Николай Омельченко - В ожидании солнца (сборник повестей)

• Название: В ожидании солнца (сборник повестей)
• Автор: Николай Омельченко
• Издательство: Радянський письменник
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1980

Обе повести, вошедшие в книгу, — о тружениках современного кино, о творческих поисках, удачах и поражениях, наполняющих беспокойные будни представителей этого популярного вида искусства. Не у всех героев гладко сложилась судьба, но они настойчиво ищут свое место в жизни, отстаивают высокие идеалы в повседневных делах, в творчестве, в любви.

---

Она рассмеялась, весело и откровенно принимая его шутку.

— Да вы кто такая?

— Не узнаете? — удивилась женщина и тут же, поняв, что Мережко действительно не помнит ее, добавила почти с грустью. — Я Марина, бухгалтер, в прошлом году накануне Восьмого марта на киностудии подменяла нашего старшего кассира Антонину Михайловну, вы получили аванс и подарили мне коробку «Птичьего молока». Помните?

— Ну как же, — вновь склонил голову Мережко, хотя, конечно же, ничего не помнил, в тот гонорарный день перед Восьмым марта он многим на студии что-то дарил. — И не потому, что я вам что-то там дарил, а потому, что вы меня по-настоящему выручили, перед таким прекрасным праздником — и вдруг гонорар!

— А вы перед отъездом на студии ничего не получали?

— Нет, обхожусь пока своими.

— Так я вам могу сейчас заплатить. Деньги есть, — доверительно, с готовностью сообщила Марина.

— Спасибо, Марина. Пусть они пока у вас побудут. Так надежнее.

— Хоть вы не похожи на других, — вздохнула Марина. — А то просто жуть, ужас какой-то! Особенно в такие дни, как сегодня, когда все баклуши бьют, когда группа не снимает. Так и прут все за авансом. Давай и давай! Да что у меня — деньги свои? Они ведь казенные! С утра хотела сбежать, да зонт забыла. Сейчас возьму — только меня и видели!

Но сбежать Марине не удалось — в коридор впорхнула бойкая стая киношников. Они весело и победно загудели, помахивая какими-то бумажками, и, подхватив Марину под руки, потащили в ее номер — кассу.

— Не знают, куда себя девать, — пожаловался, подойдя к Мережко, Цаля. — Дома-то семья, дела, заботы. А тут — свобода… А свобода и безделье требуют денег.

— С самого утра и уже в философию?

— А что мне остается? — грустно вздохнул Цаля.

— Следуй за народом, он мудр.

— Мне уже не дают, я все авансы выбрал.

— Одолжить?

— Нечем отдавать.

— Могу и так дать.

— Не нищий, просто так не беру, — обиделся Цаля.

— Ты знаешь иной выход? — невесело улыбнулся Мережко.

— Знаю, — нетерпеливо кивнул Цаля. — Купи у меня сюжет. Их у меня навалом. Лучший, сам понимаешь, не продам, пригодится еще. Но кое-что имеется…

— Валяй.

— Но не тут же, стоя в коридоре…

— Пойдем в ресторан, пообедаем, полезное с приятным, — предложил Александр.

— Нет, спасибо, мы уже скинулись с ребятами, обедаем в номере.

— Будешь пить?

— А ты не хочешь, чтобы я это делал?

— Ты этого не хочешь больше, чем я.

— Ты прав, Саша, — вздохнул Цаля.

— Червонца за сюжет хватит? — пошутил Мережко, вынимая бумажник.

— Если бы за все мои сюжеты мне давали по червонцу, я стал бы самым богатым человеком, — небрежно пряча деньги в нагрудный карман своего старого, потертого пиджака, оживился Цаля.

— Не пей, старик, — положил Цале руку на плечо Александр.

— Как сказал когда-то Оскар Уайльд, единственный способ отделаться от соблазна — это поддаться ему, — невесело ответил Цаля, но тут же поспешно добавил. — Не буду, Саша, не буду, я свое выпил. Постараюсь, Саша… — И, нетерпеливо кивнув, быстро зашагал по коридору.

В ресторане кормили какую-то делегацию — даже столики киношников были заняты. Из темноватого угла у самой кухни Александру помахал рукой оператор Леня Савостин. Он сидел за служебным столиком, и белокожие щеки его были алы от гнева.

— Полчаса жду, — уныло пожаловался он Мережко и тут же вскинулся. — Девушка!

Мимо с тяжело нагруженным подносом в руках пропорхнула легкая, подвижная официантка в неимоверно белом, снежно похрустывающем переднике; на высокой прическе зубчатый, как корона, накрахмаленный венчик. Лицо ее пылало не меньше, чем у Лени Савостина. Возвращаясь, она бросила на ходу просяще:

— Обождите минуточку!

— О, эта восточная минуточка! — воздел кверху руки Савостин.

— Как будто на западе она короче, — хмыкнул Мережко.

— Один черт… Девушка!

— А куда спешить в такую погоду?

