что-то было неопределенно-черное по цвету, а по бесформенности напоминало туфли Хеннинена. Воющие машины скрылись за поворотом, и теперь их жалобы блуждали между домов, становясь прерывистыми и невнятными, как на заезженной магнитофонной ленте.

Травинки щекотали ухо, и плотная пелена перед глазами стала рассеиваться. Маршал вытер со щеки убежавшую слюну. По абсолютно непонятным, несмотря на благие намерения, причинам было такое чувство, что он проснулся в Миккели, или где-нибудь в Пиексамяки, или какие там еще есть дикие места.

— К черту, ну и состояньице. Долго я спал?

— Прости, времени не засекали, — развел руками Жира.

— Снова здорово, — бросил Хеннинен. — Чего ты, бля, прикопался к этому времени?

— Просто подумал, а вдруг уже вечер.

— Ну, солнце, как видишь, все еще светит, — сказал Хеннинен.

— То есть можно сказать, что вечереет?

— Скорее дневает, — сказал Жира. — Или клонится к вечеру. Солнце его жизни медленно клонилось к закату.

— Мне снилось что-то ужасное, но уже там во сне я понял, что это какой-то бред и что рассказать его я никогда никому не смогу. То есть вам я сейчас уже рассказываю, но больше никому не буду, эх-нах, я, по-моему, все еще где-то в дебрях.

— Очень так по-городскому, — сказал Жира.

— Ах да, там во сне был такой момент, что эти мудилы затащили куда-то Хеннинена и угрожали ему ужасными овощами-мутантами или даже мутантами-овощами. Но может, и правда это была только угроза, и до тяжелого рукоприкладства дело не дошло, тут уж не знаю. Но сон, в общем, был приблизительно такой.