— Хотел с утра пораньше, пока дождь, проскочить к Змеину, посмотреть натуру. А вдруг после обеда будет солнце? Ведь эту погоду никто никогда не угадает! Я такого невезения и не припомню.

Мережко усмехнулся про себя. Леня произнес последние слова так, будто за его спиною была целая жизнь в кино. А ведь он еще очень молод, снял всего лишь две-три картины. Правда, говорили, что талантливо.

— Интересное место? — спросил Мережко.

— Да само по себе не очень, здесь есть куда интереснее, но нам нужно снять кусок эпизода со степью, а там должно быть что-то похожее. Не пустыню же вместо степи снимать…

— А что, это дома нельзя снять? Да и снимали ведь уже, кажется…

— То все полетело. Сначала брак пошел, а потом, как ты знаешь, Галка не потянула.

— Не знаю, может, я не смыслю в этом, но Кобер-ская мне нравилась, да и женщина она красивая, — сказал Мережко.

— Красота и талант редко уживаются в одной персоне. И не всякая красивая актриса может сыграть красавицу. А вот каждая, по-настоящему талантливая, — сыграет. Околдует своей игрой — и, будь она даже уродиной, докажет на экране, что она красивее всех в мире, — пылко и убежденно говорил Савостин.

— Возможно, но ведь Галка Коберская не без таланта.

— У нее талант особый, на определенные роли. Но бывают роли, вот как в твоем сценарии, не ее, не для нее. А Коберский и режиссер способный, и человек умный, но имеет присущие всем режиссерам мира недостатки — хочет сделать свою жену звездой, вернее, так хочет она. А что получается из всего этого, ты сам видел. Хорошо, что у него хватило здравого ума вовремя убрать ее. А вот сейчас Вера Потапова хоть и угловатая, и ножки как спички, а на экране посмотришь — влюбишься. И всех за собой тянет!

Леня вдруг резко поднялся и, раскинув руки в стороны, загородил дорогу спешившей мимо официантке:

— Девушка!

— Ну что вам?

— Того, что я хотел, уже не будет, уже поздно. Яичницу и черный кофе. А заодно и книгу жалоб. Сейчас испорчу вам биографию.

Официантка быстро нырнула под отведенную в сторону Лёнину руку, подошла к какому-то ящичку, висевшему на стене, нервно выдернула из него книгу и бросила на стол.

— Вежливо, — вздохнул Савостин и прочитал вслух — «Книга жалоб и предложений». — Полистал, просматривая записи, и спросил у Мережко. — Ты когда-нибудь в подобной книге видел хоть одну жалобу или предложение?

— Я и книги никогда не видел, — усмехнулся Александр.

— Счастливый ты человек.

Официантка принесла сразу и яичницу, и кофе.

— Написали? — спросила она.

— Нет, уже некогда, — мигом расправляясь с яичницей, ответил Савостин, — за меня напишет вот этот дядя, — он кивнул на Мережко. — Только имейте в виду: если вы не обслужите его в течение последующего часа, он испишет всю книгу до конца. Он любит это дело, ни одной страницы не оставит для тех, кто из симпатии к вам пишет благодарности.

Залпом выпив кофе, Леня поднялся, поклонился официантке и потопал своей быстрой развалистой походкой к двери.

— Смешной он, — пожала плечами официантка, — вечно спешит, спешит. И вообще — все спешат. Вот делегация эта иностранная… Такое тут начальство подняло — давайте, давайте! Бросайте все — и только их! А вот теперь, пожалуйста: сидят и курят, а вон тот, что у окна, даже спит. Правильно говорят, что все суета сует…

— Вас как зовут? — перебил ее Мережко.

— Нина.

— Так вот, Ниночка, принесите и мне что-нибудь.

— Ой, я сейчас, — спохватилась она. — Вам что?

— Можете то же самое, что и моему товарищу.

Позавтракав, Мережко поднялся наверх, постучался в номер к Коберскому. Никто не ответил. Неужели спит? Вряд ли, он знал, что Аникей вставал рано. Спросил у дежурной, не выходил ли режиссер из номера. Та ответила, что уже давно вышел, походил по коридору, позаглядывал в другие номера, а потом и вообще ушел из гостиницы. Мережко даже обрадовался, что не застал его: не хотелось вот так, с ходу окунаться хоть и в небольшую, но все же работу над уже порядком надоевшим сценарием, да и появилась возможность побродить по незнакомому городу, он всегда это очень любил.

4. Мне бы ваши заботы…

Вчерашнее ожидание солнца, разговор с Мережко и разные мелкие неурядицы в группе, которые всегда сопутствуют съемкам, так утомили Коберского, что он даже не занес в свою записную книжку традиционную, хотя бы краткую запись. Не раздеваясь, прилег отдохнуть и уснул.

Поднялся рано, долго слушал мерное шелестение дождя, потом, как бы не веря, что со вчерашнего дня ничего не изменилось, постоял у стеклянных балконных дверей, тупо глядя на взблескивающие под светом фонарей лужи на дороге и тротуарах, на чью-то сиротливо мокнущую у соседнего дома машину, и присел с записной книжкой к столику.